Нечто под маской

Рокотов Сергей

Последние слова он произнес совсем уже тихо и неуверенно.

– Это все Ельцин довел страну до такого безобразия, - вмешалась в разговор некая женщина в сером и драповом.
– Раньше такого не было... Развелось тут всяких террористов...

– И это совершенно справедливо, мудрейшая из женщин, - перешел на ернический лад Степан.
– Пострелять их всех, гадов, да и дело с концом. Разговор, тем не менее, несколько разрядился. Степан обнял Риту за плечо и шепнул ей на ухо:

– Да не знаю я, кто это, честное слово, не знаю, зачем ты меня постоянно об этом спрашиваешь?

Почему-то только сейчас Рита вспомнила про Игоря Николаевича Дьяконова, который ей так понравился вчера. Но что произошло

с ней после того, как он уехал? Почему она вдруг решила поверить Степану? Как это все странно...

Ее мысли передались и Степану, и он, стараясь расшевелить её и вновь расположить к себе, стал постоянно шутить, балагурить, о чем-то рассказывать. Так они доехали до Ритиного дома.

– Ну что, звонить в милицию?
– спросила Рита, входя в квартиру.

– Да ну, - махнул рукой Степан.
– Не думай об этом человеке. Давай, займемся друг другом. Нам ведь снова так хорошо вместе, правда?

– Правда, - как-то очень неуверенно ответила Рита.

Раздался телефонный звонок. Степан бросился было к аппарату, но Рита опередила его.

– Что вы делаете?!
– кричал глухой голос незнакомца в трубке.
– Вы с ума сошли! Что вы делаете, Маргарита?!!!

– Да что я такого делаю? И какое дело до всего этого вам? Почему вы вмешиваетесь в мою личную жизнь? Почему?

– Почему?
– вдруг тихо и печально переспросил незнакомец.
– Да потому что... Потому что... Я желаю вам добра, Маргарита. И я прошу вас об одном опомнитесь. Вы совершаете ужасную непростительную глупость...

– Перезвоните мне через десять минут, - вдруг решительно произнесла Рита и положила трубку. Потом покосилась на напрягшегося и внимательно слушающего разговор Степана и сказала ему: - Выйди, пожалуйста, у меня деловой разговор.

Степан пожал плечами и с видимой неохотой вышел, а Рита тут же перезвонила Дьяконову.

– Игорь Николаевич, он где-то поблизости, - сказала она полушепотом, прикрывая трубку рукой.

– Понял, - ответил Игорь.
– Я скоро буду. А пока скажу вам одно берегитесь вашего бывшего мужа.

– Это-то ещё почему?
– вдруг разозлилась Рита. Ей очень не нравилось, когда посторонние плохо говорили о Степане, хотя она и сама была о нем довольно низкого мнения.

– Пока не знаю. Но обязательно узнаю. В этом и заключается моя работа.

– Узнаете - скажете. А пока помогите мне в другом.

– Тут все может быть взаимосвязано. Будем держать друг друга в курсе.

Рита положила трубку и неожиданно для самой себя бросилась к двери. Резко отворила её. Приникший прямо к замочной скважине Степан чуть не упал прямо на нее.

– Ты что, подслушиваешь?

– Ревную, Риточка, ревную, кто знает, кто у тебя был до меня?
– сразу нашелся Степан, крепко обнимая её.
– Никого не потерплю рядом с нами.

Она поверила ему и, прежде всего, потому что хотела поверить. И они пошли обмывать подачу заявления в ЗАГС.

– Я мамашу теперь к нашей жизни близко не подпущу, на пушечный выстрел не подпущу, - говорил Степан.
– Хватит... Мало она мне крови попортила, зараза старая...

– Не надо так о матери, - сказала Рита.
– Мать есть мать...

– Ладно, черт с ней. Давай по маленькой...

– Знаешь, Степа, - вдруг тихо произнесла Рита.
– Я хочу выпить эту рюмку памяти моих бедных родителей... Ты не против?

При этих словах Степан вздрогнул и побледнел. Но быстро взял себя в руки. Однако, эта странная реакция на такие вполне естественные слова не прошла незамеченной для Риты.

