Нечего терять, или Мужчину делает женщина (Предсмертное желание, или Поворот судьбы)
Шрифт:
Я насмешливо посмотрела на нее.
– Шею не сломаешь?
– Не сломаю. Ты что смеешься? Вот когда твой Юрец загуляет, тебе будет не до смеха.
– Не каркай!
Если бы мой Юрьевич загулял, я бы пустила себе пулю в лоб или просто умерла от беспомощности.
Добравшись до больницы, мы без труда нашли палату Вадима. Он лежал на спине и широко открытыми глазами смотрел в одну точку. Признаться, выглядел он не самым лучшим образом. Худое, бледное, изможденное лицо…
Милка присела на краешек кровати и громко запричитала:
– Господи, да что же это делается! Сволочи! Нашли в кого стрелять! В пролетариев! Ни стыда, ни совести! Пусть руки у этих гадов отсохнут! Да чтоб их самих изрешетили! Криминал совсем обнаглел, стреляют без разбору! Буржуев мочить надо, а не пролетариев! Нас не за что! У нас, кроме гордости и пустых карманов, ничего нет!
– Ты давай заканчивай орать, не в лесу, – остановила я ее.
– Хочу и ору. У меня, может, столько возмущения накопилось, что я не могу его сдерживать! В конце концов, стреляли в моего законного супруга, значит, я имею полное право кричать.
– Я все понимаю, только от твоего крика никому ни жарко ни холодно. Сейчас все отделение сбежится.
– Ну и пусть сбегаются, – не сдавалась подруга. – Пусть посмотрят на мои страдания! Что же за жизнь пошла такая, прикончить могут каждого!
Вадим застонал и слегка приподнял голову. Милка вскочила.
– Вадим, тебе нельзя подниматься. Еще рано. Ты слишком слаб. Хочешь не хочешь, придется немного поваляться.
– Лучше бы я умер… – прошептал он.
– Что?
– Лучше бы меня застрелили. Зачем нужна такая жизнь?
Милка тихонько всхлипнула. Я постаралась разрядить обстановку.
– Вадим, не говори глупостей. Ты должен благодарить господа бога, что жив остался. Все могло бы быть намного хуже. Если бы тебя убили, Милка бы этого не пережила.
– А почему вы не хотите подумать обо мне?
– Как это не хотим? Мы только о тебе и думаем, – опешила я.
– А почему вы не подумали о том, как я буду жить без любимой?
Вадим опустил голову на подушку и тяжело задышал. По всей вероятности, у него начался жар. Я посмотрела на перепуганную Милку.
– Может, вызвать врача или медсестру?
– Не надо никого вызывать, – голос Вадима стал жестким, раздражительным. – Не нужно никого звать. Я не хочу и не могу жить без нее. Я ее люблю… Я оставил машину у ее подъезда и отправился на пляж пешком. Я знал, где она загорает. Оля всегда загорает на одном и том же месте. Она была такая красивая, словно с картинки… Совершенные формы… Грудь, ноги… На ее лице лежала панама. Я подумал, что она спит, и захотел ее напугать. Несколько секунд не мог отвести от нее глаз. Она притягивает, как магнит. Слишком красива и слишком откровенна. Я сел рядом и решил поцеловать. Губы были холодными, словно лед, и синеватого оттенка, глаза закрыты, сердце не билось. Я заплакал… Умерла не просто красивая женщина, погибла любовь…
Мы с Милкой переглянулись.
– Господи, что он несет? – жалобно спросила несчастная Милка.
– У него жар, – попыталась успокоить я.
– Но ведь он в сознании?
– Он бредит. Это бред, Мила…
– Я в сознании, – перебил Вадим. – Все нормально, просто хочу покаяться. Я взял ее на руки и пронес несколько метров. Шел и плакал. А потом испугался, опустил на землю и убежал… Я перепугался, что в ее смерти обвинят меня. Я трус. Я добежал до Ольгиного дома, сел в машину и скрылся на бешеной скорости. Наверное, бог решил меня наказать, поэтому тем же вечером я получил пулю.
Милка смотрела на меня своими большущими глазищами и нервно сжимала кулаки. Я подошла к Вадиму ближе.
– Вадим, а ты уверен, что она была мертва? Может быть, Ольга приняла сильнодействующее снотворное и крепко уснула?
– На пляже – и снотворное? Она была мертва. Я же не конченый лох и могу понять, умер человек или нет. У нее не было пульса и сердце не билось. Я не знаю, отчего она умерла. У нее не было особых проблем со здоровьем. И все же, мне кажется, это не убийство. На теле никаких следов насилия. Что-то с сердцем. Оленька, наверное, сильно переживала. Я мучил себя, ее, жену… Нужно было что-то решать. Она пахла спелой пшеницей… Я любил этот запах. Оля была особенной, наверное, именно поэтому даже пахла по-особенному. Странно, но даже мертвая она пахла как раньше. Казалось, что даже смерть не смогла помешать ее красоте… Даже смерть…
Вадим замолчал, и на его глазах показались слезы. Милка закинула ногу на ногу и повернулась ко мне.
– Ты слышала? Ты слышала, что он несет? И как я, по-твоему, должна к этому относиться?
– Он в бреду. Ты же сама понимаешь, он за свои слова не отвечает.
– Тебе легко говорить. Представь, что бы ты делала, если бы тебе такое заявил Юрец. Ты бы умерла сразу. У тебя бы сердце не выдержало. А я ничего, живу… Муж заявляет, что он любит запах другой женщины. Она, видите ли, пахнет крупой… Идиот! Нет, с меня довольно…
– Прости, – Вадим взял Милку за руку и нежно ее поцеловал.
Милка повела плечами и тихонько всхлипнула.
– Прости, я не имею права тебя обижать. Знаешь, ее, наверное, сразу нашли. На ней могут быть отпечатки моих пальцев…
Милка вытерла слезы, сунула платок карман.
– Ты уверен, что она умерла?
– Конечно, на все сто. Я никогда не смогу себе простить, что так подло сбежал. Я был обязан сообщить о случившемся ее бабушке, проводить любимую в последний путь. Говорят, что покойники сверху все видят и даже могут нас осуждать. Наверное, Ольга наблюдает за мной с небес и осуждает за трусость и подлость. Корит себя, что полюбила такого ничтожного человека.
– Выйдем на пару минут, – шепнула я Миле. Очутившись за дверью больничной палаты, я слегка тряхнула Милку за плечи, чтобы привести в чувство. – Давай, подруга, держись. Не раскисай.
– Ты что-нибудь понимаешь?
– А что тут непонятного? Вместо термоядерных таблеток ты купила сильнодействующее снотворное. Когда Вадим нашел Ольгу, она крепко спала. Выспалась и пошла домой.
– Но он говорит, что у нее не было пульса…
– Возможно, он был так перепуган, что не нащупал его.