Недобрый день (День гнева) (Другой перевод)
Шрифт:
— Да. Прощупать почву, не более; надо было выиграть время, чтобы западные королевства успели объединиться против возможного нового союза Византии и Рима с германцами Алеманнии и Бургундии. — Гвиневера вздохнула. — Значит, все пошло прахом? Я уж догадалась. Но отчего?
— С вашего дозволения, сперва — добрые вести. Одновременно в путь отправились и другие миссии для сбора сведений. Гонцы посылались и к франкским королям — выяснить их настроение. Им сопутствовал успех: это вселяет надежду. Франки, все как один, намерены воспротивиться любой попытке воинств Юстиниана восстановить владычество Рима. Они уже вооружаются.
Королева
«Добрые вести» Мордреда, похоже, нимало ее не порадовали. Регенту показалось, что глаза королевы наполнились слезами.
По-прежнему не отводя взгляда от мерцающих древесных стволов с мозаикой золоченых листьев, Гвиневера проговорила:
— А наше посольство? Что случилось с ним?
— Учтивости ради в посольство следовало включить представителя королевского дома. Выбор пал на Гавейна.
Королева резко обернулась. Глаза ее были сухи.
— И он затеял свару.
Это не было вопросом.
— Затеял. Вздорная перепалка и бахвальство привели к взаимным оскорблениям, а затем и ссоре, и молодые воины схватились за мечи.
Руки королевы дрогнули, словно она вот-вот возденет их в традиционном жесте отчаяния. Однако в голосе ее звучал скорее гнев, нежели горе.
— Опять!
— Госпожа?
— Гавейн! Опять эти оркнейские глупцы! Вечно этот холодный северный ветер, словно губительное дыхание зимы, истребляющее все доброе и живое! — Королева опомнилась, вдохнула поглубже и с видимым усилием поправилась: — Прошу прощения, Мордред. Ты настолько другой, что я на миг позабылась. Но Лотовы сыновья, твои сводные братья…
— Госпожа, я знаю. Я не спорю. Всегда были необузданными глупцами, а на сей раз — хуже, чем глупцы! Гавейн зарубил одного из молодых римлян, а, как выяснилось, юнец приходился племянником самому Люцию Квинтилиану. Посольству пришлось спасаться бегством, и Квинтилиан выслал в погоню самого Марцелла. Им пришлось защищаться; многие погибли.
— Но не Валерий? Только не этот достойный старик!
— Нет, нет. Они вернулись, не понеся больших потерь; даже, можно сказать, одержав победу. Но сперва случилось несколько затяжных схваток. В первой погиб Марцелл, а потом Петрей Котга, принявший на себя командование после него, был взят в плен и в оковах доставлен в Керрек. Я сказал, что это своего рода победа. Однако вы сами видите, что это значит. Теперь верховный король вынужден начать военные действия.
— Ах, я так и знала! Так и знала! А велики ли его силы?
— Он выступит во главе Хоэлевой армии, а с ними — воинства, прибывшие вместе с Артуром из Британии, а из Бенойка вызван Бедуир с дружиной, — Мордред хладнокровно подмечал едва заметный отклик на имя: королева не посмела спросить, жив ли Бедуир, но теперь, когда регент сам упомянул об этом, мертвенно-бледное лицо ее слегка порозовело. — Сколько воинов выставят франкские правители, король еще не знает, но армии у них немалые. А в Британии он воззвал к Регеду и Гвинедду с Элметом и к Тидвалю из Дунпелдира. Здесь я соберу подкрепление: сколько смогу, при такой-то спешке. Войско поплывет под началом Кея. Все будет хорошо, госпожа, вот увидите. Вы же
— И они тоже знают, — отозвалась Гвиневера. — Они сойдутся с ним только в случае численного превосходства три к одному, а на это они вполне способны. А тогда даже он окажется под угрозой поражения.
— У них не будет времени; уж об этом Артур позаботится. Я помянул про спешку. Беда разразилась мгновенно, точно летняя гроза; и Артур намерен атаковать сразу же, а не ждать дальнейшего развития событий. Он уже движется маршем к Отену, чтобы встретить бургундов на их собственной земле, прежде чем Юстиниан соберет войска. Он рассчитывает, что франки присоединятся к нему еще до того, как войско перейдет границу. Но лучше прочтите его письмо сами. Оно утишит ваши страхи. Верховный король нимало не сомневается относительно исхода, да и с какой стати? Он — Артур.
Гвиневера благодарно улыбнулась, но Мордред видел, как дрожит ее рука, протянутая за письмом. Он встал и вышел из беседки, позволяя королеве прочесть письмо в одиночестве. Неподалеку высилась колонна с каннелюрами, с прихотливой фрагментарной капителью, увитой золотыми кистями ракитника. Прислонившись к ней, Мордред ждал, тайком наблюдая за королевой из-под полуприкрытых век.
Гвиневера читала молча. Она дошла до конца, затем перечитала письмо снова. Уронила листок на колени, посидела немного, опустив голову. Мордред решил было, что она перечитывает послание в третий раз, но тут заметил, что глаза ее закрыты. С лица Гвиневеры отхлынули все краски.
Мордред отстранился от колонны. Словно помимо воли, шагнул вперед, к ней.
— Что такое? Чего вы страшитесь?
Гвиневера вздрогнула, глаза ее распахнулись. Мысли ее, похоже, блуждали далеко, за много миль отсюда, и вдруг резко вернулись в настоящее. Она покачала годовой, попыталась изобразить улыбку.
— Ничего такого. Право же, ничего. Просто задумалась.
— Задумались? О поражении верховного короля?
— Нет. Нет. — Гвиневера коротко рассмеялась, и смех ее прозвучал вполне искренне. — Женский вздор, Мордред. Держу пари, так ты бы и сказал! Да нет же, не тревожься так, я все тебе расскажу, даже если ты и посмеешься надо мной. Мужчины таких вещей не понимают, однако мы, женщины… делать-то нам нечего, лишь ждать, глядеть в окно да надеяться, и умы наши вечно покоя не знают. Один раз подумаешь: «А что со мной станется, если супруг мой погибнет?» — и сей же миг, в воображении нашем, он уже с печальными церемониями уложен в гроб, и в средине Висячих Камней вырыта могила, и вот уже поминальный пир подошел к концу, и в Камелоте правит новый король, а юная его жена здесь, в саду, вместе со своими фрейлинами, а смещенная королева, все еще в белом траурном платье, скитается неприкаянно по всему королевству, ищет, где бы ее приютили с честью и в покое и мире.
— Но, госпожа, — возразил реалист Мордред, — уж наверняка мой… верховный король уже рассказал вам, что за распоряжения сделаны на такой случай?
— Я же говорила, ты сочтешь это вздором! — С деланной беспечностью она сменила тему. — Но поверь мне, все жены таковы. А как насчет твоей, Мордред?
— Моей?..
Гвиневера заметно смутилась.
— Я ошиблась? Мне казалось, ты женат. Я отчетливо помню, как кто-то упомянул про твоего сына, который воспитывается при дворе Гвартегидца в Думбартоне.