Неделя длинных ножей
Шрифт:
— Чего вы хотите? — грудным голосом спросила грешная женщина, когда он захлопнул за собой дверь. Она смотрела на него в зеркальце заднего обзора своими огромными глазищами. А ничего баба, подумал Дон, почему-то вспомнив свою Любу. Ее лицо разрумянилось, что ее красило еще больше.
— Послушайте… — продолжала она. — Мы отблагодарим вас, обязательно… Только вы никому не говорите, прошу вас. Сколько мой муж вам обещал? Я дам больше… Только не говорите ему ничего. Это его убьет.
— Ну да, сердце у него больное, — сочувственно кивнул Дон. — А у меня оно покуда здоровое. Да и все прочее покуда работает в штатном режиме.
И подмигнул ей, отчего она побелела. Он сам не вполне понимал, зачем сдался ему этот кураж. Мимо машины прошли милиционеры. Они заглянули в салон, задержав на женщине свои взгляды. И прошли дальше. Дон сидел, привалившись к ближней к ним двери, и они на него не обратили внимания.
— А вы тоже прячетесь? — спросила она.
— Ни боже мой! — оскорбился Дон. — Ведь если меня задержат, начнут составлять протокол, мы же с вами договориться ни о чем не успеем, верно я говорю?
— Ну так чего вы хотите? — снова спросила она. — Или сколько?
— А чего тут не знать, — ухмыльнулся Дон. — Неужто не понятно? Вон у него спроси, чего мужики хотят от такой, как ты. Только на службе я этим не занимаюсь, понятно? Работа есть работа. Я правильно говорю?
Парень молчал, смотрел в сторону. Его руки стискивали руль, беспокойно сжимаясь и разжимаясь.
— Ладно, — сменив тон, смилостивился Дон. — Тыща зеленью и позвонить по мобильному. Муж твой больше обещал, если вас засеку, понятно? Только Женя мне твой очень понравился. Молчит, но в обиду тебя не даст. Не дашь ведь, а? Чего молчишь?
— Я слушаю… — сказал Женя, по-прежнему глядя прямо перед собой.
— Вот и слушай. А после подбросите меня в одно место. На Большую Дмитровку. И вы меня не видели, и я вас. Делаю это, как уже сказал, из сочувствия. Нравишься ты мне. Но больше мне на глаза не попадайтесь.
Парень хотел что-то сказать, но она умоляюще положила руку на его плечо. Потом порылась в сумочке и протянула Дону сотенные купюры с изображением Бенджамина Франклина.
— И сотовый! — напомнил Дон. — Раз только позвоню, и хорош. Вы свободны.
— Но вы действительно оставите нас в покое? — начала она.
— Шантажировать не собираюсь, — усмехнулся Дон. — Не в моем стиле. У кого хошь спроси.
Потом он стал припоминать номер сотового Павла. Но вспомнил только номер одной из квартир, где тот бывал. И набрал его.
— Здравствуй, Лида. Мне Пашу бы… — сказал он, услыхав женский голос.
— Его нет. А кто его спрашивает?
— Да товарищ его… Слава. А когда хоть объявится?
— Вчера уехал. Ничего не сказал. Когда он вернется, сегодня, через неделю… Знаете, наверно, раз товарищ. Что-нибудь передать?
— Номер его сотовый не подскажешь? — он непринужденно перешел на ты. — А то забыл, а книжка в другом месте.
— Нет, он не разрешил… Что ему передать, если позвонит?
— Скажи, Слава Дон ему звонил. Он знает. Пусть поостережется! Тут такое начинается… Повнимательнее пусть будет, передадите?
— Хорошо… — неуверенно сказала она.
— Тебя ведь Лидой звать, точно? — спросил Дон. — Да ты не бойсь, он мне про тебя рассказывал.
Она промолчала.
— Я еще перезвоню попозже… — сказал Дон и вернул сотовый.
Черт, и поговорить не с кем… Паша — единственный, про кого можно сказать: этот не настучит. Из нынешних — один такой остался. Только работа вишь у него такая. Специфика, вернее сказать. Может пропасть на неделю, а то и больше, потом вернется с пачкой зеленых и все в момент просадит с корешами… Которых, тоже осталось — раз-два и обчелся.
И никогда не расскажет, где был и за что сегодня столько платят. Хотя чего там спрашивать?.. И так давно ясно, за что платят такие бабки. Стоит только на него посмотреть.
— Мы куда-нибудь поедем? — робко спросила она. — Вы же просили вас подбросить?
— Прямо, — показал Дон. — Уже говорил. На Большую Дмитровку. Там меня уже заждались. И повернете, где покажу.
— Так вы сегодня работаете? — от облегчения она разговорилась, а машина тронулась.
— Иногда я подрабатываю. Государство копейки платит. А жить-то надо. Сегодня я, считай, в отгуле.
— У вас семья? — спросила она после паузы.
— Мал-мала… — хмыкнул Дон, вспомнив собственное детство в большой семье с отцом-алкоголиком. — И все в соплях.
Он долго выбирал, где припарковаться, наконец велел остановиться возле небольшого грузинского ресторанчика.
Вошел, огляделся. Пусто и темновато. Пара ментов обедают за дальним столиком. Они безразлично взглянули на вошедшего Дона, потом отвернулись к своим тарелкам, издававшим запах харчо. О чем-то гундела их рация, торчащая из кармана форменной куртки, висевшей здесь же, на вешалке. Дон издали различил обрывки фраз: "…сбежал возле Белорусского из машины, вооружен и опасен… При задержании может оказать активное сопротивление…»
Святая правда, подумал Дон, усаживаясь. Запросто могу оказать. А эти сидят себе, кушают, и в мою сторону ни ухом, ни рылом. Вот отчего у нас растет преступность.
— Вот все, что у тебя здесь написано, — сказал он пожилому официанту с седой щетиной на щеках, указав в меню на раздел закусок. — А менты что у тебя едят?
Менты услыхали, приподняли головы от своих тарелок.
— Харчо, — невозмутимо ответил официант. — Будете?
— И харчо, — кивнул Дон. — дальше, бутылку водки, шашлычок на ребрышках. Ну и остальное, на твое усмотрение.