Нечаяный сюрприз для графа
Шрифт:
– Студентка Стелтон, я хотел бы посмотреть Ваши записи, если Вы не против, - внезапно услышала я голос Торина, когда очередная лекция закончилась, и все студенты устремились к выходу.
Я, как обычно, задержалась, убирая свои письменные принадлежности, удивленно посмотрела на него и кивнула. Стараясь не смотреть в глаза, подошла к нему и протянула свои записи. Он просматривал их до тех пор, пока в аудитории мы не остались одни.
– Леди Оливия, я хотел бы извиниться перед Вами за свое поведение на балу, - тихо проговорил он.
От неожиданности я вскинула глаза и удивленно посмотрела на него. Он встретился со мной взглядом и напряженно продолжил:
– Я повел себя грубо, обидел Вас, наговорил глупостей. Простите меня, прошу Вас.
Я смотрела в его взволнованное лицо, видела, что ему нелегко говорить. В его глазах мелькали растерянность и смущение, чувствовалось, что извиняться он не привык. Я прислушалась к себе: обиды не
– Я принимаю Ваши извинения, граф. Могу я идти? – проговорила я.
– Да, конечно, - как-то потерянно сказал Торин, возвращая мне записи.
Торин шел на свое первое занятие в качестве преподавателя в приподнятом настроении, его наполняло какое-то чувство, и это было, отнюдь, не волнение, а ожидание, точнее, предвкушение чего-то, что пока не поддавалось определению.
Стоя рядом с профессором, он, мельком оглядев аудиторию, встретился с изумленным взглядом Оливии. В ее глазах, кроме удивления, он увидел нечто, близкое к восхищению, так смотрят на того, кто нравится, и с кем рады встретиться. Это длилось недолго, но он успел заметить, как она мило покраснела и чуть прикусила губу, ему стало чертовски приятно, и его настроение взмыло куда-то ввысь. Потом он стал рассказывать, все слушали и смотрели на него, а она записывала. Он видел интерес в глазах студентов, но ему важно было знать, что думает она, но Оливия продолжала писать, не поднимая головы. А он все ждал, когда же, наконец, она посмотрит на него. Оливия оторвалась от своих бумаг, когда возникла пауза, и студенты задумались над ответом на его вопрос.
«Поговорите со мной! Неужели промолчите?» - глазами спросил он.
– Неужели шантаж? – услышал он ее голос.
Ее вызывающие слова прозвучали для него, как музыка, он сам этого не ожидал, но мир вокруг заиграл яркими красками. Он с удовольствием задавал ей вопросы, с наслаждением слушал ее ответы. Правда, ему пришлось убедиться в том, что она не забыла, как он ее обидел, и не простила. Торин в приемлемой форме, насколько позволяли обстоятельства, извинился перед ней. В ответ – насмешливый взгляд, не поверила. Чему ж удивляться? Он столько успел ей наговорить! Торин решил, что исправит это, и принесет свои извинения.
Граф после первого занятия чувствовал себя, как подросток после первого свидания, но, если бы ему сказали об этом, он был бы искренне возмущен, потому что мысль о себе и Оливии, как о паре, ему даже в голову не приходила. Граф был уверен, что общение с Оливией на лекциях в формате: преподаватель – студент и дальше будет доставлять ему массу удовольствия. Но вышло не совсем так, как он рассчитывал. На следующих занятиях она только писала, он задавал провокационные вопросы, старался максимально интересно преподнести материал, видел восторженные глаза студентов и студенток, а она упорно продолжала записывать, не поднимая головы. Отчаявшись, Торин стал уже обращаться к аудитории:
– А сейчас прошу всех посмотреть на меня!
Это выглядело отчасти нелепо, потому что все, кроме нее, и так смотрели на него, но все-таки сработало. Она взглянула на него, но в ее глазах не было того, что он видел раньше – интереса к себе, там был интерес к теме, не более, а то, что посмотрела на него – послушное исполнение команды. Она будто закрылась от него, отгородилась стеной, на которой выделялась надпись: Я больше не побеспокою Вас, граф!
Торин смотрел на огонь в камине, еще недавно казалось, что языки пламени танцевали под веселую мелодию, которую он отчетливо слышал, а сейчас звуки исчезли, а пламя нервно дергалось, сбившись с ритма. Но привычные тишина и покой окружали графа, все было, как всегда, он добился, чего хотел. Никаких потрясений и волнений, с ним никто не пытался заговорить, никто его не преследовал и не шантажировал. Напротив, этот, точнее, эта «никто» всячески избегала его, не шла на контакт даже на занятиях. Оливия ясно дала понять, что никаких сюрпризов он от нее больше не получит, а тот интерес, что он заметил в ее глазах на первом занятии, когда профессор представлял его студентам, исчез, а, может, он ему просто привиделся? Впрочем, разве не этого он добивался? Ведь в очередной раз блестяще решил очередную проблему и может собою гордиться. Отчего же тогда так тошно? Почему так неспокойно? Наконец, Торин решил, что он не довел дело до конца – не извинился перед Оливией за свои слова, именно это и тревожило его. Необходимо встретиться с ней, объясниться и перестать об этом думать.
