Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова?

Нефедова Татьяна

Если специализация Кинель-Черкасского и Луховицкого районов сформировалась с советское время, то Ростовский район товарного огородного хозяйства известен с доисторических времен.

Дно озера Неро, что в Ярославской области, недалеко от Ростова, покрыто мощным слоем черного ила (сапропеля), который в результате сокращения водной поверхности образовал широкую пойменную полосу исключительно плодородных и легких почв, самой природой предназначенных для огородничества. Эти почвы в результате внесения большого количества удобрений уже в XVII веке превратились в лесной зоне в острова культурных черноземовидных земель, которые в зависимости от групп преобладающих растений даже назывались по-разному: рассадная земля, огуречная земля, морковная земля, луковая земля и т. п. (Саушкин 1947:167).

В конце XIX века плотность населения в котловине озера Неро составляла 50-200 человек на 1 кв. версту, а старинные огородные села резко выделялись своим внешним видом, напоминая небольшие городки, в которых попадались и каменные дома, редкие для сел лесной зоны, с еще более редкими даже для уездных городов того времени железными крышами. Участки были небольшими – 20–25 соток. Но при крайне интенсивном использовании этой земли хватало для безбедного существования. Лук и огурцы, а также зеленый горошек были самыми трудоемкими, но и самыми доходными культурами. Если на 1 десятину картофеля уходило 70–80 человеко-дней, на десятину корнеплодов и капусты – 350 человеко-дней, то для выращивания огурцов и горошка требовалось 450 человеко-дней, а лука – 500 человеко-дней. Интересно, что технология выращивания лука почти не изменилась с тех пор. И прежде и теперь его надо в этих местах выращивать три года: первый год сеют семена и получают мелкий севок, на второй год севок сажают и получают так называемую «выборку» и только на третий год получается крупный, качественный репчатый лук.

Отходничество в города на другие виды деятельности, столь распространенное в селах старопромышленной зоны, здесь считалось позором. Уезжали только для торговли овощами, а также налаживать в городах, в том числе в Москве и Петербурге, огородное хозяйство. Многие так и оставались заниматься огородничеством в крупных городах и жили очень богато. Слава ростовских огородников широко распространилась во всей России, и их нанимали за немалые деньги «ставить» огороды и в других районах.

Тогда современники так описывали эту сельскую местность вокруг озера Неро: «Земля вся покрыта огородами и представляет собой пример самого интенсивного у нас хозяйства. Когда видишь перед собой эти поля огородов, то можешь думать, что находишься посреди самого усовершенствованного бельгийского «грядкового» сельского хозяйства. Ржи и обыкновенных хлебных растений здесь не возделывают вовсе, а получают в соседних местностях посредством обмена на овощи (на лук) или покупают. Нам кажется, что здесь разрешена задача всей нашей северной центральной области: производить возможно более дорогие земледельческие продукты» (Безобразов 1885:345).

Важно, что уже тогда здесь земля была товаром и почти не было крепостничества. Например, крупное село Угодичи

еще в начале XIX века было выкуплено группой богатых огородников.

Коллективизация и советская власть поначалу не сильно изменили специализацию района. Занимаясь преимущественно разведением овощей, колхозы получали от этого большие доходы. Более того, первые колхозы использовали местные традиции: полевые работы – подъем зяби, весенняя вспашка почвы – производились колхозом, а после посева огородные земли разбивались на участки, за каждым из которых ухаживал один определенный колхозник в порядке индивидуальной сдельщины (Саушкин 1947:174) – Это отчасти похоже на современную форму выращивания населением своей картошки на колхозных полях, когда пашет и удобряет колхоз, а выращивают люди сами. Только продукция шла не в дом, как сейчас, а в колхоз. Уже на излете коллективизации в 1937 году овощи и картофель все равно занимали 80 % всей посевной площади и только на 20 % росли зерновые.

