Нечего терять, или Мужчину делает женщина (Предсмертное желание, или Поворот судьбы)
Шрифт:
– И она еще говорит про бога! – взвыл разъяренный Юрьевич. – Да ты же ведь антихристка! Я тебе сейчас такую водичку покажу, что мало не покажется!
Я жалобно промурлыкала, как ни в чем не повинная домашняя кошечка:
– Юр, ты меня любишь или нет?
– В том-то все и дело, что люблю. Ну почему я полюбил сумасшедшую?!
– Не сумасшедшую, а странную, – аккуратно поправила я мужа.
– Мне кажется, что ты все-таки сумасшедшая. Тебе почему спокойно не живется? Почему ты
– Я что, плохая жена?
– Хорошая, – произнес Юрец с сарказмом и отвернулся.
– Вот поэтому ты меня и полюбил. Потому, что я не такая, как все. – Я немного помолчала и после минутной паузы произнесла: – Юр, а как ты относишься к тому, что я болела раком?
Юрец вновь покрутил пальцем у виска.
– Точно чокнутая. А это ты зачем приплела?
– Я просто так спросила, ради страховки.
– Ради какой страховки?
– Некоторые считают это клеймом на всю жизнь.
– А ты плюй на некоторых. Ты мне любая нужна. Пусть хоть у тебя рук и ног не будет.
Я с испугом посмотрела на Юрьевича и отрицательно замотала головой.
– Э, нет, так не пойдет. Пусть у меня руки и ноги будут на месте.
Юрьевич потянулся к пепельнице, поставил ее на кровать и закурил.
– Знаешь, я думал, что ты у меня одна сумасшедшая, а оказывается, нет. У тебя даже окружение сумасшедшее.
– Ты это о ком?
– О твоих подругах.
– Про Милку, что ли?
– Про нее самую. Вы травите людей, затем стреляют в Вадима.
– Это не я травила, а Милка. Но если ты загуляешь, я твою стерву отравлю без тени сомнения.
– Какую стерву?
– С которой будешь гулять. Напою ее термоядерной колой.
– Ты что несешь? – перепугался Юрьевич.
– Между прочим, в какой-то стране, правда, забыла в какой, за супружескую измену наказывают смертной казнью. Если трахнулся, сразу в тюрьму. А затем голову отрубают. Удобно. И почему у нас такие законы не вводят? Почему за все расплачиваются бедные женщины? Так бы ни один мужик не гулял. У него бы, кроме жены, ни на кого не стоял.
– Вик, ты хоть понимаешь, что несешь-то? – оторопел Юрец.
То ли пара рюмок шотландского виски лишила меня рассудка, то ли полный стрессов день, но я поняла, что в этот момент мои тормоза полностью отказали. Сбросив простыню, я расстегнула ночную рубашку и обнажила грудь.
– Так что, Юрец, выбирай, гулять тебе или нет. Любую на тот свет отправлю. Для меня это пара пустяков. Я у Милки опыта поднабралась.
Неожиданно силы оставили меня. Я обхватила голову руками и заревела. Юрий крепко прижал меня к себе и стал гладить по голове.
– Дурочка, что ж ты сама себя мучаешь? – приговаривал он ласковым и каким-то отеческим тоном.
– Скажи, ты никогда не будешь гулять? – спросила я, тихонько всхлипывая.
– Не буду. Не хочу, чтобы ты за решетку загремела. Не хочу тебе передачки носить.
– Какие еще передачки? – насторожилась я.
– Обыкновенные. Ты же сама сказала, что любую на тот свет отправишь. А за любое преступление наказывают, от этого никуда не денешься.
– Так уж за любое! Да у нас каждое второе преступление не раскрыто. Даже не каждое второе, а каждое первое.
– Смотря какое преступление. Ревнивая жена отравила любовницу. Это же так банально. Тут только ленивый не раскроет.
– Ты хочешь сказать, что Милку посадят?
– Конечно. И не только Милку.
– А кого еще?
Я почувствовала, как бешено забилось сердце, во рту пересохло.
– Ты следом пойдешь.
– Я?
– Ты.
– А я-то за что?
– Как соучастница.
– Какая я, к черту, соучастница?
– Самая обыкновенная. Милку посадят за убийство. А тебя за соучастие в преступлении.
– Ты что несешь? Я же ей травить не помогала. Я вообще при этом не присутствовала.
– Тогда какого черта вы вернулись на место преступления? Ты же сама сказала, что вас два наркомана видели.
– Ну и видели, ну и что… Да и кто им поверит, этим наркоманам.
– Если вас захотят посадить, то никто не посмотрит, что они наркоманы.
– Это я Милку туда потащила, – сбивчиво заговорила я. – Она упиралась как могла. Мол, не поеду, и все тут. Но я настояла. Я думала, что если Ольга еще жива, то мы ей помочь сможем. В больницу отвезем…
– Не надо было туда соваться. Уж если наломали дров, то не нужно из себя милосердных разыгрывать. Милосердие надо было раньше проявлять, а после содеянного поздно.
Юрец замолчал, взял меня за плечи и заглянул в глаза.
– Господи, а ведь я мог тебя потерять… Даже страшно подумать… Ведь сегодня утром мы могли видеться в последний раз… Я не представляю, как бы я смог жить без твоих странностей. Другой такой нет. Это я знаю точно.
– И я о том же тебе твержу. А почему ты мог меня потерять?
– Потому что у того злосчастного окна вместо Вадима могла стоять ты …
– Ты думаешь, что тому, кто стрелял, было без разницы, кто подойдет к окну?
– Не знаю. Все может быть. Даже если ему и была какая-то разница, ты вполне могла быть второй мишенью.
Я посмотрела на Юрца с бесконечной благодарностью и прошептала:
– Все обошлось. Со мной никогда ничего не случится, если я буду знать, что нужна тебе. Меня бережет твоя любовь.