Небо над дорогой
Шрифт:
— Ну, привет, Настя, — сказал я сидящей ко мне спиной за столом девочке.
— Здравствуй, Сергей, — ответила она, — ты, наконец, пришёл меня убить?
— Может, начнём с чаепития? — выдвинул альтернативное предложение я.
На краю стола стоит чайник, чашки, тарелки с бутербродами.
— Да, я попросила
Так она это сказала, что аж сердце резануло. Криспи молча разлила чай по чашкам, внимательно глядя на девочку.
— Спасибо, тётя Криспи, — сказала та, — Вы зря себя вините. Это я во всём виновата. Меня надо убить, чтобы всё это закончилось. Хорошо, что ты пришёл, давно пора.
— Э… Я не специалист по истреблению детей, извини.
— Я всё обдумала, Сергей. Не надо меня жалеть, я чудовище. Гляди.
Она сняла тёмные очки, в которых сидела, несмотря на полутьму. Глаза её, некогда льдисто-голубые, теперь сияют нечеловечески густым синим цветом, как железнодорожный светофор.
— Тебе идёт, — постарался не дрогнуть голосом я. — Стильно выглядишь. Причесать бы, конечно, не помешало. И, кстати, рад, что мы теперь на «ты».
— Спасибо, — она рефлекторно пригладила белые волосы, — ты добрый человек, Сергей, хотя постоянно на себя наговариваешь. Но ты не переживай, мне не страшно умирать. Вокруг меня теперь все умирают. Я специально собрала их тут, чтобы они не разбежались, пусть уничтожат друг друга. Я убиваю их, ты знаешь? Они умирают от ран, десятками в день, и я чувствую каждую смерть. Но если я перестану это делать, они будут убивать других. Все, кто вокруг меня, впадают в безумие. Может, и ты впадёшь, Сергей. Не хочу этого видеть. Убей меня, пока не началось.
— Не чувствую в себе никакого безумия, — пожал плечами я.
— Может быть, — кивнула она, — ты всегда был устойчивым. Как те, за дверью. Ты их не убил.
— И не пытался. А кто они?
— Не знаю. Какая разница? Они думают, что используют меня. У них в голове какие-то глупости — власть, Вещество и прочий мусор. Они настолько безумны, что моё безумие их не берёт. А за вас я боюсь. Я стала гораздо сильнее, ты знаешь?
— Вижу, — кивнул я. — Кстати, там твой названный папашка объявился. Переживает за тебя. Ждёт.
— Жаль его, — равнодушно ответила Настя, — но он утешится. У него скоро настоящие дети родятся.
— Ты тоже вполне себе настоящая. И уже есть.
— Меня нет. Я почти мёртвая.
— Ох уж мне эти подростковые суициды! — я покосился на Криспи, она покраснела. — Знаешь, девочка, никакое ты не чудовище. Ты — личинка Хранителя. Я такую уже видел. Она тоже рвала себе волосы во всех местах и пыталась об стену убиться для общей пользы. Но потом твой папка ей лекции в школе читал, и ничего — сидела, глазами синими лупала.
— Не утешай меня. Я вижу, что я делаю с людьми!
— Ничего
— Почему? — заинтересовалась Настя.
— Потому что в ней мотивационная программа давно уже слетела. Она привыкла без неё жить, не действует на неё твоё колдунство.
— Слетела? — удивилась Криспи.
— А ты не поняла? Думаешь, что тебя так таращит? Любовь-морковь, вот это всё? Откат просто.
Я, разумеется, умею читать на альтери, но местный худлит не осилил. Жена же жаловалась, что в здешних романах вообще нет любовных линий. Секса навалом, тут они не стесняются, а любви — нет. Никаких Ромео с Джульеттами не породила здешняя литература. Если Крис была права, и это следствие мотивационной обработки в детстве, то срыв программы вполне может качнуть маятник в другую сторону. У тех, на улице — в насилие, у Криспи — наоборот, в чрезмерную страсть. Но это я теоретизирую, конечно.
— В общем, милое дитя, — подвёл я итог, — кончай эти суицидные загоны. Я знаю место, где таким, как ты, синеглазкам рады, где знают, как с вами обращаться, учат вас, к делу пристраивают. Пойдём-ка отсюда, пусть местные сами как-нибудь разбираются.
— Ты не понимаешь! Я творила ужасные вещи! Я убивала людей, я заставляла их…
Пшик! Я прыснул ей в нос из баллончика. Операционный анестетик из альтерионской аптечки. Вырубает на три часа здорового мужика, да так, что ему в это время можно ногу ржавой тупой пилой отпилить. С учетом воробьиного веса, эту пигалицу должно часов на восемь выключить.
— Достали меня эти истерики, — сказал я Криспи, взваливая девчонку на плечо. — Что ни девица, то прямо Анна Каренина. Ах, ну да, ты не в контексте. Неважно, пошли отсюда.
Охрана за дверью куда-то делась. Видимо, пришли в себя и присоединились к веселью снаружи. Никто нам не препятствовал — я завернул девочку в плащ, чтобы не светить приметной белобрысой башкой, да так и донёс до УАЗика. Мы осторожно выехали из бьющегося в угаре секса, алкоголя и насилия лагеря — если не приглядываться к деталям, то от наших байк-фестов и не отличишь.
— Высади меня тут, Сер, — сказала Криспи.
— Занафига? — удивился я. — Хочешь пойти, врезать кому-нибудь?
— Отправляйся к своей семье, спасай девочку. Я остаюсь здесь.
— Кри, — сказал я устало, — кончай уже, ну? Когда я увезу это белобрысое явление природы, Альтерион, скорее всего, выйдет из коллапса. Волна безумия схлынет, общество как-то оклемается. Или нет — но это уже будет иметь внутренние причины. Как видишь, твоей вины тут нет. Это Ниэла утащила Настю сюда и додумалась сунуть в вашу машину. Вот у ребёнка и сорвало крышу на метафизическом уровне. Но ты за это отдуваться не обязана.