К концу XX века плотность сельского населения в Ростовском районе составляла и человек на 1 кв. км. Положение г. Ростова в демографической ложбине между быстро растущими Москвой и Ярославлем плачевно сказалось и на его судьбе, и на всем районе. Население оттуда уезжало в крупные города. Советская унификация и нацеленность регионов на самообеспечение смазали традиционную специализацию даже здесь. Во второй половине века зерновые, как и всюду, все-таки вытеснили овощи с колхозных полей.

К 2001 году коллективное производство в этом районе сжалось особенно сильно. Подвела, с одной стороны, депопуляция, так как большинство населения – это пенсионеры, а с другой – овощная специализация совхозов, расположенных в котловине. Производство овощей в годы кризиса оказалось для большинства предприятий невыгодным – выстояли лишь мощнейшие совхозы пригородов крупных городов. Объем общественного производства овощей, еще в 1990 году мало уступавший пригородному ярославскому, в 2001 году, в отличие от Ярославского района, упал здесь в 13 раз. Зато в селах на огородах населения овощная специализация не только сохранилась, но и окрепла. Даже осваиваются новые сорта лука: к знаменитому белому ростовскому добавились популярные сладкие сорта, которые обычно выращивались на юге. Однако специализация сел стала менее жесткой.

На небольших огородах (20–30 соток) обычно есть и лук, и огурцы, и морковь, и картошка, и большая часть продукции идет на продажу.

Рисунок 2.7.5. Житель Ростова и его наследное хозяйство в селе в котловине озера Неро

Современная котловина озера Неро представляет собой своеобразное зрелище. По сравнению с началом века водная поверхность сжалась. На месте ушедшей воды образовались непроходимые болота. Поэтому собственно к озеру подойти невозможно, кроме тех мест, где произведены расчистка и углубление (например, со стороны Ростова). Села располагаются на некотором возвышении вокруг озера, и, как правило, вытянуты по его периметру. А все огороды спускаются от домов до самого болота: именно там – самые плодородные почвы. Огороды представляют собой узкие длинные полоски возделанной земли среди бурьяна и сенокосов (рис. 2.7.5). Эти длинные гряды заняты в основном луком, который чередуется с овощами, создавая эффект цветовых полос. Если бы не бурьян, то даже современный ландшафт был бы подобен грядам товарного хозяйства в Голландии. Сходство и в том, что огороды лишены заборов, что не характерно для русских сел: если дом и огород тут находятся за высоким забором, можно с уверенностью сказать, что это городские дачники, в основном из Москвы.

Одному из нас удалось объехать большую часть сел вокруг озера Неро, состояние которых на середину XX века подробно описано в книге Ю.Г. Саушкина «Географические очерки природы и сельскохозяйственной деятельности…», изданной в 1947 году. Некогда богатые крупные поселения обветшали и потеряли 2/3 жителей. Совхозы дышат на ладан, их поля в основном заброшены. Уже нет былых огромных плантаций зеленого горошка, овощей, огурцов. Но луковая слава района сохранилась благодаря хозяйствам населения.

Знаменитое село Поречье, в котором до войны жило 2,5 тыс. жителей, сократилось более чем в 3 раза. Большая часть домов сильно обветшала. Ничего не строится. Совхоз «Вперед» обанкротился и умер, консервный завод стоит. Работать негде, только на огородах. Лук – только на продажу. Огурцы – одна гряда для себя, 2–3 – на продажу.

Примерно такая же ситуация и в селе Сулость, где прежде жило более 1000 человек, теперь осталось около 300. Каждый второй дом – пустой. Много завалившихся домов. Здесь население кроме лука специализируется на моркови, выращивание которой оказалось в последние годы весьма выгодным. Совхоз «Овощевод» тоже банкрот, но пока держит две фермы и выращивает многолетние травы на корм. Большая часть полей не обрабатывается, но землю людям совхоз не дает. Не разрешает даже косить на зарастающих полях. Правда, в селах скота мало.

