Неизбежный

Граната Кристен

Я протягиваю руки вверх, обхватываю ее идеальные груди, провожу большими пальцами по ее выпуклым соскам. Бедра Эвы прижимаются ко мне, встречая толчок за толчком. Она поднимает руки над головой и проводит пальцами по волосам, наблюдая за мной из-под прикрытых век.

Что за зрелище представляет собой эта женщина, сидящая надо мной. Дикий и свободный. Сексуальная и уверенная в себе.

— Черт, да. Оседлай меня, Эва. Управляй мной. Я весь твой.

Ее глаза наполняются вожделением, бедра двигаются быстрее, подстегиваемые моими словами. Мои руки скользят

вниз по ее телу, чтобы схватить ее за задницу, погружаясь в нее все глубже. Стоны Эвы наполняют комнату, и я полностью поглощен всем, что она собой представляет.

Она для меня все.

Мой мир.

— Грэм, ты мне нужен… Ты нужен мне рядом.

Я сажусь, и Эва притягивает меня к себе, обхватывая руками и ногами, прижимаясь своей грудью к моей. Наши рты соприкасаются, тяжело дыша и постанывая, пока я трахаю ее глубокими, долгими движениями.

— Я люблю тебя, Эва, — говорю ей в губы.

— Так сильно, — хнычет она. — Навсегда.

— Навсегда, детка.

И тогда Эва теряет рассудок.

Я крепко обнимаю ее, когда ее тело вздрагивает, наслаждаясь ощущением того, как ее стены сжимаются вокруг меня. Ее оргазм приводит меня к моему, и я отдаю ей все, что у меня есть. Эва целует меня снова и снова, шепча, как сильно она меня любит, пока я испытываю оргазм.

Наши сердца бьются друг о друга, когда мы падаем на кровать. Я не могу перестать гладить ее волосы, целовать в губы, ласкать ее кожу, чувствуя, что, если отпущу ее — она исчезнет навсегда. Она нужна мне так, как я никогда ни в ком раньше не нуждался.

— Я сказал своему отцу, что увольняюсь.

Эва поднимает голову с моей груди, в ее глазах читается беспокойство.

— Что? Почему? А как же твоя сестра?

— Я придумаю другой способ помочь ей. Я больше не могу на него работать. Я также не хочу работать на твоего отца. Не хочу быть твоим телохранителем, Эва. Я хочу быть твоим, и только. Я хочу начать новую совместную жизнь, где мы сможем быть просто самими собой.

— Я тоже этого хочу, Грэм.

Эва прикасается рукой к моей щеке и прижимается своими мягкими губами к моим.

Я провожу языком по ее рту, углубляя наш поцелуй, и мой член снова начинает твердеть для нее.

Чувствуя, как он прижимается к ней, Эва стонет. Я переворачиваю ее на живот, и она приподнимается на четвереньки, бросая на меня игривый взгляд через плечо.

Вид ее, вот так склонившейся передо мной, выводит меня из себя. Я хлопаю ладонью по ее ягодице, а затем убираю жжение. Ева стонет громче, выгибая спину, дразня меня легким покачиванием бедер.

Я натягиваю еще один презерватив и прижимаюсь к ней своим членом, наклоняясь вперед. Схватив одной рукой прядь ее волос, я провожу другой рукой по ее горлу и прижимаюсь губами к ее уху.

— Ты этого хочешь, Эва? Отшлепать тебя по заднице, дернуть за волосы. Моя малышка хочет, чтобы это было грубо?

Глаза Эвы закрываются, когда она извивается подо мной.

— Да, Грэм. Пожалуйста.

Мои пальцы на ее горле ослабевают, и я позволяю им медленно скользить вниз по ее телу, пока они не исчезают между ее бедер.

— Ты такая мокрая, детка. Ты снова готова для меня?

— Да, — шепчет она. — Боже, да.

Я погружаюсь в нее, сильно и быстро, в то время как

мои пальцы трутся о ее клитор.

Эва вскрикивает громче, чем раньше, сопротивляясь каждому моему толчку, чтобы вогнать меня глубже. Я дергаю ее за волосы, запрокидывая голову назад, чтобы приблизить ее рот к своему. Я поглощаю ее, и наши дыхания сливаются воедино, вдыхая ее выдох, в свои легкие. Мои бедра врезаются в нее, звук соприкосновения нашей кожи в изнуряющем ритме. Это грубо и неконтролируемо, это бессмысленное отчаяние, которое мы испытываем друг к другу.

Я принадлежу ей, а она принадлежит мне. Есть только она — всегда может быть только она.

Мы предначертаны звездами.

И я собираюсь любить Эву, заботиться о ней, защищать ее до последнего вздоха.

ГЛАВА 12

ГРЭМ

ШЕСТЬ РАЗ.

Дважды в спальне прошлой ночью и один раз в душе после. После этого мы попытались заснуть, но в итоге занялись любовью, прежде чем отключиться. Потом я проснулся посреди ночи, мой член умолял снова оказаться внутри нее. И когда наконец наступило утро, Эва тоже проснулась.

Шесть раз, но мои боксеры становятся тесными, когда она обнимает меня на прощание.

— Я позвоню тебе, когда закончу с Дианой.

Облокачиваюсь на крышу лимузина.

— Развлекайся.

Эва улыбается.

— О, непременно. Диана захочет повторить все, что было вчера вечером.

— Не забывай о сегодняшнем утре, — говорю я, подмигивая.

Она закрывает глаза, и ее голова откидывается на спинку сиденья.

— Это утро было моим самым любимым.

Облизываю губы и делаю шаг назад.

— Ладно, тебе нужно идти, пока не забрался к тебе на заднее сиденье.

Она смеется и шевелит пальцами, прежде чем я закрываю дверь.

После того, как лимузин исчезает за углом, я поднимаюсь по лестнице в свою квартиру. Опускаюсь лицом на свой матрас, глубоко вдыхая аромат Эвы, исходящий от моих простыней.

Прошлая ночь была идеальной. Она само совершенство. Наша совместная жизнь тоже станет идеальной, как только мы выберемся из этого места.

Но сначала о главном…

Я выдвигаю ящик своей прикроватной тумбочки и достаю конверт из-под страниц старой книги, в которой он спрятан. Прислонившись к изголовью кровати, э отрываю скотч с обратной стороны и вытаскиваю содержимое: два письма, написанные от руки на плотной белой бумаге.

Первое начинается с «Дорогие мама и папа», а вторая — с «Дорогая Эва».

Желудок скручивает.

Во рту пересыхает.

Я переворачиваю их, просматривая нижнюю часть обеих страниц: «Бесконечно люблю, Эрик».

Бумаги падают на одеяло, пока тупо смотрю на завитки черных чернил, из которых состоят предсмертные письма Эрика.

Письма, которые, по словам Эвы, Эрик никогда не оставлял.

Письма, которые ее отец прятал в своем кабинете. Письма, которые я нашел, взламывая его сейф. Нет, нет, нет!