Небесные верблюжата. Избранное

Гуро Елена Генриховна

Песнь холода

Странным чудовищем выглядят лошадь и сани, Это ты, голубой холод. Тише и тише становится в поле пустынном… Санки скачут, Скользят, зарываясь в сугробы, Сил нет прорваться чрез скованный воздух. Грудь щемит голубой холод. Замерзшее небо с заката слегка голубеет сжато. Это ты, голубой холод. Все тише и тише молчанье сжимает и давит… Это ты, голубой холод. Тише, все тише, Все пусто, все поле… Это ты, голубой холод. Замерзли движенья, звуки, Это ты, голубой холод. Голубой холод.

Счастье судьбы

Не решай, не взвешивай тайны жизни… Тайну тела допусти… И не бойся ты ответа. Пустыри. Заросли

цветами и брусникой… Пустыри в даль склонились беззаветно. Друг за другом наклонились (верески), поросли — Не борись против судьбы, суходолы, пустыри — и скрипят над ними сосны и осины… Тянутся в безвестность.

«Вечереет…»

Вечереет. Море синее улыбается… Сосны спят. — Словно в солнце мне страны новые открываются, струны словно обрываются в душе, и так больно… В солнце сосны спят. Вечереет, и невольно Мысли тайне говорят… — Не расти во мне громадное блаженство, Откровенья страны новые закройтесь Иль от этой боли сердце разорвется, струны к откровенью не готовые!

Мечты

(Из македонских мотивов)

В отсвете фонаря железная решетка Колышется на потолке тюрьмы. Молчание… И в темноте толпятся И жуткие, и странные мечты. Они играют в отблески… И вьются, И прячутся, и вновь глядят в окно… Они кивают мне… И шепчут, и смеются, И глядят.

Стихотворение в прозе

Протянувшись, все застлали вечерние, холодные, серебристые облака над серебристо-переливной цветущей рожью…

Только в одном месте точкой прорвалась и горела, только искра… искра огненного неба…

Я захотела на нее взглянуть еще… но было уже равно серебристо и тихо… в этот холодный вечер Мая.

А когда я оглянулась, белые колокольчики брусники свешивались с высокого песчаного края дороги, как подвенечные цветы…

В этот серебристый тихий вечер Мая…

Белая свадебная песнь Лесного короля

Оттепель сразу нежданным теплом Снежные мхи все одела кругом, талые мхи. В инее церковь белеет седом, В инее церковь белеет седом, белая церковь. Светят глаза, улыбаясь глазам, Белые липы стоят по бокам, липы-невесты. Радость любви улыбается нам, Мрамором нежным оделись везде белые камни. Нежно поют пастухи о весне, Капли поют и звенят о тебе, белое счастье. Белые липы стоят в стороне, белые липы. Радостно дружба сияет тебе, белое счастье, Радостно дружба сияет тебе, белое счастье.

«Прозрачной грезой облака…»

Прозрачной грезой облака Сливаются в дали, С лиловой дымкою лесов Ликующей земли.

Белый хмель

Под мостками мороз поскрипывал, она шла со стирки, запоздавши, второпях. Подошел к ней, в сумерках, господин красивый, господин красивый весь в бобрах. «Ты красавица, ты красавица неневестная… Ты голубушка, ты сударушка молода…» — «Опозднилась я, барин, со стиркою». (Смотрит, — барин-то уже лет сорока!) «Ты красавица, чародейница, ты ясночка! Не видал ли, видал ли я тебя. Мне давно, давно б горела звездочка — да метель-чаровница замела». Что напела им снегурка той зимою, что напела чудодейница той порой: «Увезу тебя в богатые хоромы, будешь ты мне, милая, как женой». «Барин ты красивый, да богатый. Много домов всяких, да госпож…» И насупился, нахмурил брови, стал еще ей более пригож. Что она решалась не решалася… Он в бобрах по черной лестнице ходил. С чем встречалась, расставалася… С чем рассталася — то Бог судил. «Как снежиночка, вкруг звездочек крутилася, как веселый белый вихорь завился… Ты веселое похмелье совершилося, что хмельнее пьяного вина». «Ах, красотка, ты белая, ясночка, ты, сударушка, погоди. Я видал ли тебя? Встречал ли тебя?» Ты, мятелица, крути, крути.

