Небо над дорогой

Иевлев Павел Сергеевич

Я знаю. Это импринтинг. Под препаратом у неё сорвало программу, и кукушка выскочила. Случайно на траектории её полёта оказался я. Занял в пустой на тот момент голове слишком много места. Не должен один человек занимать столько места в голове другого. Это уже не любовь, это, я не знаю, кошмар какой-то. Бедная девочка.

— Я всё это устроила из-за тебя, представляешь? Хотела изменить мир, чтобы изменить ситуацию… Ну, или себя, не знаю. Весь этот ужас — из-за тебя. Я ужасный человек, Сер, правда. Я сто раз представляла, что Лена как бы случайно вдруг погибнет. Как-то сама собой, я буду

очень плакать. Я ведь люблю её тоже, очень странно, да? Наверное, потому, что ты её любишь, хотя она, правда, замечательная. Я бы очень-очень сильно плакала, если бы с ней что-то случилось, но при этом я представляла, как утешу тебя в твоём горе. Ведь я тоже красивая, и тебе нравлюсь. Я всегда знала, что тебе нравлюсь. Даже когда плохо соображала — чувствовала. Женщины всегда это чувствуют, знаешь? Я тебе нравлюсь, я люблю твоих детей, я могла бы заменить её, правда. Я так мечтала об этом, что сама себя обманывала, делая плохие вещи. Как будто делаю их не для этого, как будто что-то ещё важно в моей жизни. Нет, вру. Важно, конечно. Но не так важно. Я хотела исправить Альтерион, но я оставила бы всё по одному твоему слову. Сказал бы ты: «Кри, бросай всё это, иди ко мне!» — я бы бежала как сумасшедшая, в ту же секунду забыв, чем я там занималась. Мне столько раз снилось, что ты это говоришь, что я даже сосчитать не могу. Ты мне постоянно снишься, знаешь? А после того, как мы переспали, я не могу этого забыть. Это было лучшее, что случилось в моей жизни. И мысль о том, что так могло быть всегда, но не будет, меня просто убивала.

Да чёрта с два так могло быть всегда. Я не суперлюбовник, это всё Эли. Но объяснять это бесполезно, конечно.

— Я ужасный человек, Сер. Ужасный.

— Ты очень запуталась, Кри, — ответил я ей словами жены.

— Нет, ты просто не знаешь. Вот, возьми.

Она полезла в свою сумку и достала оттуда два акка.

— Это из резонаторов твоей машины. Я их вытащила, пока ты готовил ужин. Думала, что, если мы переспим, то я их выкину. Ты тогда останешься в Альтерионе, не сможешь уехать, и я буду с тобой. Пусть даже мы тут погибнем — но вместе.

— Твою мать, Кри! Ну что ты творишь, балда?

— Но я поняла, что ты всё равно не будешь моим, поэтому забирай. Мне они больше не нужны. Мне ничего больше не нужно. И я тебе больше не нужна. Отсюда прямая дорога, завтра доедешь до храма сам. Прости меня за всё, Се, я люблю тебя…

Криспи говорила всё медленнее, кожа её побледнела и покрылась испариной, она на глазах обмякала на кресле, сползая вниз.

— Кри, дура малолетняя! Что ты наделала, бестолочь? А ну, не засыпай, не засыпай, смотри на меня!

Ну, точно, трудный подросток в теле взрослой тётки. Отравилась, вон и пакетик под кроватью. Я понюхал её кружку — пахло чем-то кроме чая, это точно.

— Нет, хрен там! По тебе ещё психиатры плачут! А ну, не засыпай! Глаза открой, жопа с ручкой! Да за что мне такое наказание…

Я, раскидывая вещи, вытряс из рюкзака аптечку. Вот ирония — мне её когда-то давно дала Ниэла, а я, пока бывал в Альтерионе, регулярно пополнял и обновлял препараты. Как знал, что однажды пригодится.

— Что ты приняла, горе моё? Каким говном закинулась?

Молчит, глазки закатила, дыхание слабеет. Ладно, универсальный антидот должен помочь. Но сначала — промывание желудка.

— А ну, пей, пей, я говорю! Нет, ты это выпьешь, даже не думай! Ну вот, давай, сюда, в тазик…

В общем, вместо отвергнутой ночи любви, я получил ночь в «Скорой помощи». С заблёванными полами, и, извиняюсь за натурализм, не только заблёванными. Девочки думают, что отравиться — это так романтично, но забывают про расслабление сфинктеров. Всю ночь Криспи полоскало с обоих концов, но к утру стало понятно, что жизнь её вне опасности. Если я не прибью эту дуру от злости, конечно.

