Неизбежная могила
Шрифт:
— Не думаю, что я это делала, — сказала Робин.
— Нет? — переспросил Уэйс. — А как насчет Уилла Эденсора?
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — солгала Робин.
— После вашего визита в Домик для уединения, — сказал Уэйс, — он попросил ручку и бумагу, чтобы связаться с человеком, которого он называл своей матерью.
Робин собрала все силы и постаралась изобразить недоумение.
— Зачем? — спросила она.
— Это мы как раз у тебя и хотим... — резко начал Тайо, но его отец поднял руку, призывая его к молчанию.
—
— О, — медленно произнесла Робин, как будто только что что-то вспомнила. — Я действительно сказала ему… о боже, — она пыталась выиграть время. — Я сказала ему, что думаю… вы будете сердиться, — сказала она, снова позволив себе расплакаться.
— Меня возмущает только несправедливость, Ровена, — тихо произнес Уэйс. — Если ты была несправедлива — к нам или к Уиллу, — ты будешь наказана, но соответственно своему преступлению. Как сказано в Книге перемен, наказания не должны налагаться несправедливо. Они должны быть ограничены объективной защитой от неоправданных крайностей.
— Я сказала Уиллу, — ответила Робин, — что я задалась вопросом, все ли наши письма передаются их адресатам.
Мазу издала тихое шипение. Бекка покачала головой.
— Ты знала, что Уилл подписал заявление об отказе общения со своей семьей? — спросил Уэйс.
— Нет, — ответила Робин.
— Некоторые члены церкви, такие как Уилл, добровольно подписывают заявление о том, что они больше не желают получать письма от тех, чьей живой собственностью они раньше были. Шаг пятый — отречение. В таких случаях церковь бережно хранит переписку, которую можно просмотреть в любое время, если прихожанин когда-либо пожелает ее увидеть. Уилл никогда не обращался с такой просьбой, и поэтому его письма хранятся в надежном месте.
— Я этого не знала, — призналась Робин.
— Так почему же ему вдруг захотелось написать своей матери после почти четырех лет отсутствия контактов?
— Я не знаю, — сказала Робин.
Она дрожала, остро ощущая прозрачность мокрой рясы. Возможно ли, что Уилл сохранил большую часть их разговора в секрете? У него, конечно, были причины скрывать, что у Робин есть фонарик, из-за потенциального наказания за то, что он не раскрыл это раньше. Возможно, он также не упомянул и о том, что она испытывала его веру?
— Ты уверена, что не сказала Уиллу в Домике для уединения ничего такого, что заставило бы его беспокоиться о женщине, которую он раньше называл матерью?
— Зачем мне было говорить о его матери? — в отчаянии спросила Робин. — Я... я сказала ему, что не думаю, что письмо от моей сестры было передано мне сразу же, как только оно пришло. Мне очень жаль, — Робин снова позволила себе расплакаться. — Я не знала о заявлениях об отказе от общения. — Услышанное объясняло, почему в кабинете Мазу было так много писем. — Мне очень жаль, правда жаль.
— Эта травма у тебя на лице, — указал Уэйс. — Как все произошло на самом деле?
— Уилл оттолкнул меня, — ответила Робин. — И я упала.
— Это выглядит так, как
— Ему не понравилось, что я заговорила о письмах, — сказала Робин. — Казалось, он воспринял это очень близко к сердцу.
Последовало короткое молчание, во время которого глаза Джонатана встретились с глазами Мазу. Робин не осмелилась взглянуть на последнюю. Ей казалось, что она прочтет свою окончательную судьбу в прищуренных глазах Мазу.
Джонатан снова повернулся к Робин.
— Ты что-нибудь упоминала о смерти членов его семьи?
— Не о смерти, — солгала Робин. — Я сказала что-то вроде: «А что, если с кем-нибудь из них что-то случится?»
— Значит, ты продолжаешь рассматривать отношения в материалистических терминах? — спросил Уэйс.
— Я стараюсь этого не делать, — ответила Робин, — но это трудно.
— Эмили действительно заработала все деньги, которые были в ее коробке для пожертвований в конце вашей поездки в Норидж? — спросил Уэйс.
— Нет, — произнесла Робин после нескольких секунд паузы. — Я дала ей немного из коробки, которая стояла на нашем прилавке.
— Зачем?
— Мне было жаль ее, потому что у нее самой почти ничего не было. Она так плохо себя чувствовала, — в отчаянии сказала Робин.
— Значит, ты солгала Тайо? Ты исказила то, что произошло на самом деле?
— Я этого не де… Да, я так сделала, — покорно призналась Робин.
— Как мы можем верить всему, что ты говоришь, теперь, когда мы знаем, что ты готова лгать Главам церкви?
— Мне жаль, — и Робин снова расплакалась. — Я не думала, что это плохо — помогать ей… Мне жаль...
— Из малого зла произрастает большое, Ровена, — произнес Уэйс. — Ты можешь сказать себе: «Какое это имеет значение, немного лжи здесь, немного лжи там?» Но чистый духом знает, что не должно быть лжи ни большой, ни маленькой. Распространять ложь — значит выбирать зло.
— Мне жаль, — повторила Робин.
Уэйс мгновение смотрел на Робин, затем приказал:
— Бекка, заполни форму согласия на наказание и принеси ее мне, и пустую форму тоже.
— Да, Папа Джей, — сказала Бекка и вышла из комнаты. Когда дверь закрылась, Джонатан наклонился вперед и тихо произнес:
— Ты хочешь покинуть нас, Ровена? Потому что, если это так, ты совершенно свободна в этом.
Робин посмотрела в эти непроницаемые темно-синие глаза и вспомнила истории Кевина Пёрбрайта и Нив Доэрти, Шейлы Кеннетт и Флоры Брюстер, которые научили ее тому, что если бы существовал какой-нибудь безопасный и легкий способ выбраться с фермы Чапмена, то не требовались бы потери, психические срывы или ночные побеги через колючую проволоку, чтобы освободиться. Она больше не верила, что Уэйсы остановятся перед убийством, чтобы защитить себя или свою прибыльную вотчину. Предложение Уэйса было сделано на камеру, чтобы доказать, что Робин был предоставлен свободный выбор, который на самом деле вовсе таковым не являлся.