Неизбежный
Шрифт:
Эрику было так больно. Его охватило беспомощное отчаяние, которое не могу понять, как бы сильно ни старалась. Если бы только он открылся мне. Если бы только я могла сказать правильные вещи, чтобы убедить его, что ему не нужно было умирать, что боль уйдет. Мы могли бы пройти через это вместе. Могла бы помочь ему.
Я могла бы помочь ему.
Я могла бы помочь ему.
Я могла бы помочь ему.
Оплакиваю Эрика, за
Проходит время, и в конце концов мои слезы останавливаются. Все, что я слышу, — это ритм сердцебиения Грэма, его ровное дыхание — успокаивающая мелодия. Позволяю себе еще несколько минут этого ложного спокойствия, зная, что скоро потеряю его навсегда.
Как я могу доверять ему, когда все, что у нас было, было основано на лжи?
Сажусь и вытираю лицо тыльной стороной ладоней. Мне нужно прочитать второе письмо, то, которое Эрик оставил моим родителям. Вот-вот раскроется еще один секрет. Чувствую это нутром.
— Тебе будет это сложно прочитать, — тихо говорит Грэм.
Я киваю.
Грэм молчит, пока перечитываю письмо. На этот раз гнев струится по моим венам, пульсирует на коже, обхватывает своими пальцами мои легкие.
— Папа знал об этом?
— Похоже, да.
— Эрик пришел к нему, умоляя о помощи, а мой отец отказал ему?
Глаза Грэма встречаются с моими, и в них я нахожу свой ответ.
Подлетаю к двери своей спальни и распахиваю ее. Выбегаю в коридор и врываюсь в кабинет отца.
Но там пусто.
— Естественно, его здесь нет, — кричу, и из меня вырывается невеселый смешок.
— Его никогда здесь не бывает! Не тогда, когда он мне нужен!
Новые слезы текут по лицу, и мне так надоело плакать.
Устала от боли.
Меня тошнит от этой лжи.
Тошнит от этого извращенного мира, в котором живу.
Я поворачиваюсь лицом к папиному столу. Он сделан из старого вишневого дерева; большой и устаревший. Стопки бумаг лежат сверху рядом с компьютером. Ручки, скрепки и конверты — все на своих местах.
Наклонившись, яростно провожу руками по поверхности его стола, отчего все рассыпается по полу. Когда его ноутбук приземляется у моих ног, я для пущей убедительности несколько раз ударяю по нему каблуком ботинка.
Затем, собрав все силы в кулак, приподнимаю угол стола и переворачиваю его на бок. Стол с громким стуком разбивается, ящики с треском выдвигаются, папки с важными документами рассыпаются по полу вокруг.
Разворачиваюсь и начинаю стаскивать все с его полок от стены до стены, швыряю книги, стеклянные статуэтки о стены и наблюдаю, как они разлетаются на миллион кусочков.
Слепая ярость берет верх, и я поддаюсь ей.
Грэм стоит в дверях и наблюдает. Он не пытается остановить меня. Не говорит мне успокоиться. Знает,
И это еще больше воспламеняет меня.
Уничтожаю кабинет моего отца. Разрушаю в нем все, так что теперь он сломан, как и я. Как и мое сердце.
Когда исчерпываю всю свою энергию, и мои руки обмякают, а легкие сжимаются, присаживаюсь на корточки посреди своего беспорядка и прижимаю колени к груди. Мои губы дрожат, когда следующие слова, которые я должна произнести, с трудом пробиваются к горлу.
Я поднимаю глаза и смотрю на Грэма.
— Убирайся.
ГЛАВА 13
ГРЭМ
МЕНЯ РАЗРЫВАЛО НА ЧАСТИ, КОГДА Я ВИДЕЛ ЭВУ В ТАКОЙ АГОНИИ.
Наблюдать за ее страданиями и быть ни черта не в состоянии с этим поделать. Знать, что отчасти виноват я.
Даю ей пространство, как она и просила, но далеко уходить не собираюсь. Ее отец скоро должен вернуться домой, и должен быть здесь, когда он узнает правду о том, кто я такой. Сказать, что он разозлится, было бы преуменьшением, и мне нужно знать, что планирует со мной сделать.
Пришло время встретиться лицом к лицу с проблемой.
Я только надеюсь, что смогу убедить его, что больше не работаю на своего отца.
Чуть больше восьми часов, слышится лифт, и Монтальбано выходит в коридор. Он улыбается.
— Добрый вечер, Грэм.
Я встаю перед ним.
— Сэр, мне нужно поговорить с Вами, прежде чем вы войдете внутрь.
Его брови хмурятся.
— Что случилось? С Эванджелиной все в порядке?
— Физически — да. Но она расстроена, и я хотел бы сначала получить возможность все объяснить.
— Расстроена? Что произошло? Кто-нибудь пытался причинить ей боль?
Качаю головой.
— Ничего подобного. Это имеет отношение к Вам, — я сглатываю. — И ко мне.
Его голова откидывается назад.
— Отойди в сторону. Я хочу увидеть свою дочь.
Так и думал, что он скажет это. Я со вздохом делаю, как он просит, когда ее отец проталкивается мимо меня, и следую за ним в спальню Эвы
— Эванджелина, — зовет он по всему дому. — Где ты?
— В твоем кабинете. — Ее голос еле слышен.
Монтальбано останавливается в дверях своего кабинета, и у него отвисает челюсть.
— Что за… — Он подносит пальцы ко рту. — Что, черт возьми, здесь произошло?
Эва сидит в кресле посреди комнаты, хаос, который она посеяла вокруг себя, подобен последствиям землетрясения.
Монтальбано входит в комнату, его взгляд перескакивает с одной сломанной вещи на другую, еще не понимая, что его дочь — самая сломанная вещь из всех.
— Эванджелина, — говорит он, придвигаясь к ней поближе. — Кто это сделал? Что случилось?