– Что это с тобой?
– внимательно поглядела она на него.

– Да ничего, ничего. Почему я должен быть против? Я за, разумеется, за... Я не знал их, но представляю их себе по твоим рассказам. Выпьем их светлой памяти...

После выпитой

рюмки у Риты сильно закружилась голова, ей жутко захотелось спать. Она не стала обедать, обняла Степана за шею и шепнула ему:

– Я хочу немного поспать, Степа. Просто поспать...

– Иди, иди, поспи, - охотно согласился Степан.
– Тебе надо отдохнуть, слишком уж много впечатлений навалилось на тебя за эти дни... Да и на меня, кстати, тоже...

Она, пошатываясь, пошла в спальню, быстро разделась, швырнула вещи на банкетку и нырнула под одеяло... Какое, однако, странное самочувствие... Голова продолжала кружиться, роились воспоминания... Об отце, погибшем в восьмидесятом году при пожаре на даче, об Ольге Александровне Бермудской... Прошло более одиннадцати лет с тех пор, когда она, девятнадцатилетняя девчонка, вошла в дом Балясниковых... Почему она всегда так боялась матери Степана? Боялась этих черных умных пронзительных глаз, этого крутого изгиба пухлых губ? Почему она и теперь так её боится? Съежившись под теплым одеялом, Рита почувствовала озноб, её просто колотило... И что-то странное в голове, что-то очень странное и ни на что не похожее...

... Когда они сидели со Степаном? Только что? А, может быть, десять лет назад? Вот она сидит в шикарной просторной гостиной огромной балясниковской квартиры... Старинная хрустальная люстра с множеством подвесок, антикварная мебель, картины в золотых рамах, серебряные подсвечники... Степан в кабинете у матери, советуется с ней по поводу своей женитьбы... Рите становится скучно одной, она почему-то выходит из гостиной и идет по огромной прихожей...

"Кто её родители?" - слышит она из-за закрытой двери кабинета властный голос Бермудской. И вдруг сдавленный крик: "Дочь Нарышкина?!!! Валентина Нарышкина?!!!" - "Что с тобой, мама?" - удивленный голос Степана.
– "Ничего... Ничего... Все нормально..." И вдруг хриплый зловещий хохот, каркающие слова: "Обалдеть можно..." - И снова хохот, клокочущий кашель заядлой курильщицы.
– "Ты что, знала Риткиного отца?" - вопрос Степана.
– "Знала, знала", - уже спокойный ответ Бермудской.
– "Кого я только не знала в этой жизни? Он же пробовал писать что-то там, печататься... Ничего у него, правда, не получилось... Талантлив был, спору нет, но работать не умел, очень неусидчив. Он был учителем литературы то ли в школе, то ли в техникуме, не помню уже... Видела я и его рукописи, и самого немного помню, смутно только очень... А я смотрю, на кого это она похожа? Вот оно что, оказывается..." - "Так ты что, против нашего брака, раз она дочь..." - "Я-то? Что ты, сынок, что ты, я за! Я очень даже за! Да... он в тех условиях не мог напечататься, соцреализм, застой... Я тоже что-то там писала против него. Только ты не говори своей очаровательной невесте про это, я прошу тебя. Не хочу, чтобы между нами что-то было... А она мне очень понравилась. Таких, как она просто нет. Вспоминаю твоих чувих... кошмар... мрак... А это... Чувствуется порода... Жаль, Нарышкин так нелепо погиб. В России надо жить долго, так говорили мудрые... Сейчас он смог бы раскрутиться... Ну иди же, иди, тебя ждет твоя невеста... Я за, Степочка, обеими руками за!"

Тогда на влюбленную Риту весь этот разговор не произвел никакого впечатления. Что удивительного в том, что рукописи отца попали к влиятельной Ольге Александровне? Ну, зарубила она его, мало ли что бывало в то время? Почему она должна держать на неё за это зло? И лишь зловещий каркающий смех Бермудской неприятно поразил её. Она не раз слышала этот приглушенный смех, проходя мимо закрытого кабинета знаменитой поэтессы. Это странная манера смеяться в одиночестве, что-то шепча, ворча, бубня себе под нос пугала Риту. Но позже она привыкла и к этому...