Небесный остров
Шрифт:
– Брось, Надька, меня на улицах пока не узнают, – отмахнулся Димка. И задумчиво протянул: – Может, это ловушка? Место, ты говоришь, глухое. А с квадроциклами, да на горных дорогах, аварии – дело обычное.
– Авария у нас уже была. Вчера.
– И ехали мы вчера как раз к Жене.
– Но кто об этом знал?
– Секретарша – или кто она? – из редакции.
– Да ну, Дима, – пожала плечами Надя. – Тебе уже заговоры везде мерещатся. К тому же дважды в одну воронку бомба не попадает. В аварии нам, похоже, погибнуть не суждено. Тьфу-тьфу-тьфу. – И твердо добавила: – И вообще я не думаю, что Женя – наш враг.
– Любовь слепа, – подмигнул Димка.
– Когда-нибудь, Полуянов, я тебя убью, – вздохнула она.
– Если другие раньше не постараются, – мрачно пошутил журналист. Добавил задумчиво: – В любом случае ехать надо. Что, интересно, у парня за сенсация? Даже не намекнул?
– Нет. Загадочно повесил трубку. Но запросто может оказаться, что какая-нибудь ерунда. Страсти местного масштаба, – предупредила Надя. – Только время потеряем.
– Не будет сенсации, и ничего страшного, – усмехнулся Полуянов. – Своих хватает. Зато любовничку твоему в глаза посмотрю.
И ловко увернулся от удара ее кулачка.
Воздух в горах, виды, буйство красок – Надя просто пьяной была. Да еще и скорость, а Дима гнал быстро, не чета осторожному Жене. Митрофанова сначала влиять на него пыталась: «Не спеши! В поворот не впишемся. Или заблудимся!» Но Полуянов на ее ахи не реагировал, и она плюнула. Перевоспитывать Димку бесполезно – можно лишь принять его таким, какой он есть. Да, с ним надежно – он сильный, уверенный в себе. Настоящий, в общем, самец, вожак стаи. И глупо надеяться, что подобные экземпляры будут принимать в расчет чье-то, особенно женское, мнение.
Да и если они вчера, в гораздо более опасной ситуации, уцелели, то сегодня точно уж выкрутятся.
И не ошиблась: пусть поплутали немного, но к часу дня до «Факела» добрались.
Дима припарковал квадроцикл возле ворот, украшенных огромным замком, потребовал:
– Куда дальше?
– Не знаю, – растерялась Надя. – У Жени ключ был.
– Богатые у него владения. – Полуянов окинул взором длинный забор. Подошел поближе, оценил высоту. Сообщил: – Перелезть при желании можно. Даже тебе.
– А смысл – если там никого нет? – возразила Надежда.
Странно, что Женя их не встречает, – рев-то мотора издалека слышен был. Или он наблюдает за ними из укрытия?
Она неуверенно позвала:
– Женя! Это я, Надя!
Полуянов смотрел насмешливо, да и сама она себя чувствовала неловко.
Никакого ответа.
Дима прошелся перед воротами, проворчал:
– Место, конечно, хорошее. Тихое. Но ненадежное. Раз я по навигатору его нашел, значит, и другие могут.
И вдруг услышали:
– А я ни от кого и не скрываюсь.
Обернулись – Евгений, оказывается, у них за спиной! Вышел со стороны леса.
– Ой, Женя, – растерялась Надежда. И неловко произнесла: – Вот, мы приехали вместе… как ты просил.
И в изумлении увидела: фотограф протягивает Полуянову руку. И произносит даже с пиететом:
– Здравствуйте, Дима. Я вас ждал.
Женя провел их в уже знакомую Наде беседку. Пока шли, он разливался:
– Все удобства! Тень. Вид. И никто уж точно не помешает. Может, чаю, кофе? Рассказ будет долгий…
– О чем? – коротко поинтересовался Полуянов.
Фотограф будто не услышал, продолжал:
– Я думал, как будет лучше? Хотел с главного начать. Чтоб, как говорится, сразу ухватить читателя за губу. Чтоб вы упали, короче.
Надя с Димой переглянулись. Во взоре Полуянова девушка заметила плохо скрываемую насмешку.
– Но потом решил: чтоб вы все поняли, лучше изложить с самого начала.
Умолк. Взглянул им в глаза. Вопросил:
– Вы знаете, кто мой отец?
– Да, – кивнула Митрофанова. – Вениамин Соловец. Бывший первый зам директора Института моря.
– Совершенно верно. Вот с него все и началось.
Вениамин Аркадьевич Соловец человеком был неудобным, многие даже говорили: со странностями. В чем странный? Ну, например, он искренне считал, что любая работа должна выполняться строго за зарплату. Если выбрал себе человек профессию санитара в больнице или сантехника – это его осознанное решение, и нечего надеяться на чаевые или подношения.
А с такой гражданской позицией в российском быту одни неудобства. Например, Женька, еще пацан тогда, однажды в больницу загремел с болями в животе. Обследовали его, установили: аппендицит, не острый, хронический, но все равно надо вырезать, чтоб больше не воспалялся, проблем не создавал. И врач особо подчеркивал: «Хорошо вырезать, аккуратно!» Даже Евгений, совсем мальчишка, сразу понял: намекает доктор, что в конвертике ему поднести надо. А отец будто отрезал: «Он клятву Гиппократа давал. Людям помогать – бескорыстно! – его долг!» И маме настрого запретил: никаких взяток.
Катастрофы не случилось, конечно, и осложнений у Женьки не было. Правда, на операцию явился добрый десяток студентов-медиков. И делали ее под местным наркозом, поэтому он видел: каждому позволили у него в животе поковыряться. А зашивать доверили, видно, двоечнику – потому что шов получился сантиметров десять длиной и толстый, как сарделька. Спасибо, что он не девчонка, от дефекта своего не страдал.
И так во всем. В отпуск всей семьей ехать – отец за билеты сроду не переплатит, и трясутся они в итоге на плацкартных местах, да еще и в разных вагонах. И в ресторанах чаевые давал, только если официант уж очень старался.
Хотя по характеру был добрый, и разжалобить его (если, конечно, подходы знаешь) легче легкого.
Женька отца любил, хотя и посмеивался над ним. Ладно бы тот при социализме свою принципиальность проявлял. Но когда Советский Союз рухнул, мог бы уж со всеми заодно перестроиться.
В Институте моря Вениамин Аркадьевич проработал больше сорока лет. Пришел после учебы на должность эмэнэса и дослужился до заместителя директора. С Вадимом Андреевичем познакомились тогда же. Карьеры делали параллельными курсами, диссертации, что кандидатские, что докторские, защитили в один год. Только шеф без черных шаров, а Соловцу парочку накидали. Не за научные оплошности – за вредный нрав.