Небо бескрылых
Шрифт:
Она взбегает по лестнице в свою комнату и прыгает на кровать с разбегу. Сердце ее поет от счастья. Алекс, чудо мое темноглазое, как я люблю тебя за то, что ты такой!
— 44-
Прутья моей клетки прозрачны и невесомы. Я даже летаю вместе с ней. Собственно, я и не помню о ней — пока не делаю попытки шагнуть за ее пределы. Тогда тонкие невидимые прутья впиваются в кожу и режут мясо до кости — как режет натянутая струна, или капроновая нить, или стальная проволока… и все же это струны, они гудят и звенят, когда я ударяюсь о них.
В эту клетку я вошел сам и сам закрыл за собой дверь. Мне казалось — иначе нельзя.
А ты однажды протянула руку и оборвала окровавленные струны, как рвут паутину — легким движением пальцев.
Тогда я узнал, что такое свобода.
— 45-
Алекс выходит из столичного особняка Бассианусов в глубокой задумчивости. Ее отец не смог бы нагнать на него страху — но он в два счета опутал Алекса обещаниями и обязательствами. Каковы ваши намерения в отношении моей дочери, молодой человек? Что? Не смешите меня, какой из вас жених в ваши годы, с вашим положением — а точнее, отсутствием всякого положения? Вы не смеете компрометировать девушку своим необдуманным поведением, если уважаете ее хоть сколько-нибудь! Слово за слово — и не успел Алекс оглянуться, как наобещал соблюдать тысячу и одну формальность. Ждать — миллион лет! — пока не получит официального согласия господина Бассиануса. Окончить курс с блестящими результатами, чтобы быть достойным своей избранницы. И не тянуть лапы куда не следует.
Черт, как же дальше разговаривать-то с ней?
Но зато через неделю ему дозволено явиться к обеду сюда, в резиденцию премьер-министра, дабы повидаться с Юрис. Ох! официальный обед, в присутствии ее папаши! Боги, за что?
Сам виноват. Нарвался — терпи.
— 46-
Пятнадцать лет. Красив, талантлив, стремительный и изобретательный ум, настоящая страсть к небу и полетам, заслонившая прежнюю страсть к технике. Отчаянно влюблен и теперь это понимает. Также точно знает, что его любовь взаимна, и если бы не безмерное уважение к любимой девушке, вероятно, перешел бы от поцелуев и объятий гораздо дальше. Впрочем, и ее отец вовремя накинул на парня узду, заставив пообещать, что тот не позволит себе ничего лишнего, пока не окончит академию. Поэтому мальчик томится и мается, под кожей бушует скрытое пламя. Иногда он не выдерживает и срывается, тогда летят пух и перья, а порой и более тяжелые предметы.
Постоянная борьба с собой не оставляет сил и времени для детских шалостей. Молчалив, часто угрюм. Чтобы меньше думать о Юрис, учится, как зверь, и, конечно, все равно думает о ней постоянно.
Несколько девушек бредят им, но он вряд ли подозревает о самом их существовании.
— 47-
Второй курс был ураганом. Третий — грозовые тучи и порывы шквалистого ветра.
…Половина двенадцатой группы сбежала после отбоя в кабак. Были пойманы на месте преступления и сурово наказаны. Алекс Роу в вылазке не участвовал.
…Бунт в столовой. Курсант Алзей нашел в тарелке с супом жирного таракана и приколол его вилкой к меню. Третьекурсники зашумели, потребовали выдать поваров на расправу. Алекс Роу посмотрел на разгорающуюся бучу, тяжело вздохнул и ушел.
…Лучшие результаты по всем предметам, кроме современной истории. Сочинение курсанта Роу по дизитской проблеме признано непатриотичным, оценка снижена. Заспорил с преподавателем, вспылил, выскочил из класса.
Вечером постучался в комнату к Тайберту и попросил ножовку — выпилить новую спинку для сломанного стула.
…Весь учебный год — горящий взгляд, устремленный на Юрис Бассианус, и несчастное выражение лица. Вспыльчив сверх всякой меры, но ни разу не довел дело до драки. Стискивает зубы и кулаки — и уходит.
Ножовка Тайберта, а также молоток и гвозди из мастерской окончательно переселились к Алексу под кровать.
Юрис бледна и грустна, но спокойна.
При встрече смотрят друг на друга голодными глазами, вежливо произносят два-три слова и поспешно расходятся. Друзья с тревогой наблюдают за причудливыми фигурами этого балета.
Что делать — они обещали!
…Ближе к концу учебного года они не выдерживают. Сивейн и Алзей потихоньку, чтобы не привлекать внимания, пробираются за ангар номер два, где так удобно обниматься без помех, и обнаруживают, что место занято. В закутке, вцепившись друг в друга, как утопающие, отчаянно целуются двое. Дита хватает Винса за руку и тянет назад. Они выскальзывают из закутка и останавливаются за кустами.
Винс очень громко говорит:
— Дита, ты не видела Алекса?
— Кажется, он шел сюда, — еще громче отвечает Дита.
Помогло. Через несколько минут, не глядя друг на друга, бледные, из-за ангара выходят Юрис и Алекс. Он что-то говорит ей, очень тихо, она поднимает на него глаза, молча смотрит, потом протягивает руку и нежно гладит его щеку. Он ловит ее руку, мягко отводит. Потом резко поворачивается и уходит. Юрис смотрит ему вслед.
…Воскресные обеды у премьер-министра. Господин Бассианус единственный, кто чувствует себя на них свободно и непринужденно. Молодые люди сидят друг напротив друга и смотрят в тарелки невидящими глазами.
Иной раз на обед оказываются приглашены посторонние. Особенно Алекса бесит некий полковник, поджарый, усатый, безапелляционный. Он смотрит на Юрис сальными глазками и вещает:
— Наш непобедимый флот… Наши непобедимые флотоводцы… Наша доблестная армия…
Алекс молчит, бледнеет, наконец открывает рот.
— Наш непобедимый флот только что разбит под Каррой, полковник.
— Потому что подлый Дизит применил бесчестную тактику! — полковник багровеет. — Не вам, юноша, хаять наш непобедимый флот!
— Почему же не мне? — в голосе Алекса столько яду, что Юрис испуганно поднимает на него глаза — впервые за обед. — Даже мне ясно, что командование недооценило противника и сделало все ошибки, какие только можно было сделать.
Он отодвигает тарелку в сторону и объясняет:
— Наши зашли отсюда (кладет на скатерть нож), Дизит вышел вот так (кладет вилку). Нужно было ударять сюда (ставит солонку), мы же полезли в лоб. У нас были все преимущества, так нет же! Если бы мы ударили так, как я говорю, они не унесли бы ног.