Неизбежная могила
Шрифт:
Тихо и совершенно неосознанно Робин начала шептать: «Лока Самаста Сукхино Бхаванту… Лока Самаста Сукхино Бхаванту...»
С усилием она остановила себя.
«Я не должна сходить с ума. Я не должна сходить с ума».
85
Терпение в высшем смысле слова означает сдерживание своей собственной силы.
«И
Зная, что не может оставаться в окрестностях фермы Чапмена днем так, чтобы его машину не заметила камера наблюдения, и находясь в полной уверенности, что Робин не сможет подобраться к забору до наступления ночи, Страйк заселился в один из гостевых домиков близлежащего отеля «Фелбригг-Лодж», единственного на многие километры вокруг. Он намеревался поспать несколько часов, но в этот раз из-за сильного волнения он, обычно способный заснуть на любой поверхности, включая пол, не мог расслабиться, даже лежа на кровати с балдахином. Когда ты так взволнован, нелепо лежать в уютной, просторной комнате с кремовыми обоями с узором из листьев, клетчатыми шторами, множеством подушек и керамической головой оленя над каминной полкой.
Он легкомысленно говорил о том, что «начнет действовать», если Робин так долго не выйдет на связь, но исчезновение пластикового камня вызывало у него опасения, что ее раскрыли как частного детектива и теперь держат в заложниках. Достав телефон, он просмотрел спутниковые снимки фермы Чапмена. Там было много зданий, и Страйк счел вполне вероятным, что в некоторых из них есть подвалы или потайные комнаты.
Конечно, он мог бы обратиться в полицию, но Робин добровольно присоединилась к церкви, и ему пришлось бы пройти по многочисленным бюрократическим кругам, чтобы убедить их в необходимости выдачи ордера на обыск. Страйк не забывал, что в Бирмингеме и Глазго также есть филиалы ВГЦ, в которые могли перевезти его партнера. Что, если она стала новой Дейрдре Доэрти, следов которой не удалось обнаружить, хотя церковь утверждала, что та ушла от них тринадцать лет назад?
У Страйка зазвонил мобильный телефон — Барклай.
— Как идут дела?
— В эту ночью она тоже не появилась.
— Черт, — сказал Барклай. — Каков наш план?
— Ждем одну ночь, но если она не придет, я звоню в полицию.
— Ага, — ответил Барклай, — пора бы.
Когда Барклай повесил трубку, Страйк еще некоторое время лежал, уговаривая себя поспать, пока есть возможность, но через двадцать минут сдался. Заварив себе чайник чая, предоставленного отелем, он несколько минут стоял, глядя в одно из окон на деревянное джакузи, принадлежащее его домику.
Снова зазвонил мобильный: Штырь.
— Как дела?
— Будешь должен мне пять сотен фунтов.
— Раздобыл информацию о телефонном звонке Рини?
— Да. Звонок был сделан с номера с кодом 01263. Женщина позвонила в тюрьму, представилась его женой, сказала, что это срочный разговор...
— Это точно была женщина? — спросил Страйк, записывая номер.
— Вертухай говорит, что голос был женский. Они договорились о времени, когда она ему позвонит. Утверждала, что сейчас не дома, и не хотела оставлять номер подруги. Это все, что удалось узнать.
— Хорошо, пять сотен твои. Будь здоров.
Штырь положил трубку. Обрадованный тем, что ему есть чем заняться несколько
Убрав несколько подушек, Страйк уселся на диван, куря вейп, попивая чай и желая, чтобы время бежало быстрее, и он скорее мог вернуться к ферме Чапмена.
86
Слабая черта на четвертом месте. Ожидание в крови. Выход из пещеры.
«И цзин, или Книга перемен»
Перевод Ю. К. Щуцкого
Робин просидела с Джейкобом весь день. У него действительно случился припадок: она пыталась помешать ему биться о прутья кроватки, и, когда он обмяк, осторожно уложила его обратно. Трижды Робин меняла ему подгузники, выбрасывая испачканные в предназначенный для этого черный мусорный пакет, и пыталась дать ему воды, но он, похоже, не мог глотать.
В полдень одна из девочек-подростков, дежуривших у храма четыре ночи назад, принесла ей еду. Девочка ничего не сказала и старалась не смотреть на Джейкоба. Не считая этого, Робин пребывала в полном одиночестве. Она слышала, как внизу, на ферме, разговаривали люди, и понимала, что остаться в одиночестве ей позволили только потому, что было невозможно проскользнуть вниз по лестнице незамеченной. Ее одолевала усталость, несколько раз она клевала носом на жестком деревянном стуле и тут же просыпалась, так как сползала с него.
Чтобы не заснуть, она стала читать разложенные на полу газеты. Так она узнала, что премьер-министр Дэвид Кэмерон подал в отставку после того, как страна проголосовала за выход из ЕС, что его место заняла Тереза Мэй, что расследование Чилкота показало, что Великобритания вступила в войну в Ираке до того, как были исчерпаны мирные возможности разоружения.
Информация, к которой у Робин так долго не было доступа, информация, не интерпретированная Джонатаном Уэйсом, произвела на нее своеобразный эффект. Казалось, она доходила до нее из другой галактики, заставляя еще острее ощущать свою изолированность, и в то же время мысленно тянула ее назад, во внешний мир, туда, где никто не знал, что такое «живая собственность», не диктовал, что носить и есть, не пытался регламентировать язык, на котором ты думаешь и говоришь.
Сейчас в ней боролись два противоречивых импульса. Первый был связан с ее истощением: он призывал к осторожности и послушанию, побуждал к напеванию мантр, чтобы вытеснить из головы все остальное. Он напоминал о страшных часах в ящике и шептал, что Уэйсы способны и на худшее, если она еще хоть раз нарушит правила. Но второй спрашивал, как она сможет вернуться к своим повседневным делам, зная, что за стенами фермерского дома медленно умирает от голода маленький мальчик. Он напомнил ей, что она уже не раз умудрялась ускользнуть из общежития ночью и остаться незамеченной. Побуждал ее рискнуть еще раз и сбежать.