Слишком трудоемки огороды. Да и население иное, чем прежде. Преобладают старушки, которые будут держать огород до конца своей жизни из последних сил. А вот скотина им не под силу. Впрочем, от скота местное население отвадили еще раньше, когда и демографические ресурсы были. Местные жители рассказывали, что в 50-х и 60-х годах почти у всех была корова и косили обычно один стог себе, один совхозу. Потом совхоз потребовал 1 к 2, 1 к 3 и так далее. Когда дошло до 1 к 8, люди вырезали свой скот.

Главное рыночное место – трасса Москва-Ярославль, поэтому самые торговые села – те, что ближе к автомагистрали, а следовательно, и товарность хозяйств там выше. Возят продукцию и в города, в том числе в столицу, хотя в последнее время большую часть товара забирают перекупщики. Лук на продажу выращивают почти все. Главное ограничение – возраст. Но на смену старшему поколению зачастую приходят городские наследники, живущие в Ярославле или в Ростове, для которых луковое хозяйство оказывается доходнее их городских занятий.

С августа на шоссе сплошь стоят продавцы, развесив красный и белый лук красивыми косами. За сезон одно хозяйство продает по 2–4 т лука.

В 2002 году за счет этого за сезон удавалось заработать 50-100 тыс. руб. Дополнительно к собственным овощам всю вторую половину лета и осень местные жители продают грибы.

Таким образом, развитие Ростовского огородного района противоположно подмосковному Луховицкому: он не поднялся, а заметно сдал, хотя социальная инерция здесь столь велика, что старики до конца своих дней обихаживают огороды, а наследники, даже уехавшие в города, подхватывают эстафету. И все же главными факторами его относительного упадка по сравнению с началом века стали его удаленность от крупных городов, убыль и постарение населения.

Случай или закономерность?

Некоторая критическая масса товарных производителей сама начинает притягивать рынок к себе и задает инерцию развития. Его поддерживает сельская среда по принципу «социальных эстафет».

В приведенных выше примерах раньше или позже сложился мощный территориальный кластер высокой предпринимательской активности населения. Целые районы товарного индивидуального хозяйства можно встретить и в других регионах, часто в пригородах (см. раздел 2.6).

Например, село Пристанное Саратовской области, о котором шла речь в предыдущем разделе, также можно отнести к этому типу, но оно слишком близко от Саратова, и сельское хозяйство оттуда постепенно выживается. Тем не менее товарные кластеры могут возникать и в удалении от крупных городов. Например, в Костромской области в районе

Галича на сапропелевых почвах также сформировался район огуречного хозяйства. Однако получить ранние майские огурцы в этом северном районе не удается. Да и оторванность от рынков сбыта снижает товарность индивидуальных хозяйств. Все это резко уменьшает доходность огуречного «бизнеса», ведь продавать огурцы особенно выгодно в начале лета, когда на рынке их мало. Зато огуречная затоваренность породила в самом Галичском районе специфический продукт – соленые огурцы в огуречном соку.

Как правило, несколько факторов стимулируют возникновение таких специализированных районов. Помимо локальных природных предпосылок для возникновения товарного огородного хозяйства необходим еще ряд условий:

– относительно густое заселение:

– близость рынков сбыта:

– соседство земледельческих хлебных районов с избытками хлеба, что позволяло местным жителям сосредоточиться только на выращивании овощей и покупать дешевый хлеб у соседей.

Поэтому до революции, когда плотность сельского населения была велика, толчок к развитию получили именно огородные районы пригородов, там, где сошлись близость к городу, особые почвы или другие природные предпосылки и соседство с зерновыми районами. Например, у Ростовского района рядом Владимирское ополье, откуда в течение нескольких веков в обмен на овощи шло зерно. То же самое и в районах Поволжья. В позднесоветское время возникновение очагов высокотоварного производства связано в основном с человеческим потенциалом.

