Неделя холодных отношений

ВИН Александр

– А почему ты так часто в разговорах упоминаешь кладбища, могилы маленьких девочек?

– У тебя ведь была сестра. Просто она не успела родиться…

– И вообще, если бы это касалось бы меня… Если бы кто при мне такое сказал о Еве.… Убил бы на месте.

– Я тоже…

Капитан Глеб усмехнулся, услышав долгожданный ответ.

Желая сохранить с таким трудом восстановленный жизненный тонус сына, Глеб заставил Сашку аккуратно

перестелить их лежбище, подкинуть вниз, под циновки, нарезанного, приготовленного с утра камыша и все остатки мелкого хвойного мусора.

– Всё мягче спать будет. А я за водой на залив…

Уверенность в том, что хорошая колыбельная иногда может заменить вечерний бифштекс, была для отца с сыном весьма малокалорийным решением, но…

– …Мальчишки каким-то образом разведали, что в порту стоит старое, списанное судно, которое завтра на буксире потащат в Ригу.

Это был шанс!

Через дырку в дальнем заборе они проникли в порт, пробрались к причалу.

«Жертва» стояла третьими корпусом, вплотную к двум другим, живым пока ещё, действующим траулерам. Выклянчили у вахтенного первого борта разрешение посмотреть старый корабль, мол, никогда не были, не видели, интересно.…

Получилось.

Погуляли по пустому пароходу, полазали по трюмам, посмотрели; демонстративно, в расчёте на внимание доброго вахтенного, вышли на причал, поблагодарили и, выждав, пока дядька уберется с палубы в каюту спать, снова пробрались по швартовым, по ютам, на старое судно.

Шмыгнули вглубь, в железные внутренности.

Ждали долго, смеялись, выдумывали, вспоминали разные истории. Заскучали, стали по очереди играть в маленькие карманные шахматы. Внезапно загрохотали по ободранной палубе, по трапам кованые сапоги.

Матросы закрепили буксирный трос и ушли.

Солнечный лучик поник через дырку в проржавевшем борту, у подволока, пробежал по трюму.

«Поехали!»

Цель-то ставили такую: прокатиться чуть-чуть вдоль берега, выскочить на палубу, крикнуть на буксир: «Мы здесь!» и всё….

Объяснить, что гуляли, что заблудились, испугались чужих людей и всё такое, прочее.

Берег окончательно скрылся из виду только к вечеру.

«Ну, пора!».

На палубе принялись орать, махать руками.… Впустую.

В сумерках на деловито пыхтящем впереди буксире их стараний никто не замечал. Мальчишки испугались.

На трюм был наварен квадратный лист толстого железа, уголки, отрезанные сваркой, валялись рядом. Вот этими-то кусками и замолотили в шесть рук по гулкой крышке трюма, продолжали при этом истошно орать.

На буксире вскоре заходили вокруг рубки люди, светанули к ним маленьким ручным прожектором, что-то проговорили в мегафон. Но не остановились.

Стемнело. Холодная палуба покрылась росой. Стало действительно страшно…

Принялись искать ночлег. Аккумуляторы временных ходовых огней были укрыты ветошью и рваным брезентом. Мальчишки стащили всё тряпьё в одну кучу, зарылись общим клубком, для теплоты, в уголке палубы. Всё равно бил озноб: перепугались, да и вместо привычных домашних простыней оказались стальные корабельные листы. Ещё раз обшарили все закоулки старого парохода. Нашли в машинном отделении замызганную деревянную решетку. Улеглись на ней, стало теплее.

Наступило утро, взошло солнце, но почему-то не с той стороны.

Впереди по-прежнему пыхтел буксир.

Молчали, тоскливо выглядывали из тряпок, смотрели по сторонам.

Что-то стукнулось о борт, потом снова раздался гулкий удар.

Из причалившего военного катера к ним на палубу выскочили пограничники с автоматами наизготовку, офицеры с пистолетами.

Пришлось немного заплакать и поднять руки вверх.

Когда руководство разобралось с родителями, те, в свою очередь, рассказали им, мальчишкам, подробности. Оказывается, с буксира передали на берег по радио, что на буксируемом судне находятся посторонние лица, а услышав их гулкие удары металлом по трюму, тревожно добавили, что эти «лица» возможно вооружены, потом буксир плавно, очень незаметно развернулся…

Особо сильных репрессий по итогам не последовало, ни дома, ни в школе, но краем уха, среди разговоров взрослых, кто-то из мальчишек всё-таки уловил, что старое судно вроде бы тогда тащили не в Ригу, а в район артиллерийских стрельб боевого военно-морского флота. В качестве мишени…

Бывший капитан и, в настоящее время, заботливый отец Глеб Никитин опять выжидательно замолчал, ожидая реакции своей аудитории.

– И ты там был?

– Что же меня выдало?

– Восторг, с которым ты всё это рассказывал.

– Опять ты прав, малыш. В педагогическом подтексте – история про выбор каждого человека. Я через несколько лет после того случая стал моряком, остальных, насколько я знаю, до сих пор тошнит от вида воды за кормой.

– А почему ты бросил море?

– Хотел быть рядом с тобой с самых первых твоих дней.

К окончательной темноте установилась отличная видимость.

Через залив дрожали на нижней кромке невидимого неба слабые огни далёкого города.

«Легко узнавать в иллюминатор самолёта ночной Лондон. Освещённая хаосом своих всегда неожиданных улиц Москва с высоты не такая, она – далёкая….».

Вместе вышли на берег.

– Смотри, как прояснилось небо, завтра обязательно будет солнце!

– Если доживем…

– К чертям «если»! Кто первый просыпается – тот готовит яичницу с салом!

И уже потом, у костра, ими были сказаны друг другу последние, усталые слова перед сном.

– А в этом лесу хищники есть?

– О чём это ты?

– Ну, волки какие-нибудь…, медведи?

– Самые страшные сегодня здесь – это мы с тобой. Голодные, и с ножами.