Недремлющий глаз бога Ра
Шрифт:
— С какой?
— Ну, они полностью доверяют моему выбору, потому что никого больше это не колышет. Возьму плохого напарника — мне же будет тяжелее. Взял бы жену, но негде!
Веник тоже всех устраивал с оговорками. И то не надолго.
Мы свернули, проскочили узкий дугообразный тоннель и вскоре припарковались напротив красивого трёхэтажного особняка с гипсовыми всадниками на циркульном фронтоне.
Никакой вывески над входом не было, но у резных дубовых дверей дежурил хмурый охранник в пятнистой униформе.
И
Липский молча кивнул ему и, с решительностью налогового инспектора, проследовал внутрь. А я просочился следом, испытывая маловразумительное желание извиниться и объяснить пингвину, что пришел по чистой случайности.
Миновав короткий коридор и ещё одну дверь, мы оказались в большом прямоугольном зале, разделенном на две половины черной пластиковой стойкой.
На противоположной стороне увлеченно болтали две высокомерные особы женского пола в индейской боевой раскраске, не удостоившие нас даже взглядом.
Почему-то я сразу решил, что они лесбиянки и, утратив естественный интерес, осмотрелся.
Безжизненный свет люминесцентных ламп резал глаза и проявлял погрешности декора, который, вместо подобающей солидности, придавал помещению вид вновь отремонтированного привокзального буфета. В лучших железнодорожных традициях пол здесь был покрыт уродливым рыжим ковролином, а стены убраны корзинками с искусственной зеленью и патологоанатомическими натюрмортами, изображавшими процесс гниения различной снеди.
Нет, неубедительно как-то проникал на родную землю иностранный капитал. По всему чувствуется, что с оговорками.
Липский, тем временем, деликатно кашлянул и постучал ключами по стойке, однако индейские жены не торопились заключать его в объятия.
— И пошли они, солнцем палимы, повторяя: "Суди его Бог"! — припомнил я.
— По-моему, тут явная натяжка, — возразил Веник. — Разве, отмахав тыщщу верст, крестьянин скажет: "Суди его Бог"? Нет, после такого перехода природный русский крестьянин должен сказать… — он призадумался.
Под воздействием изуверского дизайна во мне начала нарастать тупая, беспричинная злоба. И я неожиданно рявкнул:
— Девушки, пиво есть?
Те разом обернулись и с удивлением уставились на нас.
— Мы к господину Шривастава, — укоризненно глянув на меня, разрядил атмосферу партнер. — Наши фамилии Гвоздев и Липский.
Особа с прической как у Большого Змея пошушукалась с переговорным устройством, после чего из бокового коридора вышел другой академик в хаки и повёл нас запутанными переходами в недра транснациональной компании "Фарма Трейд".
Господин Шривастава ожидал нас в огромной, отделанной в стиле русского барокко комнате для приемов. Внешне он смахивал на молодого мангуста и за дело взялся с подобающей этому ловкому зверьку стремительностью: одним духом пожал нам руки, вручил визитку, предложил кресла и уселся сам.
Говорил он легко, с едва ощутимым акцентом:
— Hi, gentlemen! How are you doing, господин Гвоздев. Меня зовут Атэф. Мое краткое имя. Especially for friends. Зовите меня Атэф, хорошо?
Меня не обрадовал такой быстрый переход из варяг в греки. Выждав, на случай если он соберётся поместить ноги на стол, я ответил:
— ОК, господин Шривастава. А вы зовите меня просто «Гвоздь». It's my short name. Все близкие зовут меня "Гвоздь".
Мангуст на глазах превратился в выскочившего из норки и удивившегося миру суслика, а Липский незаметно наступил мне на ногу.
— Да, Атэф, у нас так принято. Меня тоже все называют «Веник». Для краткости.
Шривастава с сомнением покачал головой:
— Странные традиции. Кажется, вениками у вас подметают пол?
Я собрался спросить, для чего у них применяются атэфы, но Липский снова надавил ботинком:
— Мы не обижаемся. В русском языке даже слово «дурак» используется для поощрения. Например, когда я защитил диплом, в общаге все сказали: "Ну ты и дурак!" Это значит, что меня поздравили. Understand?
Тот слегка развел руками:
— У американцев тоже так принято. Слово «crazy» у них не несет негативной оценки. But come back to reality, gentlemen! — он потянулся к столу и открыл солидную, коричневую кожаную папку с золотым тиснением. — Господин Гвоздев, обычно мы проводим с кандидатами предварительное собеседование, но в вашем случае можно считать, что оно уже состоялось. Господин Липский достаточно проинформировал нас о ваших достоинствах, поэтому прошу ознакомиться с контрактом.
Мною в этот момент владели два равных по силе, но абсолютно несовместимых желания: получить работу, которая разом решала все жизненные трудности, и послать в Африку Атэфа, а самому продолжить повышение сантехнической квалификации. Возобладало первое, поскольку на его стороне оказался голос рассудка — тихий, но убедительный.
Я взял две прозрачные папки с разноцветными документами, отыскал нужные листы, подписал и вернул новому боссу. Не вышло из меня честного золотаря!
Шривастава быстро скользнул по мне цепкими карими бусинками и отдал одну обратно:
— Take it back. Это ваш экземпляр. Но не оставляйте дома, а возьмите с собой — документы вам потребуются. Теперь о деле: технические детали поездки мы уже обговаривали с господином Липским, поэтому повторяться не буду. Напомню только, что вы не должны разглашать информацию, связанную с работой на компанию. Это понятно?
Пришлось изобразить понимание с одновременной готовностью броситься на амбразуру. Сложная, на самом деле, эмоция — чуть скулы не вывихнул!
— Путешествие продлится месяцев пять-шесть. Как вы намерены объяснить друзьям и близким свое отсутствие?