Специализация хозяйств населения оказывается весьма устойчивой. Главным носителем инерции, судя по всему, служит все же социальная среда, которая воспроизводит в определенном месте одну и ту же специализацию частного сектора. Возникает сообщество, в котором реализуется определенная социальная программа поведения (Розов 2004). Меняются поколения, приходят новые люди, даже городские дачники, меняются экономические условия, политический строй, но программа неумолимо действует, втягивая в производство новых людей. Такое воспроизведение определенных форм человеческого поведения по непосредственным образцам можно определить как «социальную эстафету» (Там же). Тем не менее нам кажется сомнительным утверждение М.А. Розова, считающего, что реализация такой социальной программы не зависит от человеческого материала. Пример Ростовского района показывает, что при истощении демографического потенциала программа может разрушаться: оставшиеся там старики уже не способны к воспроизводству трудоемких технологий. Кроме того, «социальные эстафеты» отчасти объясняют механизм реализации программы, но не ее возникновение. И хотя общие факторы ясны, конкретное место возникновения кластера часто объяснить трудно. Недаром у западных авторов, пытавшихся объяснить возникновение технополисов, популярна такая формула причинности: «Время, место и… загадка» (География 2004:422). Например, почему именно в Кинель-Черкассах возникло такое мощное частное производство – им и природа-то особая не требуется, так как все растет в стационарных теплицах, и до города не близко. По рассказам местных жителей, это село всегда было купеческим, зажиточным, хотя в старину помидоры здесь не выращивали, занимались разнообразными огородными культурами. Даже во время войны здешние жители выращивали наиболее востребованный тогда табак и пережили тяжелые годы лучше других. После войны в Кинель-Черкассах были сады, но они оказались невыгодны. Уже не помнят, кто первый поставил теплицу и начал выращивать на продажу помидоры, но подхватили почти все. Правда, в 1990-х годах и другие села района занялись помидорным «бизнесом», опираясь во многом на налаженную систему сбыта через перекупщиков. Но до размаха Кинель-Черкассов им еще далеко.

Почти в каждом селе есть активные люди, ведущие товарное хозяйство. Почему в одном случае им начинают подражать, и инновация распространяется по всему селу, а в другом возникает противостояние с остальными жителями – вплоть до поджогов домов, разрушения теплиц и т. п.? Ответ на этот вопрос во многом связан с человеческим капиталом и общим социально-экономическим состоянием сельской местности, ее «здоровьем» и «болезнями», о которых еще пойдет речь в разделах 3.1 и 3.3. Однако есть и объективные факторы, способствующие росту таких районов, – это возможности сбыта продукции, рыночные механизмы регуляции частного производства. Здесь важна критическая масса производителей. Если товарных производителей немного, то они могут выжить только при определенных условиях: близости города, наличия дополнительных, часто несельскохозяйственных заработков, позволяющих приобрести машину, необходимую для сбыта продукции, и т. п. Но если создается некоторая критическая масса товарных производителей, она начинает притягивать рынок к себе, район становится известен, туда едут перекупщики или потребители. Облегченность сбыта и успех не только избранных, а целой группы односельчан стимулируют и остальное население. Начинают работать «социальные эстафеты». Подобные очаги товарного хозяйства показывают, что современные подходы региональных и районных администраций к сельскому хозяйству как совокупности предприятий давно устарели. Роль хозяйств самого населения не просто велика. Они вплетены в общее производство и могут работать как устойчивые товарные производители. Резервы частного сектора не исчерпаны. Даже при небольшой поддержке кинель-черкасские помидоры могли бы составить определенный бренд Самарской области, как и луховицкие огурцы и капуста. Еще лучше, если бы власти помогли найти инвестора и организовать переработку овощей: например, производство консервов, соков, кетчупа. Сейчас этот мелкий рынок самоорганизовался. Но люди не видят поддержки со стороны властей. А ведь такие кусты мелкого предпринимательства надо холить и лелеять.

2.8 Хаос и его закономерности

Представленная пестрая картина разнообразных районов наглядно показывает, что говорить о бедности и богатстве, довольстве и недовольстве населения, о его сельскохозяйственной активности в целом по стране бессмысленно.

