Негритянский квартал
Шрифт:
— Что он тебе сказал?
— Он возвращается во Францию. Кажется, собирался меня застрелить. Хотя не думаю, скорее, просто хотел попугать.
— Ты видел братьев Монти?
— Вчера вечером, когда мы с тобой расстались.
— И что вы решили?
— Ничего. То есть решили…
Он выдержал паузу и сказал:
— Буду торговать сосисками.
Ему хотелось поскорее остаться одному. Издали он поклонился г-ну Филиппу, и тот ответил едва заметным кивком. Дюпюш вышел, перебрался на теневую сторону улицы и быстро направился
Ему никак не удавалось отделаться от образа Лами.
Гримасничающий, в белой одежде, которая чуть не падала с исхудалого тела, тот стоял перед ним, и голос его звучал в ушах Дюпюша.
«Во Франции его упрячут в сумасшедший дом! — твердил он про себя, чтобы успокоиться. — Он безумец, это же совершенно ясно!»
Его представление о географии мира обогатилось сегодня новым открытием: широкая река впадает в Тихий океан, и надо плыть долгие недели вверх по ней, прежде чем на берегу покажутся деревянные здания АОКЭ. Пот смешивается с чернилами. От колик лечит индеанка, которая родила ребенка…
«Она лучше вас всех…»
Почему Лами сказал ему это именно сегодня, когда он сблизился с маленькой Вероникой? Интересно, какой вкус у чичи? Индеанки жуют зерна маиса, потом эта кашица, разбавленная водой, бродит…
— У нас сегодня равиоли! — объявил официант.
— Давайте! Только расплачусь завтра, хорошо?
Послышался гудок: пароход, на борту которого едет Лами, входил в канал. Через две недели он придет в Ла-Паллис. Там, конечно, будет дождливо и холодно.
Сейчас февраль, а в феврале во Франции еще зима.
— Стаканчик молодого вина?
— Пожалуй.
Надо было во всем разобраться, выбрать определенную линию поведения и держаться ее во что бы то ни стало.
Иначе…
V
Прошло три месяца, в Панаме наступило самое жаркое время года. В кафе Монти затянулась вечерняя партия в белот. Бармен дремал за стойкой. Все сидели без пиджаков. Фернан был в подтяжках и напоминал собой рабочего, отдыхающего воскресным утром.
Кристиан Коломбани играл в паре с Дюпюшем, который только что объявил терц и белот.
— Козырь и козырь, туз и старшая десятка!..
Эжен подсчитывал и записывал очки. Кристиан только что побывал у парикмахера, и его темные, как никогда тщательно подвитые волосы распространяли сладкий запах духов.
— Кстати, Джо… — начал Кристиан, сдавая карты.
Дюпюш сразу понял, в чем дело, потому что братья Монти как по команде приняли деловой вид.
— Я хотел спросить тебя… Ты не будешь против, если я приглашу твою жену на праздник в морском клубе?
Дюпюш ответил спокойно, невозмутимо и совершенно естественно:
— Нисколько.
Ответ прозвучал так, что все засомневались, не притворяется ли Дюпюш. Но он не притворялся. Игра продолжалась, хотя Кристиан и заторопился: ему надо было еще успеть переодеться и предупредить Жермену — праздник должен был состояться в тот же вечер. Как только набралась тысяча очков, он поднялся из-за стола, едва скрывая нетерпение.
— Сколько с меня, Фернан?
— Два круга. Стало быть, восемьдесят сантимов.
Конечно, расплачивались они не сантимами, а американскими центами, но между собой всегда называли центы сантимами, как это принято у панамских старожилов.
Машина Кристиана стояла у дверей. Все трое смотрели, как она тронулась. Эжен потянулся, зевнул и сказал:
— А я сегодня вечером должен сводить жену в кино.
Жены его никто никогда не видел. Только Дюпюш раза два заметил ее на балконе собственного дома, стоявшего в квартале, где были расположены посольства.
Ему рассказывали, что она молода, из хорошей семьи, дочь богатых родителей. Он знал еще, что несколько недель назад Эжен надеялся стать отцом, но роды случились преждевременные и ребенок родился мертвым.
Дюпюш представлял себе г-жу Монти хрупкой, чуть печальной женщиной, которая проводит жизнь среди диванов и подушек своей роскошной квартиры.
— Шикарный парень этот Кристиан! — уронил Фернан.
Он сказал это просто так, чтобы не молчать, но это была правда: любой другой и избалованный и богатый бездельник на месте Кристиана был бы невыносим, а Кристиан оставался хорошим парнем и отличным товарищем. Если он обгонял Дюпюша на своей машине, то обязательно останавливался и спрашивал:
— Куда идешь?
И подвозил Дюпюша, куда тому надо было, ждал, пока он выйдет, и вез его пить свежее пиво у Келли или в «Ранчо».
Три месяца прошли незаметно. Незаметно потому, что за это время ничего не случилось. Дюпюша выучили играть в белот и немножко говорить по-испански.
Впрочем, нет, одно событие все же произошло.
Дюпюш получил длинное письмо от Гренье. Гренье писал, что стал жертвой конкурентов, но битва еще не проиграна. В один прекрасный день он снова станет на ноги, и тогда страдания и выдержка Дюпюша будут вознаграждены.
«Продолжайте изучать язык, привыкайте к стране и климату. Пока я не могу перевести Вам денег, у меня описали все имущество, и я живу в скромной гостинице…»
Письмо было написано на бланке Фуке [6] .
Дюпюш не нуждался в неопределенных обещаниях — он и без них ждал. Ждал, потому что это вошло у него в привычку. Вообще, он приобрел немало новых привычек; жизнь была заполнена множеством мелочей, которые порабощали его изо дня в день.
6
Самый дорогой ресторан Парижа.