Недвижимость
Шрифт:
– Ну ладно, – сказал я. – Разобрались? Пойдемте, Николай
Васильевич, я вас к метро подброшу.
– Да, да… К метро… конечно… Вот как вышло-то, а! Ну хорошо, Гена… до свидания. Видишь как. Это же не десятый… это шестой… а на шестом я был. Что ж… – Он обреченно поднял портфель. – Если бы десятый – другое дело… извини… конечно, планировка, перекрытия… я понимаю. А шестой – ну куда! Все, все… До свидания, Гена, до свидания! Извини, дорогой. Ошибка вышла. Ведь шестой?
Николай Васильевич беспомощно оглянулся.
– Шестой, – подтвердил я, легонько подталкивая его к машине.
– Я-то про десятый думал, – все еще толковал он,
Гена постоял еще минуту, как будто надеясь, что сейчас мы повернем назад, потом ссутулился и побрел к трамваю.
– Полтора месяца! Полтора! – повторял Николай Васильевич, обняв портфель. Мы сидели в машине. – Я к ноябрьским хотел переехать!
А теперь и к Новому году не получится… И ведь что за квартирка? Там комнатки-то какие?! Вот вы бы в мою квартиру заглянули, вы бы сами сказали! У меня ведь комнаты – ого! А тут?
Тут комнатенки, комнатешки какие-то, а не комнаты… конурки…
Я тупо смотрел перед собой и отчетливо чувствовал, что у меня ссыхаются мозги.
– И что Гена? Что Гена? Что вы про него так? Гена как Гена. Не хуже других… Почему я с одним Константином должен?! Если он не может мне хорошую квартиру?! Если мы ездим-ездим, а толку – кот нагадил!.. Что Гена? Парень-то он вроде неплохой… Разгильдяй, разгильдяй!.. Я ведь как думал? Думал, этаж-то десятый! Если б десятый, так там, глядишь, и комнаты побольше. А тут – опять комнатульки… комнатешки… конурки эти… что делать, что делать!..
Николай Васильевич приложил ладони к глазам и сидел так с минуту.
– Да что уж… Да, да… наверное… что уж… Комнатки куцые, куцые комнатки, вот беда-то! Ведь у меня-то комнаты – у-у-у, хоть на велосипеде… Я ведь говорил ему, говорил: только чтобы комнатки побольше… ведь у меня-то вон какие… А он все талдычит про вторую квартиру-то эту, для Верки-то… Если Верке отдельную, так нас в конуру запихать надо? Ладно, пусть… ладно… Я уж и сам согласился… и жена тоже… и Женюрку уломали… ой, уломали – со скандалом… мать плачет, он орет… господи, господи!.. Сколько крови он мне, мерзавец, попортил! – вдруг на тебе: согласился. Черт с вами, говорит, вместе так вместе. Не хотите мне отдельно – и ладно, я себе сам скоро квартиру куплю… А? Каков? Купит он! На что купит? Семь классов едва кончил, отсидел четыре года… ларек ограбили, дурачье. На что купишь-то, оглоед? – усмехается… Ладно квартиру, ты на хлеб бы себе заработал! – лыбится, и все тут…
Он надрывно вздохнул.
– В общем, решили… А тут Гена этот еще откуда ни возьмись… я с ним когда еще дело имел… уж забыл, как зовут… на тебе: звонит. Пожалуйста вам, в том же доме, только все гораздо лучше!.. Не нужно, говорит, на первое попавшееся кидаться… мол, дело серьезное, не спичек, говорит, купить… Какой этаж?
Десятый, отвечает… Я ему: ведь утром ответ дать должен… а он: что ж они вам руки-то выкручивают? мол, разве так с людьми можно? Успеем, говорит… Вот тебе и успели: шестой.
Я каменно смотрел в лобовое стекло.