Приведенные примеры разных районов показывают разнонаправленность процессов изменения индивидуальных хозяйств. В некоторых очагах (село Порошево на севере Пермской области) уход крупных предприятий только активизировал частный сектор, в других (в Каргополье и на Валдае), наоборот, депрессия коллективного сектора повлекла за собой и сжатие индивидуального производства. Новейшие процессы преобразования крупных предприятий также по-разному сказываются на хозяйствах населения. В одних районах (в Поволжье) выход коллективных предприятий из кризиса и усиление их зерновой специализации стимулировали частное животноводство. В других (пригородных) увеличение производства в крупном агросекторе во второй половине 90-х годов и регулярные выплаты зарплат повлекли за собой уход от самообеспечения.

Общие внешние географические условия, включая и природные, обычно сближают специализацию общественного и индивидуального сектора (как в Луховицком районе) или делают специализацию индивидуальных хозяйств логическим дополнением специализации общественного сектора (частное животноводство в зерновом Заволжье).

Правда, порой она бывает слабо связана с деятельностью крупных предприятий (Кинель-Черкассы). Все это разнообразие похоже на хаос. Но определенные закономерности в нем есть, и о них пойдет речь в следующих главах книги.

Подводя же итог обзору некоторых ключевых районов исследования, попробуем свести статистические данные и часть результатов анкетирования в единые таблицы (см. табл. 2.8.1 и 2.8.2). Количество районов в этих таблицах превышает число приведенных в данной главе примеров, однако в дальнейшем изложении они будут упоминаться.

Доступных статистических характеристик в разрезе районов по хозяйствам населения немного. Но даже такие простые данные, как объем производства продукции и количество скота, наглядно показывают масштабы хозяйств населения и их роль в районе.

Прежде всего, обратим внимание на контрасты в заселенности исследуемых районов. Даже в пределах одного региона, например в Пермской или Рязанской области, перепады плотности сельского населения очень велики. А это определяет и характер расселения, и демографические ресурсы.

Доля хозяйств населения увеличилась во всех обследованных районах. Но среди них есть такие, где она и прежде была велика, например, северные предуральские или саратовские районы. В пригородах, например, в Луховицком районе Подмосковья или в Пермском и Рязанском районах она гораздо меньше. Понижена она и на западе Ставрополья в Новоалександровском районе. Это те районы, где относительно силен и восстанавливается коллективный сектор.

Гораздо более информативны показатели не доли частного сектора, а «душевого» производства индивидуальных хозяйств. В таблице 2.8.1 хорошо видны овощеводческие районы (пригородные Пермский, Рязанский, Ставропольский) и специализированные (Луховицкий,

Ростовский, Кинель-Черкасский). Наиболее активно частное производство развивается в Кинель-Черкасском районе, в то время как в Луховицком оно стагнирует, а в Ростовском заметно сдает. Животноводческие районы (Пестравский в Самарской области и Новоузенский в Саратовской) также расширили частное производство [9] .

Таблица 2.8.1. Некоторые статистические характеристики хозяйств населения (XH) районов исследования

Источники: статистические справочники соответствующих регионов.

Результаты нашего анкетирования, приведенные в таблице 2.8.2, не всегда совпадают с обследованиями статистиков, что связано не только с характером выборки, но и с разным самоощущением населения в разных районах. Например, отлаженное производство огурцов в Луховицком районе оставалось довольно стабильным в течение 1990-х годов, что вполне адекватно отражают ответы респондентов.

То же – в Пермском районе, хотя там ряд хозяйств расширили производство, что показывают и статистические данные. А в южных районах просматривается явное противоречие. Количество скота и производство по статистическим данным возросло, а население утверждает, что производить стали меньше. Отчасти это связано с тем, что больше продукции в связи с ростом цен на продовольствие стало поступать в 90-е годы из своего хозяйства, что люди, как правило, не всегда отмечают как увеличение производства, ведь все это для себя. К тому же в этом прежде весьма благополучном районе со стабильными агропредприятиями население в штыки восприняло перемены. Недаром именно на юге доля людей, характеризующих свое положение как ухудшившееся по сравнению с 1980-ми годами, – наибольшая.

