Небесный летающий Китай (сборник)
Шрифт:
Он налил себе из фляжки с вытравленным клоуном в колпаке и с накладным носом.
– Не так ли и мы? – возопил он привычно, когда выпил. – Подумай над этим, Гвидо. Мы ждем чудесного спасения, пребывая в когтях у дьявола. Читай в человеческом сердце, мальчик мой, и у тебя все получится.
Мальчик вышел, ни слова не говоря.
Четвертое выступление Гвидо провалил так же, как первые три, и был освистан.
Последнее, пятое, давали уже в сумерках. Все устали. Воскресный день кончился, и публика собралась самая стойкая и хмельная. Остальные наелись цирком до рвоты.
– Чудо меткости и высшего промысла! – объявил Дядюшка
Если на утреннем представлении эта тирада породила сочувственный рев, то сейчас последовали жидкие хлопки и одинокий глумливый свист. Флора заняла свое место и грозно подбоченилась.
Директор крутанул кресло.
Все это время Гвидо вспоминал неприкаянного уборщика с его узелком. Как только Дядюшка прервал вращение, он подал голос, чего на арене с ним никогда не случалось.
– Счастливого чуда, – прохрипел Гвидо. – Спасайтесь!
Первый кинжал достался Директору, и тот попятился, схватившись за горло. Остальные полетели в публику. Шапито наполнился глухими чавкающими звуками и короткими воплями. Через десять секунд основная часть зрителей отправилась на встречу с чудесами, а те, на кого не хватило ножей, порадовались им на земле.
Кулинарный поединок
Кондрат привалился к стене. Ему достался противогаз на пару размеров больше, чем следовало, и отрава заползала под маску. Яд сгущался и дробился в конгломераты, которые мигом обретали примитивное сознание и хищно вгрызались в щеки. Два шарика устремились к глазам; Кондрат остервенело раздавил их, притиснув резину. Раскинув ноги, он сидел на тротуаре и время от времени поглядывал за угол. Понизу стелился опасный дым, то и дело вскидывавшийся сторожкими столбами – Кленовый Сироп делал стойку и разведывал обстановку, переведя часть себя в газообразное состояние.
Проспект горел. Над кострами разнесся громовой голос:
– Сдавайся, сука! У меня огнемет…
Кленовый Сироп засел в родильном доме – красного кирпича здании, объятом пламенем. Кондрат пересчитал гранаты. Четыре штуки. Если Сироп решится на бегство через боковой выход, то двух должно хватить. Кондрат знал: Сироп изрядно истратился на отравляющий газ, и то густое, что от него оставалось, существенно потеряло в объеме. Мятежник пошел ва-банк – и проигрывал.
– Десять секунд! Время пошло!
Максимилиан угнездился за пулеметом на крыше пикапа; автомобиль лихо кружил на месте – у стрелка, временно занятого огнеметом, не было возможности вращать орудие. Но вот пикап остановился: сержант-водитель ударился лицом в рулевое колесо и затих.
Кондрат рассчитал верно, Кленовый Сироп побоялся отсиживаться в доме. Боковая дверь распахнулась, и высунулось клейкое щупальце. Скоро и весь Сироп целиком вывалился в свои личные боевые испарения. Подобный спруту, он проворно заковылял прочь, и тут Кондрат метнул в него гранату, потом другую – почти без паузы. Кленовый Сироп заклекотал в ужасе; схватился псевдоподиями за место,
Кондрат усмехнулся. Сыроеды образовывали элитный отряд, прославившийся зверствами. Дразнить их не следовало, это были сливки спецназа. Впрочем, нет – слово «сливки» успело стать бранным, ибо именно Сливки на той неделе хладнокровно вырезали сотню людских семей. А сыроедов, скорее всего, оскорбил местный Сахар – уличная шпана, склонная к партизанщине и прочему саботажу; представитель противника, развивший в себе способности к письму. Довольно редкий дар среди ГМО; им обладали еще Соль с Баклажанами, но веганы, с которыми временно объединились всеядные, вытеснили их в спальные районы, где и рубились насмерть.
Тем временем Максимилиан соскочил с пикапа и зигзагами, пригибая голову, добежал до Кондрата. Проспект простреливался; снайперов пока никто не отменил. Особенно отличалась Морковь – очевидно, ее меткость была как-то связана с полезным для зрения каротином. Кондрат поднялся на ноги, протянул руку. Максимилиан деловито пожал ее, снял шлем, провел ладонью по взопревшему лысому черепу.
– Надо подчистить, – пробормотал он, озираясь. – Твари! Друга убили…
Тут из ближнего переулка выскочил Чай, размахивавший саблями, но Кондрат без труда снял его первым же выстрелом. Враг опрокинулся, несколько раз дернул короткими ножками и затих.
– Совсем охуели, – буркнул Кондрат. – Слышал о пленных?
Максимилиан рассеянно покачал головой.
– Насобачились, гады, с генетикой, – пустился рассказывать тот. – Захватывают наших и переделывают. Совсем чуть-чуть – много ли надо! Один укол – и тот уже не наш, то есть с виду наш, а думает гнилое, как они. Поскребешь чуток, и найдешь Голубец или Перепелиное Яйцо.
На закопченном лице Максимилиана читалось сомнение.
– Я слышал другое, – буркнул он. – Что это вовсе не они. Что это наши досовершенствовались. Якобы дело дошло до заказов на деликатесы, то есть это мы сами навыращивали для господ. С виду человек, да только на два или три процента – сквозной кабачок.
– Какая разница, – вздохнул Кондрат. – Ясно одно: теперь придется быть вдвойне начеку. Предстоит, знаешь ли…
– Ложись! – заорал Максимилиан и толкнул его в крошево, оставшееся от туманного Сиропа. – Воздух!
Оба метнулись наземь ногами к источнику звука, руки сцеплены на затылке. Гул налетел и унесся, осыпавшись бумажным дождем. Не поднимая головы, Кондрат потянулся, подцепил листок. Агитка, пропаганда для дураков, сплошные цитаты из «Чиполлино». Овощная, блядь, революция. Тут же ахнули и далекие взрывы, земля качнулась. Бойцы приподнялись на локтях и увидели, как в полумиле от них оседает высотка.