Небо бескрылых
Шрифт:
— Еще не знаю точно, но ничего хорошего. Как бы не клавдиевые рудники, Юрис. Противник убит, а он был старше по званию.
Юрис опускает голову на руки.
— Я могу увидеть его? — спрашивает она глухо.
— Тебя не пустят. Только после приговора.
— А на суд?
— Ты не свидетель.
Она встает, поднимается на цыпочки и целует Винса в щеку.
— Спасибо. Я нажму на свою кнопку, она обязательно сработает.
Винс смотрит несчастными глазами.
— Военный суд не
— Она сработает, — повторяет Юрис.
— 56-
Юрис стоит перед отцом, бледная, кулаки сжаты.
— Ты сделаешь это ради меня, папа.
— Нет, дочь. Это военный суд. Я ничего не могу.
— Ты сделаешь это ради меня, папа. Если надо — дашь взятку. Если надо — пойдешь к дяде Анастасу и напомнишь, что моя мать была сестрой его жены. Но ты сделаешь это.
— Юрис, даже самое мягкое наказание — ссылка.
— Меня это устроит.
— Его ушлют в глушь и тебя это устроит?
— Да. Я поеду с ним.
— В качестве кого, позвольте спросить, Юрис Бассианус?
— В качестве невесты, если ты не дашь согласия на брак немедленно.
— Не дам.
— Хорошо, папа.
— 57-
— Какова причина дуэли?
— Личное оскорбление.
— Потрудитесь разъяснить.
— Нет.
Ректор академии, свидетель:
— Это вопиюще! Курсант стреляется с преподавателем!
— Возражаю, — говорит кругленький военный адвокат с блестящей круглой лысиной на затылке. — Дуэль состоялась после вручения дипломов. Стрелялись офицер с офицером.
— На территории моей академии! Это вопиюще!
— Если бы они вышли за ограду, было бы менее вопиюще? — ядовито спрашивают из зала.
— А вы бы молчали, Тайберт! Вы знали, но не донесли!
— Терренс донес, — говорит другой голос. — Что, вы предотвратили дуэль?
— С вами, Алзей, мы еще разберемся!
— Валяйте, — равнодушно бросает Винс.
— 58-
— Юрис, я мог и не суетиться. Свидетели в один голос показали, что зачинщиком был убитый. Лишение звания, запрет на службу в военно-воздушных силах, высылка в провинцию на три года. Как ты и хотела, и без всякого моего участия. Но поскольку я вмешался, можешь выбрать место ссылки.
— Норикия.
— Норикия? — бывший маэстро медленно поднимает брови, осознавая. — Ты достойная дочь своего отца, Юрис Бассианус.
— Да, папа.
— 59-
Юрис ждет.
Казенные скучно-зеленые крашеные стены, казенный пол, застеленный облезлым линолеумом. Темновато, пыльновато. Есть скучная лавка на железных ножках, обитая бурым дерматином, но Юрис не может сидеть. Она стоит, вытянувшись, у пыльного окна. В стекло с тупым
Юрис ждет. Полчаса. Час.
В недрах здания, за обшарпанной деревянной дверью, начинается смутное шевеление, лязг, шаги, неразборчивые команды грубым сиплым голосом.
Наконец дверь распахивается, и его выводят.
Он все еще в белом мундире, на который больше не имеет права. Брюки измяты и перепачканы, с кителя с мясом оборваны погоны и пуговицы, рубашка посерела. Темные волосы всклокочены, на щеке кровоподтек. Глаза угрюмы, у губ усталая складка.
— Алекс… — шепчет Юрис и устремляется к нему.
Он поднимает взгляд — и вдруг его глаза загораются неверящим восторгом.
— Ты!.. — он делает движение ей навстречу, но его крепко держат за локти дюжие охранники с равнодушными лицами.
— Тихо, тихо, прыткий какой, — ворчит сержант. — Дай наручники сниму.
Лязг ключей, щека Алекса дергается — видимо, ему причинили боль, — охранники отпускают его, и Юрис наконец бросается ему на грудь. Он прижимает ее к себе, тычется губами ей в ухо, шепчет:
— Я думал, что больше никогда…
Она поднимает лицо, в глазах дрожат слезы:
— Я же говорила тебе: я еду с тобой.
— Ты… ты едешь со мной? Теперь?.. Не смейся надо мной, Юрис, я не вынесу.
— Теперь. Прямо сейчас. Глупый, глупый! Я люблю тебя, Алекс Роу, я больше без тебя не могу. И не буду.
— Свезло тебе, парень, — ухмыляется сержант. — Ну, поехали.
Открывается входная дверь. На дворе фыркает армейский грузовик. Сержант легонько подталкивает Алекса в спину.
— Подождите секунду, — вдруг говорит Юрис и бежит к окну.
Алекс стоит у грузовика, растирая запястья, щурясь от яркого солнца — отвык — и смотрит, как Юрис разжимает кулак. С ее ладони с победным гудением срывается крупная зеленая муха.
— Я готова, — Юрис подхватывает туго набитый рюкзак.
— Летите, дети, — говорит сержант. — Удачной ссылки, парень. Гляжу, скучно тебе не будет.
Задвигается тяжелая дверь. В трюме полутьма, да и некому смотреть, как Алекс притягивает девушку к себе на колени.
Кажется, они уже взлетели, а впрочем, какая разница?
— Это действительно ты, — шепчет он. — Сумасшедшая.
— Это действительно я. Сам такой… Что ты делаешь, Алекс, погоди!
— Проверяю, может, ты мне снишься.
— Перестань, подумай: мы прилетаем в Норикию, эти мордовороты открывают дверь, а у меня майка порвана! Аккуратнее, мы теперь бедные люди.
— Я не могу думать, — неразборчиво отвечает он куда-то в ее ключицу. Потом, видимо, до него все же доходит, и ладонь на ее груди замирает.
— Ты сказала — в Норикию?
— Да. Здорово я придумала?