Неизвестное путешествие Синдбада
Шрифт:
Наконец он оказался у входа в зал необъятных размеров, самый большой во дворце. Ещё не переступив его порог, он затрясся от страха. Посреди зала на соломенной циновке лежал ифрит. Величиной он намного превосходил слона и казался огромной чёрной горой. Его гигантское тело было человеческим, а голова - носорожьей, с торчащим из носа громадным рогом. На ифрите не было никакой одежды, кроме набедренной повязки; единственным его украшением были золотые серьги, в каждой из которых сверкало по голубому камню. Голова и всё жирное тело ифрита густо поросли волосами. В некоторых местах волосы свалялись, и в проплешинах виднелась растрескавшаяся кожа с гниющим мясом. Эти места густо облепляли оводы. Целое облако этих насекомых вилось и над самим ифритом,
Наевшись, ифрит откинулся навзничь, начал чесаться и протирать глаза.
– Живот я набил, теперь пора и соснуть, - проревел он, зевая.
– А ты, - он обернулся к пастуху, - ступай, пересчитай кур, которых принесли из деревни. Должна быть ровно тысяча, как раз мне на завтрак. Если недосчитаешься хоть одной курицы, то утром скажешь мне. Я наведаюсь в деревню и убью кого-нибудь из людишек, чтоб впредь им неповадно было обсчитывать меня, своего повелителя.
Сторож с низким поклоном удалился. Ифрит закрыл глаза и вскоре испустил громоподобный храп. Синдбад ещё какое-то время стоял за дверями, набираясь решимости, а потом осторожно двинулся вперёд.
Он не прошёл и двух десятков шагов, как снова встал, остолбенев от изумления. Спящий великан оторвался от циновки и начал медленно подниматься в воздух! До потолка он не долетел, остановился между полом и сводами, и замер, подобно большому пузырю. Он как будто спал на невидимом воздушном ложе, и подобраться к нему не было никакой возможности.
Когда ифрит взлетел, из многочисленных нор выползли крысы и принялись с жадностью пожирать объедки. Голодные животные дрались друг с другом из-за костей и требухи; более сильные раздирали слабых в клочья и тут же пожирали. Заметив Синдбада, сразу две серые хищницы кинулись на него. Он в ужасе побежал было, как вдруг вспомнил о кольце, данном ему Одноглазым. Он повернул его на пальце, и, едва одна из крыс изготовилась схватить его, подпрыгнул. Прыжок неожиданно оказался столь высоким, что у него захватило дух. Затем он плавно стал опускаться. Он выбрал место внизу, свободное от крыс, но те внимательно следили за ним, и, когда он оказался на полу, снова бросились. Он опять высоко подпрыгнул.
Эта игра в прыжки, во время которой он ускользал от бросавшихся на него хищниц, начала даже забавлять его, но тут он вспомнил о цели своего прихода сюда. Подпрыгивая, он добрался до середины зала и, изловчившись, подпрыгнул так высоко, что уцепился за волосы на великаньей ноге. Ухватившись за один волос как за лиану, он вскарабкался по нему на голень ифрита. Отсюда он перебрался на колено, которое показалось ему похожим на холм. Ифрит как ни в чём не бывало сопел носом. По бедру, и далее по необъятному, похожему на гору выпяченному животу Синдбад добрался до груди.
Здесь ему пришлось продираться сквозь настоящую волосяную чащу, в которой бегали блохи такой величины, что каждая была Синдбаду по пояс. Натыкаясь на них, он выхватывал меч, но блохи при его приближении отпрыгивали в сторону. По бороде ифрита, в которой блох было особенно много, Синдбад полез к левому уху. Здесь жужжание оводов слышалось громче; свирепые насекомые роились совсем близко. Синдбад нащупал под полой халата гребень Трёхглазого колдуна, приготовившись пустить его в ход сразу, как только оводы нападут на него. Он продвинулся ещё немного по ифритовой щетине и увидел золотую серёжку со сверкавшим в её центре Голубым Алмазом.
Когда Синдбад, держась за волосы как за канаты, приближался к мочке уха, ифрит заурчал спросонья и зашевелился. Мореход продолжал перекидываться с одного волоса на другой, рискуя сорваться и упасть на пол, кишевший крысами. Великан, не раскрывая глаз, мотнул головой и провёл рукой по щеке, думая, что по ней ползёт блоха.
