Небо и земля
Шрифт:
У Зелды упало сердце. Тяжелая крынка покачнулась, и простокваша выплеснулась на стол.
Не успела Зелда прибрать со стола, как вошел посыльный — пожилой, однорукий человек, инвалид войны.
— Добрый вечер, — он снял кепку и вытер вспотевшее лицо. — Хозяин дома?
— А что? — чужим голосом спросила Зелда.
— Да вот, повестка ему… Шефтл Кобылец — правильно? Или, может, я не туда попал?
— Повестка? — У нее подкосились ноги.
— Он дома? Позовите его!
— В поле он, — растерянно
— Тогда вы распишитесь, — посыльный протянул ей повестку.
Зелда кое-как расписалась.
Посыльный ушел. Зелда, с повесткой в руке, подошла к окну. С трудом разбирая пляшущие перед глазами буквы, чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
Завтра, двадцать первого июля, Шефтл Кобылец должен явиться в Гуляйпольский райвоенкомат.
Зелда бессильно опустилась на скамью.
Завтра…
Она с первого дня войны втайне готовилась к этой страшной минуте и все-таки не думала, что Шефтла возьмут так скоро. Ведь совсем недавно мобилизовали столько людей. И вот на тебе — опять… Не могли пока без него обойтись? Четверо детей, да еще пятый, чужой… И больная мать… Как она одна справится с такой семьей?
«Чего я сижу? — спохватилась Зелда и, сделав над собой усилие, встала. — Надо бежать, искать Шефтла. Он-то еще не знает. Задержится допоздна, я и наглядеться на него не успею…»
Она уже выбежала в сени, когда услышала, что за стеной кряхтит свекровь. Пришлось зайти к ней.
— Кто это был? — прохрипела старуха,
— Никого не было, — как можно спокойнее ответила Зелда.
— Я же слышала, ты с кем-то разговаривала.
— Это я сама с собой… Сейчас приду…
— Куда ты? Не уходи, дай мне чайку… Где Шефтл? Мне что-то так нехорошо…
— Сейчас, свекровь, сейчас… Сию минуту дам вам чаю.
Зелда не могла оставить свекровь одну. Пришлось разжечь примус. Все валилось у нее из рук. На минуту она все-таки выбежала за ворота посмотреть, не идет ли Шефтл. Спросила у прохожих, но без толку — один видел его на току, другой — около силосных ям, третий — на перелоге.
Зелда места себе не находила. Уже столько времени, как принесли повестку, а Шефтл не знает! Она то и дело выглядывала в окно — скорей бы уж он пришел… И вместе с тем с ужасом думала, как она ему об этом скажет.
Старуха выпила полчашки чаю и задремала. Взяв на руки Шолемке, Зелда побежала на колхозный двор. Шефтла там не было.
— Что случилось? — спросил Шия Кукуй, стоявший у конюшни с газетой в руках.
— Свекровь захворала. Будьте так добры, когда Шефтл придет, скажите ему, чтобы шел скорее домой.
А когда уже закрывала калитку, ее нагнали дети. Они возвращались с пруда.
— Мама, где ты была?
— Мама, давай кушать!
— Кушать! — обступили они ее со всех сторон и, толкаясь, теребили за рукава, за подол.
— Будет вам, чего вы так расшумелись, — устало сказала Зелда. — Папа завтра уходит на войну.
— На войну? — обрадовался Шмуэлке. — Правда? Нет, мама, правда?
То, что отца Зузика и отцов других хуторских ребят взяли на войну, а его отца — нет, было для Шмуэлке большим огорчением. Мальчишки его дразнили, часто не хотели с ним играть, а если уж принимали в игру, то только в тех случаях, когда не хватало игрока.
Теперь, гордый и веселый как никогда, Шмуэлке сидел за столом и уплетал за обе щеки. Вдруг он заметил у матери слезы на глазах и притих.
Поужинав, дети еще посидели за столом, надеясь, что отец вот-вот придет. Но стало совсем темно, а Шефтла все не было. Ребятишки, не раздеваясь, один за другим прилегли на кровать — на минутку, а через минутку все уже спали крепким сном.
Зелда, завесив окно, зажгла лампу и вышла за ворота.
«Где он? — томилась она, шагая взад-вперед по тропинке. — Где его искать? Ах, надо было сразу, как только принесли повестку, в ту же минуту бежать в степь… он и собраться-то не успеет… Что делать?»
И вдруг она увидела в ночной синеве Шефтла.
— Шефтл! — крикнула Зелда, бросаясь к нему.
— Зелда, ты? — удивился Шефтл. — Что ты здесь делаешь?
— Я… я…
— Что случилось? С матерью что-нибудь? — испуганно спросил Шефтл, ускоряя шаг.
— Нет, нет, ничего… Мама спит. Почему ты так поздно? Где ты был до сих пор?
— Как это — где? — Шефтл пожал плечами, успокаиваясь. — Я только с поля. Перевозили молотилку на новое место. С рассвета начинаем молотить ячмень в балке.
Войдя в дом, Шефтл первым делом заглянул в боковушку, прислушался. Мать спала. Он осторожно задернул занавеску, снял с себя пыльную куртку и только тут увидел спящих на кровати детей.
— Это еще что за новости? — поморщился он.
— Они тебя ждали, — ответила Зелда жалобно.
— А что? Говори уж! — снова встревожился Шефтл.
— Да вот… были из сельсовета, — Зелда всхлипнула.
— Ну? Не понимаю… Кто был?
— Этот, как его… ну, безрукий, — голос у нее задрожал, как ни старалась она сдержаться. — С повесткой…
— С повесткой? — переспросил Шефтл, словно не веря.
Он ждал этого, ждал каждый день с тех пор, как отдал свое заявление представителю райвоенкомата, — и все же теперь, в первую минуту, растерялся.
«Значит, завтра…» Он крепко потер лоб. Закурил, прошелся по комнате, потом озабоченно оглянулся на бледную Зелду, которая стояла у стола, на детей…
— Ты за нас не беспокойся, Шефтл, — Зелда подошла и несмело провела рукой по его курчавым черным волосам. — И за маму… я съезжу за доктором. Помни… — голос ее дрогнул, — помни, знай — для нас ты всего дороже.