Небо бескрылых
Шрифт:
Где маэстро откопал это чудо? А, впрочем, не буду задавать тебе вопросов, как и ты мне: ты не ответишь, как и я тебе.
Ольтиус Гамильтон
— 51-
Четвертый курс — последний. Юные офицеры расслабляются и бузят больше обычного, потому что с последнего курса практически никого и никогда не выгоняют. Алзей переживает личную драму: Дита Сивейн влюбилась в рыжего веснушчатого Кармака из пятой группы. По этой причине ни Дита, ни тем более Винс не делают домашних заданий и скатываются к нижней грани допустимых отметок. Плевать! Какая учеба, когда в личной жизни кавардак? Но и те, у кого нет любовных проблем,
Он возвращается в казарму, падает на койку и молчит. Соседи по комнате ходят на цыпочках, боясь чихнуть. Все чувствуют, что пружина перетянута сверх всякой меры, и если сорвется — страшно подумать, что тогда будет.
Во втором семестре в академии появляется Гальтейн. Все, кто помнят второй курс Алекса Роу, готовы рвать волосы на голове и пуговицы на кителях. Но ректор взял Гальтейна на работу. Ассистентом на кафедру аэродинамики. Кто бы спорил — Гальтейн хорошо учился, полтора года оттрубил в военном исследовательском центре и свой предмет знает. К несчастью, характер его не изменился.
Вся двенадцатая группа с беспокойством и нарастающим страхом следит, как Гальтейн с наслажденем планомерно задирает Роу. Как и прежде, он начинает с упражнений в остроумии по поводу подлого Дизита. Алекс молчит. Гальтейн придирается к каждой закорючке в работах Роу. Алекс стискивает зубы и доводит работы по аэродинамике до немыслимого совершенства. Гальтейн берет за правило встать возле стола Роу на семинаре и тихо, вполголоса, — так, что окружающие, отчаянно напрягающие слух, улавливают лишь отдельные слова, — говорить пакости. Роу бледнеет, иной раз даже зеленеет, и молчит. Однажды после злосчастной аэродинамики он убегает на летное поле, и Тайберт, помчавшийся следом, находит его на складе металлолома, в котором иногда удается раскопать подходящие запчасти для казенных ваншипов. Алекс методично швыряет ржавыми железками в бетонную стену ангара и сквозь зубы чудовищно матерится.
До окончания академии осталось всего несколько дней, завтра начнутся экзамены — и в этот день чуткое ухо Диты улавливает в потоке Гальтейнова яда: "развратна, как все гильдейки". Роу вскакивает; кажется, сейчас он убьет Гальтейна. Но он судорожно вздыхает, молчит (до десяти считает, что ли?) — а потом произносит громко и четко, так, что слышит каждый:
— Вы мерзавец.
— Вы отдаете себе отчет?.. — начинает Гальтейн.
— Вы мерзавец, — повторяет Роу. — Если вы еще и трус…
— Когда и где? — раздувая ноздри, спрашивает Гальтейн.
Алекс не думает ни секунды. "Давно решил", — понимает Винс.
— После вручения дипломов на следующее утро, в пять. За вторым ангаром.
Там, где он целовался с Юрис.
— Пистолеты, — деловито уточняет Гальтейн.
— С двадцати шагов, — добавляет
— Чудесно, — говорит Гальтейн. Впервые у этих двоих полное согласие. — Секунданты?
— Алзей, — Роу не смотрит на Винса, но тот кивает.
— Терренс, — называет Гальтейн инструктора по строевой подготовке.
Это плохо. Это очень плохо. Терренс непременно доложит начальству. Алекс так бешено учился, и все погубить. Впрочем… После вручения дипломов, значит, формально — вне академии. А до того — не за что карать. Может быть, обойдется.
— 52-
Хотел быть счастливым. Был.
Хотел все решать сам. Решал.
Хотел, чтобы ты была со мной. Была.
Все, чего я хотел, я добился. Все, чего я не добился, я не хотел.
Наверное, я должен быть благодарен судьбе.
Почему же так тошно?
— 53-
Лучшие работы по всем предметам. Даже по аэродинамике, потому что сдавали комиссии, и Гальтейн ничем не смог напакостить. Диплом с отличием. Первый в выпуске.
Бал.
Юрис Бассианус в кремовом с золотом, длинные волосы по плечам, глаза светятся. Папы нет. Не соизволил? Пожалел? Рассчитал? Они кружатся, кружатся, кружатся, Алекс счастлив впервые за весь этот безумный год.
Ржавая рама за вторым ангаром. Юрис сидит у Алекса на коленях, платье расстегнуто, его голова опущена в вырез. Она прижимает к себе эту темную взлохмаченную голову. Губы, скользящие по нежной коже. Густые темные волосы под пальцами. "Куда тебя пошлют, Алекс?" — "Я не знаю. Узнаю завтра". — "Я поеду с тобой. Брошу постылое Адмиралтейство, и к черту папу. Только ты, Алекс, я больше не могу без тебя". — "Я люблю тебя до смерти, Юрис".
— 54-
Пять утра. Солнце висит низко над горизонтом, красное, злое. Двадцать шагов, разворот. Черный зрачок дула смотрит в глаза. Выстрелы.
Алекс стоит, покачиваясь, по рукаву парадного мундира бежит струйка крови.
Гальтейн лежит, глядя в розово-лиловые облака мертвыми глазами. Точно между бровей аккуратная круглая дырочка.
— Сто из ста, — непонятно говорит Алекс.
— 55-
Рано утром на пороге особняка Бассианусов возникает запыхавшийся светловолосый юноша в парадной флотской форме, но без фуражки. Арраниус отворяет дверь, смотрит вопросительно.
— Могу я видеть госпожу Юрис? — спрашивает юноша нервно.
— Как вас представить? — холодно интересуется Арраниус, не одобряющий срочных визитов в семь утра.
— Передайте — виконт Алзей, Винсент Алзей, — юноша переминается с ноги на ногу от нетерпения.
— Входите, я узнаю, примет ли вас госпожа, — и дворецкий удаляется, важный и неспешный, не подав и виду, что титул произвел на него впечатление.
Юрис скатывается вниз по лестнице, на ходу застегивая китель.
— Винс! Здравствуй!.. Что-то случилось?
— Случилось, Юрис. Я могу переговорить с тобой без лишних ушей?
— Конечно. Пойдем! — она хватает его за рукав и тянет в кофейный кабинет. Закрыла дверь, села.
Винс заметался по кабинету, прислонился к краю стола, отошел снова.
— Юрис, он дрался на дуэли и убил противника, — наконец выпаливает он.
Юрис бледнеет, глаза становятся, кажется, вдвое больше.
— Он ранен?
— Слегка, ерунда, царапина. Он арестован, Юрис.
Карие глаза закрываются. Распахиваются снова.
— Это трибунал?
— Да.
— Что ему грозит?