Неизбежный
Шрифт:
Если могу доверять Грэму, то, полагаю, могу доверять и своему отцу.
Я вкладываю свою руку в руку папы и заставляю себя слегка улыбнуться.
— Это займет некоторое время, но хочу попробовать. Ты потерял сына, а потом еще мама ушла, и я знаю, как тебе было тяжело. Могу простить тебя за то, как ты со всем справился. Каждый человек справляется с горем по-разному. Ты просто делал все возможное, чтобы держать себя в руках.
Папа промокает салфеткой уголки глаз.
— Спасибо, Эванджелина. Не представляешь, как много это значит для меня.
— Но можешь ли ты пообещать
Он наклоняется, встречаясь с моими глазами.
— Все, что угодно.
— Можем ли мы время от времени говорить об Эрике? Не хочу, чтобы это была запретная тема, вокруг которой мы ходим на цыпочках. Он был важной частью нашей жизни, и я никогда не хочу его забывать. Эрик все еще часть нашей семьи.
Его рука сжимает мою, лежащую на столе.
— Конечно.
Вздыхаю, мои плечи немного расслабляются.
— Ты хочешь что-нибудь обсудить о своем брате?
Мой подбородок опускается на грудь, когда вспоминаю тот день, когда обнаружила тело Эрика в его комнате.
— Меня все еще беспокоит, что он не оставил записки. Даже для меня. Знаю, он был подавлен, но, тем не менее, его смерть просто казалась такой… неожиданной.
Его кадык вздрагивает, когда он сглатывает, отводя от меня взгляд. Я знаю, папе нелегко говорить об этом, но ценю его усилия.
Пожимаю плечами и делаю глоток воды.
— Это единственное, что, по-моему, осталось без ответа.
— Мы не всегда можем найти ответ. В этом мире есть вещи, которые останутся тайной до Страшного суда (прим.: Страшный суд, согласно эсхатологии авраамических религий, — это последний суд, совершаемый Богом над людьми с целью выявления праведников и грешников и определения награды первым и наказания последним).
Официант возвращается к нашему столику с меню десертов в руках.
— Вы готовы к десерту?
— Да, пожалуйста, — говорим мы с папой в унисон.
Папа улыбается, и улыбаюсь в ответ.
Наверное, мы сможем помириться. Может, со временем смерть Эрика будет причинять немного меньше боли. Может, мне не нужна моя мать, потому что отца будет достаточно.
И, может быть, только может быть, все обернется в лучшую сторону.
ГЛАВА 11
ЭВА
МОИ РУКИ ДРОЖАТ, КОГДА РАЗГЛАЖИВАЮ ИМИ СВОЕ ПЛАТЬЕ.
Я в последний раз смотрю на себя в зеркало. Мои волосы собраны сзади в свободный пучок на затылке. Веки подведены, с небольшими складками на концах, а губы красные, в тон моему платью. Я счастлива, что продавщица в бутике убедила меня купить эти серебристые туфли на каблуках с ремешками. Они могут быть неудобными, но творят чудеса с высоким разрезом, открывающим всю левую ногу.
За моей дверью раздается тихий стук, за которым следует голос Грэма.
— Лимузин ждет внизу.
Мое сердцебиение учащается, и на мгновение закрываю глаза, представляя улыбающееся лицо Эрика.
— Сегодняшний вечер для тебя, — шепчу я.
Медленно вдыхаю через
В смокинге.
Возвышающийся надо мной со своими обычными растрепанными волосами, зачесанными назад, его широкие плечи сужаются к талии в черном пиджаке на одной пуговице. На нем атласный красный галстук, мастерски сочетающийся с моим платьем, а черные брюки идеально сидят на его длинных ногах.
Вау.
Он выглядит подтянутым и стильным, но легкая щетина вдоль линии подбородка и дьявольская ухмылка, кривящая губы, придают ему мрачный, таинственный вид. Это совершенно не похоже на то, как он выглядит обычно, но все равно это Грэм, и он такой же аппетитный.
Мои щеки горят от того, как он смотрит на меня прямо сейчас. Его зеленые глаза блуждают по моему телу, задерживаясь на бедре в верхней части разреза, который заканчивается чуть ниже тазовой кости. Я медленно поворачиваюсь, чтобы показать ему заднюю часть своего платья или его отсутствие.
Его пальцы скользят вниз по моей спине, оставляя за собой огненный след.
— Нет слов, чтобы описать, как потрясающе красиво ты выглядишь, — шепчет он, посылая дрожь прямо в мое сердце.
Я поворачиваюсь к нему лицом и подмигиваю, чтобы скрыть свое волнение.
— Тебе не нужны слова. Ты можешь показать мне, что ты думаешь об этом платье позже.
Его руки впиваются в мои бедра.
— Приходи ко мне домой, когда все закончится. Останься со мной на ночь.
Волнение пронизывает меня насквозь, когда я горячо киваю.
Он улыбается, и у меня сжимается сердце. Он такой красивый, что это причиняет боль.
Мы идем по коридору, но мои ноги леденеют, когда проходим мимо старой комнаты Эрика. К его двери приклеена записка с моим именем.
Я вскрываю письмо и вижу, что на бумаге нацарапано папиным почерком:
«Эванджелина,
Я все подготовил к сегодняшнему мероприятию. Спасибо тебе за то, что простила меня. Я так горжусь тобой, и люблю тебя всем сердцем.
С любовью,
Папа»
Слезы грозят испортить мой макияж.
— Грэм…
— Что там написано?
— Я попросила отца отнести вещи Эрика обратно в его комнату.
— Самое время для сегодняшнего вечера.
Рука дрожит, когда обхватываю пальцами дверную ручку. Я толкаю дверь, вхожу в затемненную комнату и включаю свет.
У меня перехватывает дыхание. Он выглядит точно так же, как и год назад, как будто здесь ничего не трогали. Картины Эрика висят на стенах, а его стеганое одеяло аккуратно разложено на кровати. Его акустическая гитара, винтажные пластинки — все вернулось на свои места. Я распахиваю дверцу его шкафа и вижу, что его одежда висит на вешалках. Мои пальцы скользят по рукавам каждой из его рубашек, и я вдыхаю его слабый запах. Когда делаю вдох, вместе с этим уходит так много гнева и негодования внутри.