Таблица 2.8.2 дает лишь самое общее представление о жизни людей и их оценку перемен. Более подробные данные о размерах и товарности индивидуальных хозяйств по тем же районам приводятся в главе 4. Некоторые графы в таблице остались незаполненными, что связано либо с техническими накладками, либо с уточнением перечня наших вопросов, которое происходило по ходу исследования.

Обустройство жизни – показатель побочный для нашей темы, тем не менее даже такое простое деление, какое приводится в таблице 2.8.2 (добротные каменные, добротные деревянные и прочие дома), отражает различия в качестве жилья, тип которого связан и с достатком домохозяйств. Самые лучшие дома (не считая пригородных коттеджей горожан) характерны все же для южных районов. Здесь больше добротных каменных домов, почти полностью газифицированных и на 70–90 % обустроенных водопроводом. А самые бедные дома – в районах с вымирающей сельской местностью: либо на окраинах освоенной территории Европейской России (Горнозаводской район), либо в глубинке (Валдайский район). Правда, в последнем случае результаты опросов показывают только условия жизни местного населения, без учета обновления деревень за счет дачников. Инфраструктурная обустроенность села в Саратовской области с недостатком воды и ее засоленностью в Заволжье оказалась даже выше, чем в Подмосковье, где местное сельское население традиционно использует колодцы и скважины.

Количество машин и мотоциклов наиболее точно отражает достаток населения. Наибольшее их число в западных прикубанских районах Ставрополья и в Бардымском районе Пермской области с преобладающим татарским населением (о нем, так же как и о некоторых многонациональных районах Саратовской области и Ставрополья, речь пойдет в разделе 4.3). Повышен достаток в селах Луховицкого, Кинель-Черкасского районов, а также в Новоузенском и Левокумском. И если на западе Ставрополья и в татарских районах он связан и с доходами населения на агропредприятиях или с дополнительными заработками, то в кластерах высокотоварного овощеводческого и животноводческого хозяйства этот уровень достигнут кропотливым трудом в своем хозяйстве.

Таблица 2.8.2. Благоустройство домов и уровень жизни населения, % от числа опрошенных

Таким образом, представленная пестрая картина разнообразных районов наглядно показывает, что говорить о бедности и богатстве, довольстве и недовольстве населения, о его сельскохозяйственной активности в целом по стране – бессмысленно. Географические различия очень велики. Но сначала мы все же хотели бы описать то общее, что присуще всем типам индивидуальных хозяйств, – их ресурсы и саму организацию их деятельности. Прежде чем говорить о том, что их разъединяет, попробуем понять то, в чем они похожи.

Глава 3 Ресурсы хозяйств населения

При всем разнообразии приведенных примеров хозяйств населения у них есть нечто общее. Это общее связано не только с их историей и ролью в современной экономике, но и с использованием определенных ресурсов.

Экономические модели всякого производства обычно основаны на выделении их ключевых факторов, вроде триады К. Маркса «труд – земля – капитал», относящейся именно к агропроизводству. Ключевым и как бы встроенным фактором (ресурсом) индивидуального производства является труд, а точнее – человеческий капитал. Остальные факторы и ресурсы могут быть определены как внешние по отношению к хозяйствам населения. Земля служит очень важным фактором (хозяйству нужно место хотя бы для построек), но его параметры здесь не столь весомы, как для других агроукладов. Хозяйства населения оказываются максимально терпимыми к характеру природных условий и к землеобеспеченности. Очень часто земельные ресурсы компенсируются лесными и водными, поэтому к триаде Маркса надо добавить еще один фактор – несельскохозяйственные ресурсы природы. Капитал, который можно разделить на движимое и недвижимое имущество, включая технику, и оборотные средства, включая кредиты, как правило, отсутствует в хозяйствах населения и компенсируется здесь ресурсами агропредприятий. Поэтому взаимосвязи сельских жителей с коллективными предприятиями показаны в книге весьма подробно – это один из ключевых ресурсов функционирования индивидуальных хозяйств.

