Неистовый Евпатий
Шрифт:
Весенняя капель, вовсю играла свой привычный мотив. На полях и лугах появились черные проплешины. Воды рек, освободившись ото льда, наполнялись талым снегом, сползавшим с крутых берегов. Наставало время браться за дело. Дело, которое наметил Евпатий, еще зимой – постройка оборонительных укреплений на южных рубежах княжества. На Дон и Воронеж потянулись лучшие мастеровые, гнали лошадей, и крупный рогатый скот. Груженые подводы тянулись по раскисшим дорогам в места работ. Плотники, каменщики, землекопы, мастера по возведению фортификационных сооружений, в апреле прибыли в указанное место.
– Ну что, светлейший! Пора и нам в дорогу отправляться! – Евпатий настаивал, чтобы
– Что ты, Евпатий, шутишь что ли! Негоже князю по лесам и полям мотаться! В столице дел полно! – бросил он раздраженно.
Но Евпатий не обратил внимание на княжеское возражение.
– Княжеская власть целиком и полностью держится на народной поддержке. Но иногда и князю нужно поддержать свой народ, если, конечно, ему важно, что народ будет потом о нем думать.
– Хорошо! Я поеду. – Подавив в себе гордыню, согласился Ингвар. – Но ненадолго.
Нелегкий путь предстоял князю. С момента возвращения из плена Ингварь редко покидал Рязань, и любая дальняя поездка, отзывалась беспокойством в его душе. Евпатий непрестанно следил за князем на протяжении всего пути, не допуская, чтобы тот нес лишения и неудобства. Каждую ночь останавливались они в домах знатных горожан, пока последнее село не осталось позади. Остаток пути предстояло проскакать по унылым весенним полям, земля которых, впитав последний снег, была черна и пустынна. Только-только еле заметными тоненькими зелеными лучиками, сквозь сухие стебли прошлогодней мертвой травы стала всходить новая жизнь на русской равнине. Плотнее укутавшись плащом, пригнувшись к самой шее коня, спасаясь от ветра, Ингварь скакал за Евпатием, преодолевая версту за верстой. Наконец, вдалеке, возвышаясь на холме темной грудой, показался город. Повсюду сновал народ. Работы шли полным ходом. Сотни людей, словно муравьи, копошились в сырой земле возводя засечную черту, которая должна будет протянуться от Дубка к новой крепости.
– Князь! Князь, тут! – побросав свой инструмент, народ ринулся навстречу Ингварю, как только тот появился. Евпатий, повсюду сопровождал князя, и одним глазом посматривал за тем, как ведутся работы.
– Острее, острей зарубай, прикрикнул он на мужичка, обтесывающего торчащий из земли огромный деревянный кол.
– Виноват, батюшка! Исправлюсь! – молвил тот, и с удвоенной силой принялся махать топором.
Слишком знакомым показался голос Евпатию.
– Еремей! Ты ли это?
– Кому же еще быть, как не мне! – ответил тот.
– Не ожидал я тебя здесь встретить! Думал ты еще в Рязани.
– Да, вот решил здесь искупить свою вину! Остальные тоже, вон землю черпают!
– Ну, что же, похвально! Тебе, я гляжу, не привыкать!
– Да, уж как-нибудь…!
Местные тоже принимали участие в работах, и еще с большим воодушевлением.
– Когда живешь на краю земли, выбирать не приходится! – объяснял Евпатий князю, который дивился самоотверженному труду местного люда.
За день объехал Ингварь все окрестности, поглядел на простой люд, который, не жалея сил укреплял границу своей родной земли, и с чувством глубокого удовлетворения удалился также неожиданно, как и появился.