Алмаз был уже совсем близко, как вдруг пучок жёстких волос, росших над самым ухом ифрита, превратился в клубок змей. Все они разом повернули свои шипящие головы в сторону Синдбада. А тут ещё его заметили и оводы. Их рой начал быстро снижаться, и вот уже перепуганный мореход ничего не видел вокруг себя, кроме этих уродливых насекомых, каждое из которых для него было размером с крупную собаку. От страха он едва не рухнул вниз. Но в этот миг Алмаз засверкал как звезда. Свет его, казалось, влил силы в онемевшую грудь смельчака. Синдбад достал гребень и швырнул его в первых же подлетевших оводов. И тут случилось чудо: иглы разом выскочили из оправы и набросились на насекомых. Они пропарывали их насквозь с такой быстротой, что пространство вокруг Синдбада стремительно расчистилось, а затем летающие иглы набросились на главный рой, который начал распадаться на части и таять. Заколотые оводы сыпались градом.
Воспрянувший духом Синдбад выхватил меч и вступил в отчаянную схватку со змеями, которые пытались не подпустить его к Алмазу. Меч, казалось, ожил в его руке. Как ни быстро нападали змеи, стараясь вонзить в него свои ядовитые зубы, меч действовал ещё быстрее. Змеиные головы одна за другой летели вниз.
Ифрит снова заворочался, тревожно заворчал и встряхнул головой так сильно, что Синдбад сорвался, и лишь в самый последний момент, уже падая, схватился за подвернувшийся волос. Переведя дыхание, он полез по нему вверх. Возле ифритова уха ему вновь пришлось отразить нападение змей. На этот раз бой с ними продолжался недолго. Не прошло и минуты, как последняя змея лишилась головы и безжизненно повисла, а Синдбад, засунув меч за пояс, раскачался на волосе и дотянулся рукой до серьги. Затем он весь перекинулся на неё, и, повиснув на ней, принялся отгибать золотые скрепы, держащие Алмаз в оправе.
В этот момент ифрит проснулся окончательно. Он торопливо ощупал своё левое ухо и серьгу на нём, но Алмаз был уже в руке у Синдбада. Из горла великана исторгся яростный рёв, он начал шарить у себя за ухом, и мореходу пришлось побыстрее спрыгнуть вниз, чтобы увернуться от громадных пальцев.
Внизу за ним давно уже следила большая толстая крыса, ожидая, когда он упадёт и его можно будет сожрать. Увидев, что человечек падает, она подбежала прямо к тому месту, куда он должен был свалиться, и широко раскрыла свою зубастую пасть. Синдбад на лету попытался повернуть кольцо, чтобы замедлить падение, но не успел. Он рухнул вместе с Алмазом прямо в крысиный рот, прошёл между зубами и застрял в горле. Не ожидавшая этого крыса сначала попыталась выплюнуть человечка, а потом захрипела, забилась в судорогах, задыхаясь.
Ифрит опустился на пол и принялся ползать на четвереньках, ища Алмаз или его похитителя. Но вокруг, сколько бы он ни оглядывался, бегали одни только крысы и дрались друг с другом из-за остатков его ужина. Одна из них, с раздувшейся шеей, корчилась на полу. Ифрит не обратил на неё внимание. Он шарил по всем углам, но не находил ничего, кроме всё тех же крыс. В ярости он принялся бить их своими громадными кулачищами. Крысы, пища, бросились врассыпную.
Толстая крыса, в горло которой угодил Синдбад, задохнулась и издохла. Две другие крысы схватили её за хвост и поволокли в нору, чтобы там сожрать. Они скрылись в ней вовремя, потому что ифрит в неистовой злобе начал крушить стены. Великана била дрожь, его налитые кровью носорожьи глаза выкатились из орбит. Огромная каменная колонна рухнула от одного его удара. За ней рассыпалась вторая, потом третья. Обезумевший от отчаяния ифрит рогом бросился на стену и пробил в ней дыру. Он рычал, вопил и ревел, обыскивая дворцовые комнаты; взобрался даже на башню, всполошив и подняв в воздух целую стаю летучих мышей, но чудесного камня не было и там.