Хозяйства населения могут существовать, если они используют один-два из трех таких внешних ресурсов: землю, помощь коллективных предприятий и природные ресурсы. Соотношение этих трех ресурсов и их значение для хозяйств населения зависит от множества условий, в том числе от местоположения участка (в лесной или степной зоне, у реки или нет и т. п.) и состояния коллективного сектора сельского хозяйства. Если предприятие работает стабильно, платит работникам зарплату и дает корма для скота, сельчанам вполне достаточно и небольшого количества земли для собственного хозяйства. Если агропредприятие в кризисе, то люди вынуждены использовать больше земли для своего обеспечения и для прокорма скота. Если предприятие обанкротилось, или тихо умерло (не работает), или по той или иной причине не помогает, то часто количество земли, особенно естественных кормовых угодий, определяет при наличии трудового потенциала и возможности хозяйства (как было до революции; см.: Энгельгардт 1960:371). Точно так же в такой ситуации – чтобы выжить – сельские жители начинают активнее использовать природные ресурсы. Хотя, как будет показано ниже, степень использования ресурсов леса не всегда напрямую связана с выживанием и в ряде районов имеет явную товарную направленность.

Начнем с ключевого для хозяйств населения ресурса – социально-демографического.

3.1 Социально-демографические ресурсы

Человеческий капитал

Многие авторы, основываясь на показателях здоровья населения и развития социальной инфраструктуры, считают, что качество человеческого капитала в сельской местности ниже, чем в городе.

Анализу человеческого капитала и – шире – человеческого потенциала посвящена обширная литература (Т. Шульц, Г. Беккер, X. Джонсон, Э. Денисон, Т.И. Заславская, А.Г. Вишневский и др.). Чтобы не утонуть в ее обзоре, обратимся лишь к некоторым, наиболее ярким работам, имеющим отношение к теме нашей книги. Человеческий капитал обычно оценивается через способность человека трудиться на благо себе и общества. Под ним понимается «мера воплощенной в человеке способности приносить доход, совокупность знаний, квалификации, здоровья работников, позволяющих повышать производительность труда» (Зубаревич 2003:24). С этим понятием перекликается и понятие качества населения, которое применяется как в демографии – для оценки воспроизводства населения, так и в социологии – как мера способностей населения к производственному труду при соответствующем уровне его здоровья и образования, а также как степень его инновативности и социальной мобильности (Там же). Важно, что это понятие концентрирует внимание не на достигнутом уровне развития того или иного сообщества или общества в целом, а на его динамике, способности к саморазвитию. Т.И. Заславская определяет человеческий потенциал как фактор жизнеспособности общества (Заславская 2003:79).

Многие авторы, основываясь на показателях здоровья населения и развития социальной инфраструктуры, считают, что уровень человеческого капитала в сельской местности ниже, чем в городе. Например, по таким важным индикаторам, как детская смертность, село ему сильно проигрывает. Если в 1990 году младенческая смертность в сельской местности превышала городскую на 8 %, то к 2000-му – на 14 %. Смертность детей до 5 лет в селах также увеличилась и превышает городскую на 25 % (Зубаревич 2003:138). Так же удручающе выглядят и показатели мужской смертности в деревнях.

Собственно в сельской местности характер человеческого капитала подробно рассмотрен В.В. Пациорковским в книге «Сельская Россия, 1991–2001». Под человеческим капиталом он понимает «способность членов сельского домохозяйства к совместному труду для целей удовлетворения потребностей в продуктах питания и повышения материального благосостояния (доходов) (Пациорковский 2003:194).