Баллада

Ничего о них не знали, Знали только, что являлись Они с озера лесного. Сестры с озера их звали. Три красавицы прекрасных Приходили лишь под вечер К девушкам на посиделки. Не похожи они были На детей земли обычных. Вились локоны волнами На плечах их величавых. Говорили о закатах Кудри,

волны золотые, О струях озер огнистых — Очи темно-голубые! Очи первой — изумруды, И синели очи средней, Очи третьей голубели. До конца на посиделках Никогда не оставались. Почему? Не отвечали, Только молча улыбались. И едва они являлись, Дивно отблески струились По стенам червонной рябью, Вот заткались в нитях света Нежные фигуры! Чем-то веяло прелестным, Пахло елью! И примешивался сон воспоминанья К общему веселью. Словно что-то неземное было с каждым, Что-то новое, другое… Как весною! И их пряжа дорогая, Точно солнца свет лучился На осенних паутинках, Как пушиночки весною От цветов сорвались ивы, И летают как снежинки, Точно месяц между елок, Что танцует на росинках! Весело на посиделках, Парни лакомства приносят, Но занятней всех их Густав, В играх, шалостях, проделках! Но все чаще смотрит Густав В очи синие у средней. Гордый блеск их непонятный И таинственно волшебный! Сразу Густава пленили Эти девушки лесные, Но зачем уходят рано, Что за тайны неземные? — Так обидно, только радость И веселье расшумятся, Молча складывают прялки И уходят — не простятся. Что же было б, если дольше Вы осталися меж нами? Но ему не отвечает Дева с синими глазами! Только сдержанно над пряжей Чудной низко наклонилась. — И подумал он сердито, Только сердце страшно билось: «Ладно! Все я сам узнаю — Буду очень я стесняться! А сегодня я за полночь Огану с вами развлекаться!» У часов в углу хрипевших Тихо стрелку переставил — Час удачный, час заветный Пропустить он их заставил. И ушли они, не зная, Что уже двенадцать било! Но с тех пор не возвращались — Ночью этой страшно было — Стонов, судор<о>жных кошмаров Рой носился над деревней, Наводил тоску и ужас — Сновидений смысл кровавый. Говорили, этой ночью к утру Густав помешался. Я не знаю, но печальный Он везде потом скитался. Никому с тех пор в том крае Больше сестры не явились. Стало скучно, обыденно, С этим люди помирились. Я же тихими шагами Выйду к озеру лесному. Выплынь, дева золотая! С белокурыми волнами! Я подсматривать не буду Тайны ночи! И подыскивать не буду объясненья: Как ни спрашивал у леса, Отчего хвоистый запах Зелено-смолистых сосен Юно-радостные мысли Вдруг нежданно воскрешает! Как ни спрашивал порою, Почему себя мы чуем, Словно вовсе не собою — Почему на вешнем солнце Бревен груды золотые Веют будущего снами, Запах земляной так манит, В настроенья мир приводят Вечно тайные ступени… Я не спрашивал… и в мыслях Преклонял всегда колени! И из озера немого Под вечерними лучами В цвет оранжево-огнистый Разодета волосами, Выйдет на берег сосновый, На покрытый ярко мхами, Выйдет тайным гордым чудом Перед скромными глазами.

Истерия

Как это сложилось? Смешно! Ничего не складывалось. Просто взяли новую прислугу… Это было необходимо. Рекомендовала ее хорошая знакомая, к которой было очень весело ездить уславливаться: было точно хлопочет настоящая хозяйка; ей в жизни очень важны ее чайный сервиз и обеденная церемония.

Все очень удобно: она пожилая, не будет бегать. Опрятна; финляндка!

От нее повеет здоровый воздух озер и сосен. В кухне будет светло: солнце и желтые соломенные стулья.

Я стану часто, часто забегать туда болтать с ней не освежающем деревенском языке. Это отвлечет от запрещенных умственных утомлений.

Приблизится желанное завоевание душевного здоровья. Отлично: заниматься, не думать о сальной стряпне.

Мне вообразилось, что от нее станет весело, как от песчаных дорожек Финляндии.

Потому, едва ее привезли, тотчас вылетела к ней навстречу.

«Здравствуйте! Ну как доехали?!»

И вдруг что-то сжалось! Струйка… Маленькая неловкость. Она натянула губы и не ответила, и сама не поздоровалась; замкнуто, без отзыва, точно обиделась.

У меня сердце стало неприятным в груди. Я почему-то заторопилась выскочить и уже через три комнаты почувствовала облегченье: Ну, отделала встречу! Точно урок. Значит, отчего-то поздороваться с ней было тяжело? И маленький раздражающий сквознячок поселился в квартире. Это стало, как беспокойная зубная боль: никогда не быть от нее в безопасности.

Она приходила постоянно, прерывала мою работу.

Разговаривала, понимать ее уродливый ломанный язык было трудно, и от первых слов ее разговора думалось: «Когда же кончится… когда же кончится?..» Все хотелось пересесть и постоянно переходить с места на место.