Неизвестное путешествие Синдбада
Шрифт:
Синдбад вооружился ножом и принялся срезать печать. Когда печать была срезана, из горлышка вдруг сама собой вылетела пробка. Пронеслась она с такой скоростью, что, задень она голову Синдбада, всё бы на этом кончилось. Вслед за пробкой из сосуда выплеснулась струя чёрного клубящегося дыма. Мореход, дрожа, смотрел, как дым поднимается до потолка и начинает сгущаться, принимая очертания большого уродливого джинна. Вскоре джинн стоял перед Синдбадом во всей своей жуткой красе. Его большая голая голова походила на череп, глаза во впадинах светились как уголья, из оскаленного рта торчали клыки. Ноги
– Я - Зумдада ибн Джалиджис, могущественнейший из джиннов, - сказало страшное существо и захохотало, наслаждаясь испугом своего спасителя.
– Меня боятся все, передо мной трепещут, ведь я умею читать мысли! Едва взглянув на тебя, я понял, что ты купец, и зовут тебя Синдбад. Знай, несчастный, что сам великий царь всех духов Сулейман ибн Дауд опасался меня, и не зря, ведь я могу не только читать мысли, но и превращаться во что угодно. Однажды я замыслил возвыситься над самим Сулейманом. Я принял его облик и целую минуту восседал на его троне. Целую минуту небо, земля и вода повиновались мне!
У джинна засверкали глаза, затряслись руки и он разразился рыданиями и проклятиями.
– Моё торжество продолжалось лишь одну краткую минуту... Сулейман и небесное воинство свергли меня с престола и в наказание за гордыню заточили в сосуд, который бросили в морскую пучину. Я был обречён на вечное пребывание в этой постылой темнице... Но прошли века. На небесах, как видно, забыли обо мне, предоставив сосуду носиться по воле волн, как ему заблагорассудится. И судьба сжалилась надо мной. Я свободен! Свободен!
– Джинн опять разразился хохотом.
– Я приму твой облик, о мой злосчастный спаситель, и никто не заметит подмены. А чтобы никто ни о чём не узнал, я убью тебя. Превращу в таракана и раздавлю одним ударом пятки! Потом проникну во дворец халифа, приму облик правителя, соберу войско и двинусь покорять все четыре стороны света. Но ты этого не увидишь, ибо к тому времени будешь мёртв.
– О джинн, - пролепетал опомнившийся Синдбад.
– Я не верю глазам. Это невозможно...
Джинн вперился в него пылающим взглядом.
– Я прочёл твои мысли и знаю, что тебя удивило. Ты не можешь взять в толк, как я, такой громадный, поместился в этом ничтожном сосуде.
– Ты прав, о джинн. Именно об этом я и хотел у тебя спросить.
– Лёгкое колдовство, доступное самому заурядному ифриту!
– И всё же я не поверю, пока не увижу своими глазами, как это произошло.
Ибн Джалиджис расхохотался.
– Если я захочу, то помещусь не то что в кувшине - в напёрстке, в иголочном ушке, да в чём угодно!
– Нет, нет, не могу поверить, - твердил Синдбад.
– Я читал в древних книгах, что этого не мог сделать даже сам Сулейман ибн Дауд!
– Сулейман не мог, а я могу, - хвастливо заявил джинн.
– Потому что я - самый умный, самый хитрый и самый ловкий из всех джиннов на свете!
– Если Сулейман не мог, то джинн и подавно не может, - настаивал Синдбад.
– Я человек торговый и меня не проведёшь. Я знаю, что почём в этом мире.
– Ты обвиняешь меня
– заревел джинн, и от его громового голоса затряслись стены.
– Я, конечно, тебя убью, но вначале докажу правоту своих слов. Перед смертью ты убедишься в моём колдовском могуществе. Смотри же!
И джинн, заклубившись в воздухе дымом, начал засасываться в горлышко сосуда. Засосавшись наполовину, дым вновь превратился в джинна. Только теперь перед Синдбадом возвышалась лишь верхняя половина туловища; нижняя находилась в сосуде.
– Не верю, не верю, - повторял Синдбад.
– Это невозможно. Такой большой джинн в таком маленьком кувшине никак не поместится.
Джинн в ярости потряс кулаками.
– Не веришь, несчастный?
– И он, снова превратившись в дым, продолжал засасываться в горлышко.
Синдбад схватил лежавшую неподалёку печать и подполз к сосуду. Туда уже затягивались последние остатки дыма. Внезапно они обрели очертания уродливой головы. Клыкастая пасть раскрылась и проревела:
– Теперь-то ты убедился?
– Как я могу убедиться, когда твоя голова больше самого кувшина?
– воскликнул Синдбад.
Джинн посмотрел ему в глаза.
– А-а-а-а!
– вдруг заревел он, его голова затряслась, а кувшин запрыгал в воздухе.
– Я прочёл твои мысли, коварный! В твоей руке печать Сулеймана, которой ты хотел вновь замуровать меня в проклятом сосуде! Нет предела человеческому злодейству, и не зря я поклялся убить того, кто освободит меня!
Дым повалил из горлышка со страшной силой, и через несколько мгновений джинн вновь стоял посреди комнаты. Лицо его кривилось, пальцы скрючивались и тянулись к Синдбаду.
– Превратить тебя в таракана и раздавить - это величайшая милость с моей стороны, - дрожащим от злости голосом проговорил он.
– Нет, ты не заслуживаешь такой лёгкой смерти! Твоя смерть будет мучительна и ужасна! Я превращу тебя в жабу и буду медленно поджаривать на огне этого светильника. Ты будешь корчиться в жесточайших муках, и не будет для меня зрелища слаще, чем вид твоих страданий, презренный обманщик.
– Погоди, о джинн, - вскричал мореход в последней надежде.
– Ты ведь хотел превратиться в меня. А кто же, как не я, сможет по достоинству оценить такое превращение? Я очень сомневаюсь, что ты будешь похож на меня, ведь у тебя голос - как труба, а руки - как клешни. И потом, куда же ты денешь свои клыки?
Джинн, ни слова не сказав, закружился вихрем. Через минуту вихрь сузился до размеров человеческой фигуры и застыл, превратившись в точную копию Синдбада. Кошмарный колдун стоял перед мореходом в таком же полосатом халате, и даже лицо у него было такое же бледное и испуганное.
Но испуг сохранялся лишь первые мгновения. Двойник всплеснул руками и расхохотался, и смех у него был точь-в-точь как смех настоящего Синдбада.
– Теперь я - Синдбад!
– закричал джинн.
– Мне принадлежат твои корабли и товары, твой дом, твоя жена, твои слуги. А завтра я превращусь в халифа и мне будет принадлежать весь Багдад!
– В меня превратиться немудрено, ведь я нахожусь тут, перед тобой, - слабым голосом возразил Синдбад.
– Но как же ты превратишься в нашего луноликого халифа?