Такое понимание человеческого капитала исходит из представления о семье как кооперации рабочих и потребительских единиц, что перекликается с трудами классика изучения крестьянского хозяйства начала XX века А.В. Чаянова. Человеческий капитал измеряется В.В. Пациорковским с помощью отдельных индикаторов, отражающих состав семьи, возраст ее членов, их образование. Все эти параметры косвенным образом характеризуют способность людей к труду и его мотивацию. Если исходить из этих параметров, то наиболее высоким уровнем человеческого капитала характеризуются супружеские пары с детьми подросткового возраста и другими родственниками. Самым низким уровнем характеризуются одиночки. С учетом относительно высокого образовательного уровня современного сельского населения и того факта, что в личное подворье сельские жители инвестируют значительную часть своих возможностей и труда, состояние человеческого капитала в российском селе оценивается им как хорошее. Оценка человеческого капитала среднего российского домохозяйства, по расчетам Пациорковского, составляет 2,42 балла, а это означает, что оно имеет более двух полноценных работников (Там же, 228). Однако контрасты в уровне человеческого капитала по всей России очень велики и вызваны, прежде всего, его сильным пространственным разрежением, связанным с депопуляцией сельской местности.

Сельская депопуляция

Территории с плотностью населения ниже 10 человек на 1 кв. км за XX век в Европейской России увеличились более чем на 1 млн. кв. км, или в два раза. В результате депопуляции к 1990 году почти 60 % ее территории оказалось слабо заселено.

Максимальной численности сельское население достигло в России в 1926 году (76 млн. человек в границах сегодняшней Российской Федерации). Но с тех пор число сельских жителей здесь почти постоянно уменьшалось. Положительный естественный прирост на селе не компенсировал огромного оттока населения в города. Сказались и политические и военные катаклизмы первой половины XX века. В результате численность сельского населения России уменьшилась к 1950 году до 58 млн. человек, а к 1990-му – до 39 млн. Село потеряло половину своего населения.

Таблица 3.1.1. Изменения долей и площади сельской местности разной степени заселенности в Европейской России, 1897–2002

Источники: Город и деревня 2001; данные о численности сельского населения по материалам переписи 2002 года.

Таблица 3.1 л наглядно показывает, как изменилась за столетие плотность сельского населения Европейской России. Площади слабозаселенных сельских территорий (с плотностью от 1 до 10 человек на I кв. км) за XX век выросли более чем на 1 млн. кв. км, увеличившись в 2 раза. Но лишь в незначительной степени это произошло за счет освоения севера и юго-востока, а главным образом – за счет потери сельского населения прежде заселенными территориями, т. е. за счет вторичного социального опустынивания. К 1990 году почти 60 % территории Европейской России оказалось слабо заселено. А вместе с севером – это три четверти Европейской России. В целом территория с плотностью сельского населения более га человек на 1 кв. км в Европейской России уменьшилась за XX век в 2 раза. В начале века она составляла половину территории Европейской России, теперь – четверть.

В районах депопуляции уменьшение плотности населения не могло не сказаться на его демографической структуре. В начале XX века здесь преобладали полноценные семьи с множеством детей (хотя уровень детской смертности был высок). Еще в 1959 году доля детей в сельской местности достигала 33 %, а доля людей старше трудоспособного возраста составляла всего 13 % (Демографический ежегодник 1995:34). К началу XXI века доля детей упала до 21 %, доля пенсионеров выросла до 23 %, а доля населения в трудоспособном возрасте, таким образом, составила лишь 56 % от всего сельского населения (Возрастно-половой состав 2004:17).

Депопуляция привела к тому, что современные домохозяйства во многих районах зачастую представлены одинокими бабушками, а в лучшем случае состоят из двух человек (табл. 3.1.2). И таких домохозяйств в Нечерноземье и Центральном Черноземье до 60 %. На юге Европейской России в республиках Поволжья и в Сибири – более полноценные сельские семьи, что предполагает наличие более демографически полноценного человеческого капитала.