Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Шрифт:
братья – горячие дагестанские парни…
Сергей, которому настрого запретили говорить о путешествии во времени, бросился к телефону.
– Андрей, – закричал он в трубку, – сам ей объясняй как хочешь. Она думает…
Гуля вырвала у него трубку и сама высказала Андрею, что она думает о нем, о его работе (по отдельным обрывкам фраз можно было понять, что она считает Андрея профессиональным сутенером) и о некоторых его ближайших родственниках.
– Я говорил, – бросил в трубку Андрей, не заботясь о том, кто его
Нельзя сказать, что это помогло успокоить Гулю. Скорее, наоборот. А поскольку Сергей, которому эта фраза предназначалась, ее как раз не услышал, то он не мог понять, с чего его невеста – девушка обычно слегка робкая, нежная и невинная, как весенний цветок дагестанских
гор, – пришла в такую ярость. Сергей несколько раз открыл рот, пытаясь что-то сказать, но не смог сам себя услышать, испугался и замолчал, молча думая, не соскучился ли он по родителям. По всему выходило, что соскучился. Просто-таки не терпелось их повидать. Эта мысль Сергея очень взбодрила. Он даже решительно крикнул, дождавшись, когда Гуля сделала паузу, чтобы набрать воздух в легкие:
– Ах, ты мне не доверяешь? Тогда я ухожу!
Под гневные речи, касающиеся в основном бойцовских качеств горячих дагестанских братьев, Сергей побросал в сумку свои вещи, радуясь тому, что не успел обрасти имуществом в Гулиной квартире, а еще более – тому, что дагестанские братья не успели покинуть родной аул.
Мама ему очень обрадовалась. Несмотря на то, что Гуля всячески старалась поддерживать с ней хорошие отношения, мама никогда не одобряла их матримониальных планов.
– Можно, конечно, сходить с ней разок в загс, – задумчиво сказала она, – хотя бы ради того, чтобы ты узнал, наконец, на ком женился.
Сергей непонимающе уставился на нее.
– Ну, после свадьбы ей уже не надо будет притворяться, – объяснила мама. – И тогда, учитывая наличие братьев, тебе придется прятаться у нас. За железной дверью. Отец, правда, немного староват, чтобы драться. Но, – оживилась она, – можно бросать на них из окна куски скал, выливать кипящую смолу…
– Ну мама! – сердился Сергей, глядя, как она хохочет.
У мамы всегда было своеобразное чувство юмора. Но самое удивительное, что в ее шутках была только доля шутки. Потому что они всегда сбывались.
Сейчас она, сияя, разгружала сумки и приговаривала, что впервые в жизни ее непутевый сын проявил благоразумие и твердость характера и что теперь все будет хорошо. Собственно, она каждый раз это говорила, когда он ее слушался.
– Понимаю, что Гуля – замечательная любовница, – доносился ее ласковый голос уже с кухни, где она готовила обед. – Но этого маловато будет…
Сергей обиженно нахмурился и попытался стянуть пиво из холодильника.
– Мне тоже налей, – попросила мать, не оборачиваясь. – В Гуле одно хорошо – она сделает тебя трезвенником.
Сергей гордился своей матерью. Гордился, что она не ханжа, что она шутит, вместо того чтобы плакать, и, когда сын ошибается,
– Меня усылают в командировку, – пожаловался Сергей, – а она угрожает мне своими братьями.
– Что-то мне это напоминает, – расхохоталась мать. – Дагестанская вендетта – это не шутки. Погоди, погоди, – сообразила она. – Это тебя – в командировку?! Но ведь Артемьев без тебя в банке дня прожить не может. Он совсем с ума сошел? – удивилась она.
– Мама! – с чувством сказал Сергей. – Ты представить себе не можешь. Меня усылает в командировку Андрей! С благословения Барсова. И с Артемьевым они уже договорились. Представляешь?
– Очень даже представляю, – задумчиво сказала мама. – Барсов кого хочешь уболтает. Это, конечно, величайшее научное открытие и строжайший секрет?
– Как ты догадалась?
– Значит, раньше, чем через пару дней, я о нем не узнаю, – опечалилась мама. Еще одним ее достоинством было чрезмерное любопытство, благодаря которому их семья всегда была в курсе последних событий, а потому могла принимать правильные решения.
В прихожей послышался бодрый голос отца.
– Так-так, вижу, к нам пожаловал сын.
– Дайте-ка я угадаю, зачем ты явился, – сказал отец, войдя в кухню и обняв сына, – с трех раз. Ты соскучился и пришел повидать своих стареньких маму и папу? Не похоже. Хочешь поздравить мать с Восьмым марта? Тоже мимо, на дворе июль. Понял, – воскликнул отец, глядя на дорожные сумки в углу в коридоре. – Ты отправил нежное дитя гор обратно в горы!
– Отец, угомонись.
– Саша, мой руки, – скомандовала мать.
– Нет, я угадал? – настаивал отец. – Отправил?
– Отправил, – вздохнул Сергей. – Ты бы видел, как это дитя гор сегодня разъярилось, когда я сказал ей, что уезжаю в командировку. Она решила, что я сваливаю к любовнице.
– А ты не сваливаешь? – уточнил отец.
– Его Андрей в командировку отправляет, куда-то далеко, – объяснила мама.
– Андрей? – оживился отец. – Погоди-ка, я недавно ему одну хитрую биоэлектронную установку делал. Для улавливания пространственно-временных волн, связанных с биотическими. Я так понял, что это – для установки перемещения во времени.
Сергей сделал непроницаемое лицо.
– Понятно, – вздохнул отец. – Все это – строжайшая тайна, поэтому все всё знают. Скажи хоть, в какой год он тебя отправляет.
Сергей вздохнул и начал «колоться». Родители слушали его очень внимательно – в пятидесятых годах они родились, и это время они, в отличие от Сергея, прожили. Правда, они захватили самый конец пятидесятых, и поскольку были в то время младенцами, то ничего сказать о них не могли. Мамины восторженные воспоминания о детском новогоднем празднике у друзей семейства с вкуснейшими пирогами, в один из которых она уселась, Сергей расценил как малополезные.