Небо с овчинку
Шрифт:
Бежавший впереди Бой остановился. На тропинке перед ним появилась худенькая девочка в трусах и майке. Если бы не две косицы, ее можно было принять за мальчишку. Зацепив пальцами тесемки белых теннисных тапочек, она вертела ими в воздухе. Бой внимательно присматривался к мельканию тапочек.
— Брось, — крикнул Антон, — а то укусит!
Девочка подняла на него спокойный взгляд.
— Это собака, да? Такая большая? Зачем же она будет меня кусать? Она, наверное, умная. Правда? Ты ведь умная, хорошая собака? Нет. Ты не собака.
За кустами раздался сдавленный вопль и громкий всплеск. Бой метнулся туда, Антон и девочка бросились следом.
Реку преграждала гряда больших камней. По ним можно было перейти с берега на берег, не замочив ног. Посередине гряды, согнувшись, в воде стоял мальчик. Он изо всех сил цеплялся за камень, а Бой, стоя по брюхо в воде, вцепился сзади в его куртку и тащил к себе. Антон устремился на помощь, но девочка схватила его за руку.
— Подожди, — сказала она, — очень интересно, что будет дальше.
Сверкая глазами, прикусив губу, она с ликованием и жадным любопытством следила за происходящим. Там продолжалась немая борьба: мальчик цеплялся за камень, Бой, упираясь ногами, изо всех сил дергал его за куртку.
— Толя, — с коварной нежностью сказала девочка, — что ты там делаешь? Почему ты обнимаешь камень?
Толя повернул побелевшее, в красных пятнах лицо и, должно быть, расслабил руки. Бой оторвал его от камня, но Толя тотчас еще крепче припал к другому.
— Что это… т-такое? — с трудом проговорил Толя. — Чего он хочет от меня? Куда… куда он меня тянет? — Он повернул голову, уже не ослабляя хватки, и увидел Антона. — Это ваше животное?
— Мое, — фыркнул Антон.
— Скажите ему, пожалуйста, чтобы оно меня отпустило.
— Чудак! — уже в голос захохотал Антон. — Он же тебя спасает, из воды тащит. Он водолаз, спасает тонущих.
— Я вовсе не тону, меня не надо спасать. Он только порвет мне куртку, а она новая, заграничная.
— Бой, ко мне!
Бой выпустил из пасти куртку, оглянулся и вильнул хвостом.
— Ко мне!
Бой нехотя побрел к берегу. Несколько раз он останавливался и смотрел на Антона и незнакомого мальчика — может, все-таки надо его спасти?
Толя выпрямился и сел на камень. Он запыхался, будто бежал в гору. Достав из кармана куртки аккуратно сложенный носовой платок, Толя вытер лицо, потом руки.
— Что это за чудик? — тихонько спросил Антон.
— Мой спутник. Воображает себя рыцарем, хотя он всего-навсего Санчо Панса. Только очень нудный. Ходит следом и умничает, будто пришел в гости к древним родственникам и показывает, какой он пай и воспитанный. Только ночью от меня и отстает. Чтобы не огорчать родителей. Он ужасно послушный.
— А ты?
— Я — нет. Я кошмарный ребенок. Так говорит моя мама. Наверное, так и есть… Толя, ты уселся там навеки?
— Сейчас, — ответил Толя. — Скажите, пожалуйста, — обратился он к Антону, — как называется порода вашей собаки?
— Ньюфаундленд.
— Если не ошибаюсь, это остров возле Канады?
— Не ошибаешься, остров. И собака оттуда.
— Тогда я, наверное, вылезу: эта собака должна быть культурной. Только вы ей все-таки скажите, чтобы она отошла в сторону.
— Ты всегда такой нудник? — не выдержал Антон.
— Почему я «нудник»?
— А вот так тягомотно разговариваешь.
— Это не потому, что я нудник, а потому что вежливый.
— Ну и пускай там сидит со своей вежливостью хоть до вечера, — сказала девочка. — Пошли.
Они вскарабкались по откосу к тропинке. Сзади зашлепал по воде вежливый Толя.
— Ты откуда? А как тебя зовут?… А мы из Ленинграда. И зовут меня Юка.
— Это под кого тебя так обозвали?
— Ни под кого. Я, когда была маленькая, не могла выговорить Юлька и говорила Юка. Так все и привыкли.
— Дачница? — со всем презрением, на какое он был способен, спросил Антон.
— Да… А почему ты так говоришь? Это плохо? Или стыдно?
— И чего вас сюда принесло? — вместо ответа сказал Антон. — Аж из Ленинграда.
— Знакомая знакомой моей мамы ездит сюда уже пять лет. И очень хвалит. Вот мы и приехали. Ленинградцы всюду ездят. Им все интересно. И мне здесь очень интересно.
— Ты и в блокаду жила в Ленинграде?
— Нет, меня на свете не было. Мама жила. А я послеблокадная.
Девчонка была самая обыкновенная, даже некрасивая. Только глаза у нее были не глаза, а глазищи. Огромные, с неистовым любопытством распахнутые на все окружающее.
Сзади послышались чавкающие шаги. Следом за ними шел Толя в хлюпающих башмаках и пытался на ходу отжать воду из полы куртки.
— Ты сними и выжми. И штаны тоже.
— Ничего, я так.
— И башмаки сними, а то пропадут — дома влетит.
— Что значит «влетит»? — Толя поднял на Антона незамутненно голубые глаза.
— Всыплют тебе, вот и все.
— Вы хотите сказать, что меня побьют?
— А что же!
— В нашей семье это абсолютно исключено, — уверенно сказал Толя.
— Самому же противно мокрому. И чего ты так вырядился? Жарко ведь.
— Он всегда так. Босиком только в постели ходит. Боится инфекции.
— Эх ты, инфекция, — пренебрежительно сказал Антон. — Ну и потей.
— У каждого свои убеждения и привычки, — невозмутимо ответил Толя, — я своих никому не навязываю.
5