Небесный летающий Китай (сборник)
Шрифт:
Первой заговорила артиллерия. Она не причинила захватчикам ни малейшего вреда. Шары разлетались вдребезги, но тут же оседали мелкими каплями, и там, где был один пришелец, оказывалась сотня. Враги молниеносно достигали зрелости и чинили новые бесчинства.
Тогда военные применили боевые отравляющие вещества, напалм и лазерное оружие. Яд был шарам нипочем; из пламени они выкатывались невредимыми, а лазеры повторили успех пулеметов и пушек. Надолбы, рвы и прочие заслоны не производили на них никакого впечатления.
Маршал, окруженный штабными генералами, дневал и ночевал над картой. Он безнадежно отодвигал
– Мы братья по разуму, – говорил он, отчаявшись и подражая главе государства. – У нас должно быть что-то общее.
– Нам недоступны их мысли, – отвечал ему научный консультант. – Но кое-что общее у нас действительно есть. Любое живое существо стремится в первую очередь выжить. Это альфа и омега, основа основ.
– Выживание, – повторил маршал, вытирая взопревший лоб. – И что это нам дает?
Советник пожал плечами.
И маршал возложил последнюю надежду на ядерное оружие. Но и оно не помогло. Когда он всмотрелся в экран, где расцвела вспышка, его взору предстали бодрые, нисколько не поврежденные шары, которые он поначалу принял за расползавшиеся клубы дыма.
– Я даже не могу капитулировать! – возопил маршал, заламывая руки. – Как тут сдаваться? Они не станут слушать и будут переть, пока не займут все свободное пространство.
Через два часа к нему вбежал взмыленный адъютант.
– Они волочат какой-то ящик! – крикнул он, забыв о субординации. – Четыре шара! Катятся к командному пункту, а сверху стоит какой-то прибор!
И маршал просиял.
– Переговоры! – воскликнул он. – Это уже кое-что!
– Я в этом не уверен, – осторожно возразил консультант, но маршал не стал его слушать и нарядился в парадную форму.
– Если погибну, то с честью, как подобает солдату, – так он сказал.
И вышел навстречу парламентерам.
Шары застыли в десяти шагах от него. Огромный короб соскользнул и глухо ударился о землю. Из него забулькал голос:
– Мы приносим глубокие извинения за досадную задержку. Переводное устройство сломалось при падении, его пришлось долго чинить. Теперь мы готовы объясниться.
Маршал так разволновался, что снял фуражку. Но в нем опять заговорил солдат.
– Полагаю, вам хочется выжить, – брякнул он первое, что вспомнилось.
– Выжить? – изумился короб. – Больше всего на свете мы хотим сдохнуть. Простите.
Маршал не нашелся с ответом, и тот продолжил:
– Это величайшая беда и величайшее чудо нашего племени. Мы бессмертны. Но мы веруем в смерть. Это основа нашей религии и философии. Наш бог претерпел великую радость и навсегда умер в цирке. Мы не можем повторить его подвиг, но верим, что когда-нибудь это случится. До той же поры мы вынуждены странствовать и заселять чужие миры. Но с вами мы чем-то похожи. Мы рады, что потерпели крушение в вашей стране, которая тоже жива только чудом.
Маршал помолчал, затем подозвало адъютанта.
– Думаю, мы договоримся, – шепнул он. – Сообрази нам что-нибудь закусить.
Зонтичный бренд
Солнце садилось и было похоже на остывающую топку, куда затягивало стрелы цветастых облаков. Недостроенный особняк красного кирпича в окружении зелени имел в себе нечто от подосиновика.
Над черной непроницаемой
Беспородный пес лежал невдалеке, положив голову на толстые лапы.
Краснолицый запрокинул голову, прищурился на ласточек, круживших высоко в небе.
– Жалко, – сказал он тоскливо, и в этом сожалении сквозило что-то застольное, банкетное, томящееся по цыганскому хору. Но в то же время казалось, что краснолицый сейчас добавит: «Да и пропади оно пропадом».
– Да и пропади оно пропадом, – добавил он, не медля ничуть.
– Не расстраивайся, – сразу откликнулся седой. По его тону легко было догадаться, что эти слова он произнес уже не однажды и терпеливо повторяет их, как мантру. – Затихаримся на пару лет – ты и не заметишь, как они пролетят.
Первый опрокинул стакан, болезненно поморщился. Пес встал и озабоченно подошел, принюхиваясь. Он живо интересовался разного рода глотанием и видел, как краснолицый что-то проглотил. Тот взял двумя пальцами кружок колбасы и бросил псу, который поймал эту небесную манну на лету.
– А этого что? – Седой вытер губы и кивнул на пса. – С собой заберешь?
Пес приблудился нынешним летом, и краснолицый успел к нему привязаться.
– Какое там, – он с сожалением отмахнулся. – Куда я его дену? Вот и животину жаль…
– Такая полоса пошла, – пожал плечами седой. – Куда ни посмотришь – всего жаль. И пса жаль, и дом… Ну, не пропадет. Жил же он как-то раньше?
Краснолицый подцепил сухую ветку, метнул в воду. Пес, как раз покончивший с колбасой, взвился и на мгновение завис в воздухе.
– О какой, – удовлетворенно буркнул краснолицый.
Пес врезался в воду; голова быстро-быстро поплыла к ветке. Водомеры бросились врассыпную, закачались кувшинки. В зарослях камыша непонятно чавкнуло; собачья голова окутывалась туманом. Под водой домысливался хвост, бешено вращающийся на манер гребного винта. Едокам почудилось, что там, под водой, уже не лапы, а ласты – кто знает, что происходит с вещами, когда они нам не видны.
– Джокер! – позвал домовладелец. – Давай-давай-давай! Работай! Ну-ка, скоренько, плыви ко мне!
Джокер скосил глаза, хапнул ветку и сосредоточенно развернулся.
– Умница! – краснолицый, расчувствовавшийся от выпитого, ударился в сюсюканье. – Ты мой хороший, ты мой бедняга… Бросает тебя плохой хозяин, уезжает от тебя плохой хозяин…
Широко улыбаясь, с веткой в зубах, пес приближался к берегу.
Седой перекатился на живот. Он жевал травинку и недовольно рассматривал мертвый особняк. Техника ушла, таджики ушли, строительная пыль улеглась. Скоро трава, кроша и раздвигая плиты, пробьется; скоро завяжутся постояльцы покрепче – тополя, например. Повсюду будут крапива, лебеда, лютики, одуванчики…