Свинство, такое грузить на другого человека. И я не про идиотскую попытку суицида даже. Нельзя взвалить на другого ответственность за свою жизнь. «Я тебя люблю, всё, что я делаю — ради тебя, ты моя жизнь». Чёрта с два я твоя жизнь. Не хочу я быть чьей-то жизнью. У меня своя жизнь есть. И если я принимаю за кого-то ответственность — то сам. За жену, за детей, за кота даже. Но взять вот так и повесить мне на шею себя — это глупость и подлость. «Я тебя люблю, без тебя умру, и делай с этим что хочешь».

Это даже не манипуляция — это суперманипуляция. Такое только подростки делают всерьёз. Впрочем, она подросток и есть, конечно, даром, что сиськи третий размер.

Утром Криспи спала голая, завёрнутая в простыню, и эротики в этом было меньше, чем ноль. Обосранная одежда её сохла в гараже — благо, стиральная машина тут исправна. А я сидел, пил кофе и злился. На неё, что она такая дура, на себя, что не заметил, как далеко всё зашло, на ситуацию, когда время уходит, а мы тут застряли. Не могу же я с ней сейчас дальше ехать, она никакая. И оставить не могу, мало ли, что ей в башку взбредёт. На себя больше всего — ох, зря я с ней тогда переспал. Понятно, что Эли и всё такое, но она только усилила желание, которое и так было, и сняла барьеры, которые, надо полагать, были не слишком крепкими. Да, мне нравилась Криспи, факт. Да, я догадывался, что ей небезразличен. Мне надо было жёстко пресечь это в самом начале. Не пытаться смягчить, не беречь самооценку, а послать лесом твёрдо и решительно. А теперь вот довёл девочку до ручки. Ну, то есть она сама себя довела, но я-то никак ей не помешал. Если глубоко всматриваться туда, где у нормальных людей совесть, то следует честно признать, что мне это немного льстило. Ну как же, молодая красивая девушка в меня влюблена, это поднимает самооценку, даже если ты счастливо женат и ничего такого себе не думаешь. В общем, я, далеко не первый раз в своей жизни, повёл себя как мудак.

Отмывал я её, а ощущение — как сам обосрался. Нет, прав Анатолий Евгеньевич, люди — не моя сильная сторона…

К старому храму подъехали уже к ночи. Оклемавшаяся к вечеру Криспи плакала и просила меня забыть всё, что она наговорила вчера. Это, мол, действие отравления, а она просто дура. Ага, ну-ну. Память у меня хорошая, но последнее, что мне нужно — обсудить все это ещё раз. Будем считать, что ничего не было. Острый приступ подростковой придури.

Древний храмовый комплекс представляет собой огромный кемпинг. Вокруг каменного здания раскинулось обширное пустое пространство, сейчас заполненное машинами, палатками, горящими кострами и огороженными зачем-то большими площадками. Темно, шумно, странно.

— Раритетчики тут проводят свои слёты, — сообщила бледная Криспи. — Гонки, концерты, какие-то мероприятия…

О, байкер-туса? Ну… сейчас они больше похожи на огромную банду рейдеров. Какая-то музыка действительно играет, но альтерионская культура для меня не очень понятна. Слишком вычурно и неритмично на мой варварский вкус.

Мы проехали почти весь лагерь насквозь, не привлекая к себе особого внимания. УАЗик тут отлично вписывался в пейзаж, а я держал на виду винтовку, чтобы не выделяться из вооружённой толпы. К моему крайнему удивлению, в огороженных площадках дрались. Не боксировали, не боролись — а лупили друг друга почём зря один на один, толпа на толпу и просто так, без всякого порядка и деления на своих и чужих. Голыми руками, палками, чем попало, без умения и сноровки, но с большим ожесточением. Я в первый раз видел физическое насилие в Альтерионе, и выглядело оно препохабно. В силу нулевого опыта участников, они дрались как девчонки на школьной перемене — кусаясь, выдирая волосы, плюясь и неловко толкаясь. Однако когда такое проделывают друг с другом несколько взрослых мужиков, то травмы они периодически наносят вполне серьёзные. На моих глазах один другому неловко ткнул палкой в глаз — тот залился кровью, но только завизжал басом и начал отрывать противнику ухо.

Это не было поединком для зрителей — никто не собирался толпой у импровизированных рингов, не орал, поддерживая бойцов. Окружающие просто не обращали на них внимания, пока по какому-то непонятному распорядку не приходила их очередь. А может, никакой очереди и не было — просто кто-то отползал, потеряв способность драться, а кто-то подныривал под натянутые верёвки и вступал в свалку, нанося удар первому попавшемуся.

Чуть дальше, в распадке между холмов, ревели моторы, и стояла подсвеченная фарами пыль — там, кажется, проходили гонки. Проезжая мимо, я толком не разглядел, по каким правилам велись соревнования. Мне показалось, что две группы машин просто стартовали навстречу друг другу и, набрав скорость, сталкивались посередине. Надеюсь, у них хотя бы есть защитные каркасы и шлемы.