Но не один князь приехал посмотреть на будущие укрепленные рубежи! Вдалеке, на холмах противоположного берега реки, стали появляться вражеские лазутчики. Половецкие отряды, небольшими группами подходили к русским границам и осматривали окрестности проводимых работ. Покидая свою столицу Шарукань, степняки проводили регулярные рейды в соседние русские княжества. Границы княжеств были условными, поэтому кочевники могли беспрепятственно передвигаться по их территории, не опасаясь встретить какое-либо сопротивление. Лишь натыкаясь на пограничные крепости, они поворачивали обратно в степь, где их следы терялись.
Племена кипчаков3 кочевали на юге и востоке Руси. Пришедшие с востока много лет назад, они играли немаловажную роль в судьбе Русских княжеств. Великая степь, стала родным домом для кочевников, и за столетия они изучили ее вдоль и поперек. Кочуя из одной части степи в другую, степняки использовали существующие и проверенные пути. Вся степь была исполосована тоненькими, едва заметными ниточками дорог, которыми пользовались не только жители этих степей, но и те, кому необходимо было пересечь этот бескрайний океан холмов, мелких речушек, густых зарослей степного ковыля, и пелены дыма от кизячных костров, которым чадила степь. Послы, торговцы, княжеские дружины, странствующие путешественники, все использовали эти тропы и знали о них. Нет-нет, да появлялись на этих путях небольшие жилища, собранные из палок и шкур, обнесенные тыном. Но были и более крупные поселения, такие как Шарукань.
С одной стороны, может показаться странным, что у кочевого, степного народа, вдруг своя столица! Ведь города – основа оседлого населения, которое привыкло жить в домах, вести хозяйство, не нуждаясь в постоянных и длительных переездах.
Но тем не менее…
Свое название Шарукань получил по имени первого половецкого хана. Небольшой городок, был воздвигнут на правом берегу Донца, на месте поселения племени Аланов, ранее населявших эти земли. Это был центр зимней стоянки европейских половцев, нежели город в том виде, в котором его позднее привыкли понимать. Состоявший из юрт кочевников, Шарукань все же являлся половецкой столицей и существовал более ста лет. Несколько каменных строений, одиноко стоявших на западной окраине города, облюбовала половецкая знать во главе с ханом. Это были места, где степняки размещали высоких гостей, с поклоном и дарами приходивших к их руководителям. Степной правитель Котян Сутоевич, восседавший на половецком троне вот уже двадцать лет, и державший в страхе всю округу, был благосклонен и терпим к своим соседям– Русским князьям.
Он был хитрым и опытным правителем, и никогда не принимал чью-либо позицию, не убедившись, в ее выгодности. Решение интриг, военных и посольских дел, династических союзов было любимым занятием Котяна. Соседствуя с Переяславским, Черниговским и Киевским княжествами, столица половецкого хана имела выгодное положение. А сам хан, занимая выжидательную позицию по отношению к своим соседям, тонко чувствовал расклад сил в княжеских делах. Имея большой двор и множество родственников, Котян всегда стремился породниться с княжеской верхушкой. Стараясь выгодно выдать одну из своих дочерей замуж за какого-нибудь влиятельного князя, хан тем самым становился претендентом на великокняжескую собственность. Бедные, княжества-одиночки, каким являлось Рязанское, мало интересовали Котяна, поэтому он старался им уделять минимум своего внимания.
Даже когда его верные слуги, отправленные в далекий лесной край (так называли степняки Рязанские и Владимирские земли) прибыли с вестью о заключении между этими двумя княжествами военного союза, хан не придал этому большого значения, повелев лишь наблюдать и не вмешиваться.
– Нам они не опасны! – говорил он своим кипчакам, – Их лошади не годны для дальних переходов! Они засели в своих лесах и трясутся от страха, боясь нашего появления.
Крупные торговые пути проходили через Шарукань, в Киев, Чернигов, Переяславль, Новгород-Северский, и хан считал свою столицу воротами на Русь, ключи от которых были у него в руках. Распределение богатства было делом его жизни, а редкие стычки, которые возникали с мелкими удельными князьями, считал недостойным своего внимания.