Наконец, он решился и однажды после лекции попросил ее задержаться, якобы, для того, чтобы посмотреть ее записи. Он извинился за то, как вел себя на балу в их первую встречу, это было непросто, последний раз просил прощения, еще, будучи, подростком. Оливия некоторое время всматривалась в глаза, видимо, боясь поверить в его искренность, а потом отстраненно произнесла: «Я принимаю Ваши извинения, граф», и ушла. Торин был в смятении, нет, он не жалел о том, что извинился, но его надежды на то,
Торин вновь стал посещать балы, но Оливия там не появлялась, он постоянно видел Сибиллу, ее родных дочерей, наблюдал за герцогиней, но кресло рядом с ней пустовало.
С очередного бала Торин ушел не один, вдова Нелли Додсон с готовностью ответила на его недвусмысленное предложение провести оставшуюся часть вечера вдвоем, они уединились в личных апартаментах Торина во дворце, которые он занимал с незапамятных времен. Когда-то между ним и леди Додсон была короткая ни к чему не обязывающая интрижка, они легко расстались без каких-либо притязаний, что еще раз доказывало, как не права Оливия, обвиняя его в том, что он бросал женщин. Торин тихо выругался, мысли об Оливии сейчас были совершенно не уместны. Ему требовалось женское внимание вполне определенного характера, чтобы забыться, и вдова окружила его этим вниманием со всей своей страстью, граф постарался не остаться в долгу. Когда леди Додсон покинула его покои, Торин, нахмурившись, пытался понять, почему же он так и не смог расслабиться, почувствовать легкость и удовлетворение, напротив, было стойкое ощущение, что вдове чего-то не доставало. Ведь, целуя Нелли, он не хотел видеть ее лица и упорно гасил светильники, до которых мог дотянуться. Она еще посмеялась над ним, освобождаясь от одежды: «Вы стали таким стеснительным, граф?». Он уже открыл дверь и собрался выходить из комнаты, когда с ужасом понял, что его напрягало: леди Додсон совсем была не похожа на Оливию, у нее была идеально ровная кожа! Торин ногой захлопнул дверь и со злостью ударил по ней кулаком, метнулся к столу, схватил какой-то предмет и с силой запустил им в многострадальную дверь. Обхватив голову руками, он застонал в голос, это было похоже на паранойю! Он, видите ли, не испытал наслаждения с женщиной, потому что у той не было на коже прыщей?! «Она меня точно сведет с ума! Надо срочно что-то делать!» - в панике думал граф, пока метался по гостиной, расшвыривая предметы мебели, попадавшиеся ему на пути. Ведь он же использовал самый надежный способ – вступил в интимную связь с женщиной, чтобы выбросить из головы Оливию! И не помогло! Остановившись и тяжело дыша, налил себе бокал вина, залпом выпил его, затем рухнул в кресло и, откинувшись на спинку, закрыл глаза.
«Надо с ней поговорить, просто поговорить, - в смятении думал Торин. – И тогда подтвердится, что она точно такая же, как и другие женщины, вполне обыкновенная заурядная особа. А по-другому и быть не может! Мой интерес к ней пропадет, он исчезнет вместе с загадочностью и неповторимостью, которыми я сам же ее и наделил!».
Манеж был переполнен. Все места были заняты, зрители даже толпились в проходах. Я поискала своих знакомых, и в королевской ложе увидела герцогиню, обрадовавшись, радостно помахала ей рукой, она снисходительно улыбнулась и едва заметно кивнула головой. Затем нашла Челису и Адену и также взмахом руки поприветствовала их, смущаясь, они ответили, робко подняв руки под удивленные взгляды своих родных. Обводя глазами зрительный зал, наткнулась на сокурсника, который, встретившись со мною взглядом, неожиданно склонил голову в знак приветствия, я улыбнулась и, не удержавшись, помахала ему рукой. Он широко улыбнулся и тоже поднял руку. Мачеха с сестрами изумленно смотрели на меня, ведь до сегодняшнего вечера ничего подобного я себе не позволяла, да и с чего бы? Приятелей и знакомых у меня попросту не было. Когда король занял место в своей ложе, на арену вышел ведущий, обычно именно он представлял сражавшихся на мечах воинов и объявлял победителя, и произнес:
– Ваше Величество! Дамы и господа! Сегодня впервые в нашем королевстве гости из Саравии продемонстрируют нам один из видов боевого искусства без применения оружия. Он называется борьбой. Побеждает тот, кто сумеет уложить противника на лопатки и некоторое время удерживать его в этом положении. Победителя определяет судья – мастер Заки! Но перед этим по традиции вы увидите два поединка на мечах воинов нашего королевства.
На арену вышли два воина в защитных, напоминающих кольчуги, костюмах и в специальных шлемах на головах, в руках у них были большие мечи. Не знаю, как часто Оливия посещала такие мероприятия раньше, но я здесь находилась третий раз, и мне такие поединки нравились больше, чем присутствие на балах. Зрелище было довольно увлекательное, несмотря на тяжелое обмундирование и оружие, воины двигались достаточно быстро, резко нападали, ловко уходили от ударов противника, звон металла и искры, выбиваемые при соприкосновении мечей, держали в напряжении весь зал. Когда бой заканчивался, воины снимали шлемы. Вот и сейчас, уже после второго боя, ведущий подождал, пока соперники покажут свои лица, и объявил победителя. Публика дружно аплодировала своим кумирам. Потом песок на арене, где сражались воины с мечами, был покрыт плотной тканью, сверху постелен ковер.