Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Шрифт:
Анатолий Васильевич даже прикрыл глаза и почмокал губами, восхищаясь удобной для исследования убогой эпохой, в которую, между прочим, не динозавры жили, а Бахметьев-старший уже играл в песочнице. Кстати, подумал Сергей, забавно было бы встретить папашу в период его босоногого детства. Можно будет снисходительно потрепать его по голове, прочитать пару нотаций и угостить конфеткой. Маму встретить будет сложнее: она родилась довольно далеко от Москвы, в Белоруссии. Он возьмет билет да и съездит туда. Как простой советский гражданин.
Тем не менее, очнулся Сергей, он совершенно не понимал, зачем его туда посылают. За неделю до этого ему позвонил его
Россия выступила с инициативой запастись экспериментальным материалом для построения теории нового психологического защитного оружия, чтобы воздействовать на сознание политиков и вообще всяких крупных фигур в бизнесе, если те уж совсем выйдут за рамки дозволенного и начнут воровать государственные деньги по-крупному. В случае, если Сергей поработает в прошлом хорошо, то с помощью спровоцированных им реакций на благополучие и сытость одного отдельно взятого, невесть откуда взявшегося человека можно будет построить психологическую модель манипулирования человеческим сознанием или хотя бы предсказуемости человеческих реакций. Причем легальными, простыми и дозволенными средствами, которые уж никто не назовет психотронными и никогда не сможет запретить.
Таких, как он, лазутчиков планировалось заслать одновременно в разных странах в большие и маленькие города – психология жителей мегаполисов совсем не такая, как у провинциалов. Их сведения будут обобщаться и сводиться в единую систему в московском Институте Всемирной Истории – разумеется, под началом Барсова.
Анатолий Васильевич продолжал журчать что-то про невероятно гибкую психику Сергея и про его адекватные реакции – вот льстец! – и про его уникальность, которая позволит ему подготовить плацдарм для других посланцев. Посланцы у Сергея рифмовались с другим, не совсем приличным словом, и он стал раздумывать о том, кому из них двоих должно быть неудобно: Барсову – за то, что он подстрекает Сергея думать о том, чего он никогда не произнесет вслух, или ему самому – за опошление вполне невинного слова. Он склонялся к первому – в конце концов, мог бы сказать и «посланник». Когда Анатолий Васильевич между прочим добавил, что в прошлом веке ему будут выплачиваться командировочные в неограниченном размере, благо в Печатном дворе их осталось огромное количество, Сергей встрепенулся и прислушался. В конце концов, подумал он, что такого – ну попутешествую в прошлое, не к динозаврам же.
Все же он немного побаивался. Вдруг его зашлют по ошибке не туда, а, скажем, в эпоху Ивана Грозного, где его запросто посадят на кол или отправят на какую-нибудь войну – Казань брать, например. Или еще что-нибудь случится. Но признаться в этом было нелегко.
– Меня с работы не отпустят, – сказал он. Андрей фыркнул:
– С чего ты взял? Уже отпустили. Твой Артемьев сказал, что поработает Инна Курицына, а ты иногда будешь возвращаться и все ее ляпы исправлять.
– Курицына! – ахнул Сергей. – Да я после нее в жизни не разберусь! Она одни и те же платежки по три раза на дню акцептует, если ее за компьютер посадить. Я ей только в пасьянс разрешаю за компьютером играть, и то…
– Ничего, – успокоил Андрей. – У тебя еще неделя – вот и поучишь.
– Такую дуру… – проворчал Сергей.
– Зато у нее ноги классные!
Ноги у Курицыной действительно были классные, с этим Сергей не мог не согласиться.
– А Гуля? – слабым голосом спросил он.
– Что – Гуля? – недовольно переспросил Андрей. – Куда она денется? И при чем тут Гули-Мули, когда речь идет о международном эксперименте, равного которому…
– Плевал я на твой эксперимент, – справедливо заметил Сергей, – если из-за него меня Гулька пилить начнет.
Барсов поднял глаза от какой-то диаграммы.
– Вы же будете почти каждый вечер возвращаться домой, – мягко сказал он, – а иногда еще и днем заглядывать. Так что у вашей… гм…
– Невесты, – подсказал Сергей.
– Ну да, – с сомнением согласился Анатолий Васильевич. – Невесты. У нее не будет повода для недовольства. В общем, вы согласны, – то ли спросил, то ли констатировал он.
Сергей надулся и замолчал. Если честно, он с самого начала знал, что у него в очередной раз не хватит духу отказать Андрею. Чего Андрей, в общем-то, никогда не ценил, а воспринимал как само собой разумеющееся. Как будто все обязаны ему помогать. Что поделать, Андрей – человек идеи, и ему просто не приходит в голову, что кому-то его идеи – всегда планетарного масштаба, заметьте, – неинтересны. Поэтому ему осталось в очередной раз признать, что Андрей им бессовестно манипулирует, и поинтересоваться, куда судьба, приняв малосимпатичный облик Андрея, забросит его на этот раз.
– В пятьдесят третий год, – с лучезарной улыбкой ответил Андрей.
– Ну что ж, пятьдесят третий так пятьдесят третий не хуже, чем другие, – пробормотал Сергей. – Тысяча девятьсот, по крайней мере? А месяц какой?
– Январь.
– Не хочу в зиму, – запротестовал Сергей. – У нас и так лето короткое. Э, постойте, – сообразил он. – Так это же еще культ личности. А если меня посадят?
Андрей тяжело вздохнул.
– Ну и что? – безмятежно пожал плечами Барсов. – Посадят – нажмете на диск и тут же вернетесь.
– Тут же? – тревожно переспросил Сергей.
– В ту же се-кун-ду, – по слогам произнес Андрей. – Наши капсулы – мгновенного действия.
Анатолий Васильевич опять немного покашлял.
– Вообще-то, если хорошо поработаете – обязательно должны посадить.
Сергей подскочил на стуле и с яростью посмотрел на Андрея.
– Ну, знаешь! – воскликнул он. – Ты меня, если разобраться, всю жизнь подставлял. Я у тебя – подопытная крыса, на которую сыплются все шишки, а ты – такой ученый в чистеньком халатике, который смотрит в монитор и строчит в своем журнальчике! Вот ты сначала там посадись, экспериментатор хренов, расстреляйся, а потом расскажешь свои ощущения.
– Вы слишком плохо думаете о своем друге, Сережа, – мягко прервал Барсов его тираду, исполненную справедливого гнева.
– Я плохо думаю, – задохнулся от возмущения Сергей. – Да, я плохо думаю! Даже очень плохо! А что вы хотели? Меня отец в детстве из-за него в угол однажды поставил! За то, что я доверил мой новенький трехколесный велосипед этому типу…
Голос Сергея предательски задрожал – очень жалко стало трехколесный велосипед, превращенный двадцать с лишним лет назад в три аккуратные кучки: в одной лежали ровно сложенные спицы, в другой – три новеньких блестящих колеса, а в третьей – руль и много винтиков. Этим кучкам больше не суждено было стать велосипедом, и гнев Бахметьева- старшего, как, собственно, и младшего, не знал границ.