– Что же в самом-то деле, – бубнил Николай Васильевич, обняв портфель и не замечая, что по его уже старчески румяным щекам неожиданно сбежали две радужные слезинки. – В конце концов, что ж… хоть какая определенность… а то уж сколько между небом и землей… Константину – ему б только деньги сорвать. А куда, что, зачем – кого волнует? Затянули все, затянули… Все решить не могли, как
Верку с детьми отдельно, Женюрку – тоже отдельно. Нам с женой – отдельно… Да ведь Женюрке одному нельзя! Нельзя Женюрку одного бросить! – Николай Васильевич тревожно встрепенулся: – Он-то сам только того и хочет, мерзавец! Мол, зачем нам тесниться!.. Давай ему отдельную, паразиту! Чтоб он оттуда опять в тюрьму!.. Я от этих разговоров уже спать не могу. Ложусь – и начинается… Уже чего только не переговорили! Он ведь парень-то хороший, Женюрка наш, но въедливый – сил нет! Рассорил нас: знает, что мать без меня ничего не решает, а все равно между нами – зу-зу-зу, зу-зу-зу! И как не устает? Ведь каждый божий день одно и то же.
О чем ни заговоришь – все опять на одно съезжает. И что нам без него лучше будет, и что он к нам каждый день в гости будет приходить… как же! Его лишний час дома не удержишь – снова связался с каким-то ворьем, чует мое сердце! Зу-зу-зу, зу-зу-зу… потом, конечно, скандал… И вдруг – бац! согласился! – все, говорит, давайте в эту… я потом себе отдельную возьму… Ой, паразит! ой, паразит!.. Возьмет он… до смерти на шее сидеть будет, вот он чего возьмет… Но все равно, все равно… Конечно, вместе жить – не сахар. Но когда три отдельные… ничего, ничего. Нельзя, нельзя Женюрку одного оставлять! Пусть лучше так, на глазах!.. Что делать?.. так жизнь складывается.
Он с надеждой посмотрел на меня. Я пожал плечами.
– Ладно… все… Сколько тянуть? Комнатки, правда, куцые… что говорить. Но ведь с Константином мы как? – сорок пять тысяч доплаты! Старость-то – вот она… Я Женюрке-то и не говорил, и жене заказал строго-настрого… Сорок пять, это же деньги, как вы считаете, Сережа?
– Деньги, – кивнул я.
– И все. И с плеч долой, – бормотал Николай Васильевич. Он вздохнул и кулаком вытер щеки. – Теперь другие заботы пойдут.
Это же переезд! Переезд – как два пожара, недаром говорится.
Упаковка, упаковка. Так-то, посмотришь, вроде бы немного вещей… а тронешь – матушка святая! Двадцать пять лет на одном месте сидим. Обросли, будь оно все неладно… Коробки, мешки, веревки… Женюрку-то помочь не допросишься, он все занят, мерзавец. Под утро придет, завалится… сначала не добудишься, а потом хвать – уже и след простыл. Еще пейджер у него этот, будь он проклят… запищало – и полетел. Куда?! Надо! – и весь разговор… Да машину заказать… да еще в одну-то, пожалуй, не поместится. Да грузчики… И все деньги, деньги… Вот и потекут сейчас эти сорок пять как вода. Куда ни сунешься – деньги, деньги. Что делать, что делать… Видите, как оно все… Ладно, ладно. Я согласен. Ну действительно – какая разница? Неделей раньше, неделей позже… Черт с ним! Я готов! Пускай! Что уж, как говорится… На распутье-то на этом. Все. Давайте. Звоните ей. И Константину. Все. Встретимся в последний раз. Задаток так задаток. Что уж…
Он замолчал.
Я молча кивнул – мол, конечно, что там… правильно. Да и жалко мне его стало, старого дурака.
Однако предчувствие было нехорошее.
10
Коробка давно уж у меня была припасена: порядочная такая коробка из-под импортных макарон.
Я остановился у первого попавшегося магазинчика.
Внутри было пусто. Две старушки у окна по очереди нюхали общую селедку. Девушка-продавщица курила, скрестив руки на груди и прислонившись к полкам с кетчупом и банками сладкой кукурузы.