Недетские игры
Шрифт:
– Кажется, я уже видела вас здесь. И неоднократно.
Она кивнула ему на дверь и вновь обратилась к пишущей машинке, подняв, словно Пикассо, кисточку для замазывания опечаток.
Дэвид толкнул дверь, вошел в приемную, плюхнулся на деревянную скамью и стал разглядывать свои кроссовки «Адидас».
Неожиданно ему в голову пришла шальная мысль: «Раз уж я здесь, надо попробовать…»
Он улыбнулся собственной догадливости. Прислушался. Миссис Митчел барабанила на машинке. Хорошо. Повернул голову в другую сторону. Справа от него был кабинет Кайзера – так они прозвали заместителя директора Кесслера, ведавшего в школе Хэмфри вопросами
Слева находились два машинных зала. Дэвиду была видна сидевшая у одного терминала немолодая женщина. Но второе помещение было пусто, и дверь в него широко открыта.
Лафа! Как раз то, что надо! Дженифер пустила его по верному следу. Только бы на дисплее оказался пароль пользователя.
Тревожно косясь на женщину в соседней комнате, Дэвид крадучись двинулся к оставленному без присмотра компьютеру. Если его застукают, шум в школе поднимется до небес. Но рискнуть стоило.
Все заняло ровно одну секунду.
На мониторе виднелся длинный список паролей; все они были зачеркнуты, кроме последнего: ГРИФЕЛЬ.
Назад!
Дэвид долетел до скамьи ровно в тот момент, когда дверь замдиректорского кабинета открылась и оттуда понуро вышел ученик. Не глядя на Дэвида, он побрел к выходу, как побитая собака.
Кайзер-Кесслер махнул Дэвиду рукой.
– Снова вы, Лайтмен? Какой сюрприз.
Дэвид с кислой миной протянул ему записку Лиггета.
Кесслер взял ее, прочел и откинулся в кресле, задумчиво глядя на Лайтмена и покусывая толстые губы.
– Не могу понять вас, Лайтмен, – сказал он. – Садитесь. Хочу поговорить с вами. На сей раз не будет ни испытательного срока, ни записки родителям, ни даже звонка отцу.
Дэвид Лайтмен сел, недоверчиво глядя на собеседника.
– Вы прекрасно справились с тестами пригодности, особенно по математике… Да, я узнавал у вашего классного руководителя. – Кесслеру было уже под сорок, но он упрямо носил короткую военную стрижку и выглядел типичным немецким инструктором по строевой подготовке, чем и заслужил у школьников кличку Кайзер. Его старания по части наведения дисциплины были известны всему городу, и хотя они не давали ощутимых результатов, он продолжал относиться к работе с восторженным рвением. По мнению Дэвида, Кесслер втайне сожалел о том, что жил в 80-е годы XX века, а не воспитывал подопечных в эпоху розог и шпицрутенов. Из него вышел бы дивный диккенсовский персонаж.
– И что же?
– Вы могли бы стать первым кандидатом в отличники. Однако вас в который уже раз отправляют ко мне в кабинет.
– Мистер Кесслер, но я не дерусь, не пью, не курю, не балуюсь наркотиками…
– Знаю, вы – хитрая бестия. Ваше хобби – изводить учителей, – Кесслер, шумно вздохнув, заложил руки за голову. – Во что мы превратимся, если каждый ученик станет таким, как вы, Лайтмен?
– В школу одаренных детей?
Кесслер рассмеялся.
– Знаете, Лайтмен, будь вы моим сыном, я бы положил вас на колено и отшлепал хорошенько. Но, боюсь, сейчас это уже поздно. В наши дни работать учителем – нелегкое дело, Лайтмен. А такие заводилы, как вы, превращают труд педагога в каторгу.
– Да, сэр.
– Вы ведь считаете себя всезнайкой, верно, Лайтмен? Рассчитываете вывернуться из любого положения. Для вас удовольствие – сунуть палку в колеса и посмотреть, сколько спиц сломается. Нет, вы неплохой парень. Я-то знаю, что такое плохие дети, поверьте. Но у
Дэвид заморгал.
– Да-да, теперь это в моем ведении. И, представьте, принимая дела, я обнаружил заявление… некоего Дэвида Лайтмена. Он просит установить в школе аппарат для видеоигр. Не скрою, Лайтмен, некоторые учителя приветствуют эту идею. Однако я только что ознакомился с докладом министерства здравоохранения, в котором перечисляются вредные последствия увлечения этими играми – синдром напряжения мышц предплечья, расстройства зрения, развитие тенденций к насилию. Скажу больше: именно вы являете собой пример того, сколь пагубно влияют видеоигры на неокрепшее сознание подростка. Поэтому, конечно, ни о каких видеоиграх в нашей школе не может быть и речи.
Кесслер порвал заявление Дэвида и бросил его в корзину.
– Эта корзина – мой блок памяти для подобных вещей. А теперь катитесь, Лайтмен, и чтобы я вас больше здесь не видел!
Кесслер обратил свои слегка выпученные глаза на лежавшие перед ним бумаги.
– Есть, сэр.
Надо было бы ответить этой жабе: «Зиг хайль». Ребята именуют его Кайзером, но для Дэвида отныне он будет Фюрером.
«Вся штука в том, что большинство из тех, кто командует нами, – полные «чайники», – подумал Дэвид Лайтмен, покидая здание школы. Еще один день, призванный озарить его светом ученья, был позади. Дэвид вяло брел домой, помахивая учебником по тригонометрии.
Добро бы они сознавали, что они – «чайники». Но нет, они скрывают свою бездарность за обтекаемыми фразами – Дэвид, кстати, умел пользоваться этим бюрократическим жаргоном не хуже их. Все они принимают себя за важных шишек, уверены, что они лучше других. Убеждены, что могут
управлять всеми и разбираются во всем.
С компьютерами такое не проходит. Тут все по справедливости. Что вводишь в машину, то и получаешь. Мгновенный результат. А остальной мир… такой же серый, как сегодня небо над Сиэтлом.
За спиной послышалось тарахтенье. Дэвид решил уловить эффект Допплера, ожидая, когда мопед проедет мимо. Но звук по-прежнему доносился сзади. Он обернулся. На зеленом мопеде сидела Дженифер Мак.
– Привет! – крикнула она.
– А, привет, – отозвался Дэвид.
Больше сказать было нечего. Оставалось лишь выдать свое неумение связать пару слов за мужественную сдержанность в стиле Клинта Иствуда. Дэвид двинулся дальше.
– Я хотела извиниться, – сказала Дженифер. – Из-за меня у тебя неприятности. Но я просто не могла сдержаться – так было смешно.
Слава богу, она сама вывела его из затруднения. Он замедлил шаг и взглянул на нее:
– Нет, все о'кей. Ты была великолепна.
Дженифер выключила мотор и недоверчиво переспросила:
– Я?
– Угу.
Ладно скроенная фигурка девушки была облачена сейчас в джинсы, зеленую майку и черную ветровку. Ее длинные волосы чуть растрепались от езды, а раскрасневшееся лицо стало еще привлекательней. Дэвид не знал, что сказать.
Дженифер сама нарушила неловкое молчание.
– Слушай, может, тебя подвезти?