Недвижимость
Шрифт:
Самое времечко! Во двор или не во двор? А? Если не во двор – вам не годится? Да? И, значит, я примчался, чтобы удовлетворить ваш справедливый интерес. Да? А по телефону вы спросить забыли об этом. Да? Понятное дело – нешто все упомнишь? Вы еще и про этаж у меня не спрашивали. Может, осведомитесь?
Гена вскинул подбородок и некоторое время играл желваками.
– Так во двор окна-то? – тихо спросил он потом.
– Во двор, во двор. Успокойтесь.
Гена бормотнул что-то невнятное, отошел, потоптался у витрины.
Покрутил головой. Посмотрел на часы. Вернулся. Шаркнул
– А правда, какой этаж? Я что-то как-то…
– Шестой, – безнадежно ответил я.
– Шестой… ага… понятно. – Вытянув шею, как жираф, он посмотрел в сторону метро. Потом сказал: – Маленько запаздывает.
Большая стрелка ползла к десяти.
– Ничего себе маленько… Ладно, не будем зря время терять. Не придет ваш покупатель.
– Чего вы сердитесь? – обиженно спросил он.
Святая простота. Та самая, что хуже воровства. Черт с тобой, еще пять минут. Что ты с ними поделаешь!..
Зря, зря пройдут эти пять минут, думал я, медленно шагая вдоль дома. Нет, ну правда. Квартира почти продана… почти… То-то и оно, что “почти”! Если б не это “почти”, я бы не топтался здесь за бесплатно, дожидаясь не то морковина заговенья, не то когда рак на горе свистнет, а был бы занят основательным и солидным делом: сидел бы в мягком кресле, толковал с Константином о подробностях будущей сделки, прихлебывал свежий кофе из фарфоровой чашечки, вдумчиво читал соглашение о задатке, решительно корректируя и улучшая те пункты, что призваны гарантировать как безопасность моих клиентов, так и мою собственную безопасность… а затем с достоинством получил бы на глазах у вожделеющей Елены Наумовны и сам задаток – двадцать… нет, тридцать новехоньких стодолларовых бумажек!.. Посчитал бы их… помусолил бы каждую чуткими пальцами… потом сунул бы обратно в конверт, а конверт – в карман. А почему? А потому, что задаток в первую очередь идет на оплату услуг риэлтора. Вот так… Лучше всего было бы сделать это еще вчера. Как грели бы сейчас карман эти двадцать… нет, тридцать бумажек! Но еще теплее было бы в душе: все, господа, черта подведена! дело к сделке, господа!..
Я вздохнул и посмотрел в сторону арки – там Гена беспрестанно вертел головой и приподнимался на цыпочки. Навязался на мою голову… Еще, не приведи господь, и вправду – ведь чего только в жизни не бывает! – придется иметь с ним дело… не обрадуешься. А вот с Константином все прошло бы как по маслу…
Ах, если бы бессмысленный Николай Васильевич сказал вчера твердое “да”: все, мол, Константин, Костечка ты мой любезный, согласен я на эту поганую квартирку, девятую, не то десятую по счету! и родные мои согласны! и сын мой Женюрка согласен! и нет больше духу мотаться по матушке Москве из конца в конец! и совсем уж разошелся я умом, силясь понять, что лучше, что хуже!.. черт с тобой, заломал ты меня, как зеленый куст!.. так что отдавай уж задаток – кровные свои денежки – в чужие руки и не сомневайся: не пойду я, Костюша, на попятный!.. Ах, если бы он вчера!..
– Идет, идет! – закричал Гена. – Приехал!
По тротуару к нам торопливо шагал человек в шляпе, в сером кургузом пальто, с большим мятым портфелем в правой руке…
– Батюшки! – сказал я. – Николай Васильевич!
– Опоздал, опоздал, – одышливо повторял он; поставил портфель между ног, снял шляпу и стал утирать пот. – Жарко, жарко… опоздал, опоздал… извините…
Вот тебе раз.
– А где же Константин? – не выказывая ехидства, спросил я.
– Что Константин… что Константин! – отвечал Николай
Васильевич, нервно комкая красный платок. – Что Константин?
Видите, какое дело: не может мне Константин хорошую квартиру найти! Ездим, ездим – а все не то!.. Все не то! Не может
Константин! Ему б только денег сорвать, вот ведь какое дело! А куда меня сунуть – до этого ему дела нет! Хоть в трущобу! Ему что!.. Гена вот… Гена мне хорошую квартиру нашел… Ну, думаю, напоследок-то взглянуть… А то ведь поздно, поздно будет! Жмет меня Константин, ой жмет! Давит – сил нет!
– Ага, – кивнул я, – понимаю.
Николай Васильевич нахмурился и недоуменно посмотрел на Гену.
Судя по всему, Гена пребывал в легком помертвении. На лице у него было отчетливо написано, что он, Гена, понимает: денежки уплывают из рук, потому что клиент, как только что обнаружилось, связан с продавцами напрямую; но он, Гена, за них, за денежки-то, еще побьется, чего бы ему это ни стоило.
Николай Васильевич перевел взгляд на меня и так же недоуменно спросил:
– Сережа! А вы-то здесь зачем?
Я хмыкнул.
– Приехал квартиру Гениному клиенту показывать. Вам то есть.
– Мне, – растерянно повторил Николай Васильевич. – Так что же, значит… Это какой же этаж?
– Шестой, как и раньше.
– Ты ж говорил – на десятом! – взревел профессор.
– Я перепутал, – сказал Гена. – Но это не важно…
– Да как не важно! – Николай Васильевич воздел руки к небесам.
–
Как не важно! Ты что?! Я же эту квартиру видел! Знаю я ее как облупленную, эту квартиру! – Он отчаянно нахлобучил шляпу и потряс перед лицом Гены сжатыми кулаками: – Это же Константина,
Константина квартира! Это же вот его квартира, Сережина! Я в нее тыщу раз ездил! Ты чего?!
“Та-та-та-та-та, лик ужасен”, – мелькнуло в голове.
Гена, однако, умел держать удар. Только губы немного подрагивали да глаза часто перескакивали с меня на Николая Васильевича и обратно: щелк-щелк, щелк-щелк.
– Ничего! – бодро отвечал он. – Ничего! Ну и что, что видели?
Лишний раз не помешает. Бывает, раз не увидишь, два не увидишь, на третий такое увидишь! Чего там? За погляд денег не берут.
– Да не пойду я никуда, господи! – плачуще крикнул Николай
Васильевич. – Не пойду!
– Как это! – Гена схватил его за рукав. – Вы что?! Непременно надо, непременно! А перекрытия посмотреть?! А планировку?!
– Да видел я, видел я перекрытия! И планировку видел, – жалобно лепетал Николай Васильевич, упираясь. – Я-то думал: другая квартира! Ты же сказал: десятый… вот я и думал… Да подожди же, Гена, подожди!
– Планировка! – волновался Гена. – Перекрытия!
– Не тяни ты меня, Гена, не тяни!.. Видел я, видел сто раз… и жену возил, и сына…