Неизвестный Кожедуб
Шрифт:
— Это наш любимец, баловень, — говорит Чупиков, поглаживая медвежонка по широкому лбу.
Медвежонок словно понял, что разговор идет о нем, завертелся и встал на задние лапы. Он был по пояс командиру.
— Ну, ну, потом будем бороться, сейчас некогда… Зорька у нас озорница, но бывает и послушной. Смотрите, просит у вас угощения…
Зорька подкатилась ко мне и тычется влажным носом в руку.
— Товарищ капитан, угостите ее, — говорит Титоренко, вынув из кармана кусок сахара. — Для нее все в карманах таскают угощение.
Зорька
— У нее «налет» большой, — говорит Чупиков. — Она перелетает с нами на пассажирском самолете «Ли-2» с аэродрома на аэродром. Прекрасно знает наш распорядок дня, ходит с нами в столовую и ведет себя там примерно. Подобрали ее в карельских лесах совсем маленькой. У нас есть еще зверушки. Кто-то принес раненого зайца, вылечили его, и теперь он у нас совсем ручной. Один из летчиков где-то подобрал ворону с подбитым крылом. Хочет научить ее разговаривать. Она кричит «кар, кар», а он радуется: «Слышите, ребята, как говорит!» Вот и Кнопка явилась. Сейчас будет спектакль…
Черная собачонка, поджав хвост, стоит поодаль от Зорьки. Медвежонок разлегся, косо поглядывает на нее и сосет лапу.
— Хитрит Зорька! — смеется Чупиков. Кнопка, постояв в нерешительности, тявкает,
срывается с места и, семеня, пробегает перед носом Зорьки. И тут Зорька хватает ее. Кнопка пронзительно визжит.
— Медвежонок ее придушит! — говорю я. — Надо вызволить!
— Нет, смотрите, как осторожно держит. А визжит Кнопка от страха. Зовет на помощь. А потом опять лезет в «бой».
К Зорьке подбегает майор Титоренко и вытаскивает из ее пасти Кнопку. Собачонка лижет ему руки и дрожит с перепугу, а Зорька ворчит.
— Ну, чего лезешь, глупая! Ступай на место… А ты чего разворчалась, драчунья!
Летчик спускает Кнопку на землю. Она жмется к его ногам и вдруг, задорно тявкнув, кидается на медвежонка. Тот шлепает ее лапой, и Кнопка отлетает в сторону.
Все хохочут.
— Вот дерзкая собачонка! Очнуться не успела и уже атакует.
Осмотрев аэродром и все «хозяйство», мы возвращаемся на КП. В тот день вылетов было очень мало. Чупиков, заместитель командира по политчасти майор Асеев, начальник штаба Топтыгин и я долго беседуем. Меня вводят в курс моих обязанностей.
Вечером состоялась политинформация. Ее проводил Асеев. Я особенно внимательно слушаю сообщения о 2-м Украинском фронте: войска фронта прорвали оборону противника, штурмом овладели мощными опорными пунктами — городами Яссы, Тыргу-Фрумос — и успешно продвигались по территории Румынии. Думаю о своих старых друзьях — однополчанах. Они с утра до вечера в боях, а я сижу здесь, вдали от них, и бездействую…
После политинформации мы поехали в поселок, где были размещены летчики. Зорька с нами.
Устраиваюсь в комнате вместе с Титоренко и Шебеко. Мне все больше нравится Титоренко: у него веселый, спокойный характер. Приглядываюсь к нему внимательно, потому что командир сказал, что чаще всего я буду, очевидно, летать в паре с ним.
В комнату входит полковой врач Капанидзе:
— Ну, как дела? Все здоровы?
— Все в порядке! Спасибо, здоровы! Капанидзе, внимательно, по-хозяйски оглядев
комнату, уходит. Титоренко говорит улыбаясь:
— Наш врач за нами буквально по пятам ходит и в лицо заглядывает. Не успеешь на новое место прилететь — идет сам осматривать помещение, отведенное нам под жилье, столовую, кухню. Сам все белье проверит, по нескольку раз в день заставит дневальных убирать: «Чтобы ни пылинки не было!» А в карманах всегда носит порошки от простуды, головной боли. Заботливый человек!
Титоренко смотрит на часы:
— Надо поторапливаться: в столовой нужно быть ровно в двадцать один час.
— А разве сегодня у вас какое-нибудь торжество?
— Нет, у нас каждый ужин обставляется торжественно. Мы должны являться в срок, без опоздания. Это было заведено еще прежним командиром полка и вошло в традицию.
Приводим себя в порядок и в 20.45 подходим к столовой. Зорька уже трусит впереди и сама открывает дверь.
На столиках, покрытых белоснежными скатертями, стоят приборы. Ко мне подходит дневальный:
— Товарищ капитан, ваше место вот здесь, рядом с командиром полка.
Садимся. Переговариваемся вполголоса. Титоренко говорит, что ужин начнется после краткого разбора боевого дня. Между столиками прохаживается медвежонок. Зорьку подзывают то к одному, то к другому столику. Какой-то летчик шутя кричит:
— Пошел прочь!
И медвежонок, поворчав, отходит.
— Больше к нему не подойдет. У него память хорошая, — смеется Титоренко.
Кто-то подает команду:
— Товарищи офицеры!
Все встают. Входит командир части.
— Пожалуйста, садитесь, товарищи офицеры. — Он оглядывает столики и продолжает: — Я вам уже представил сегодня прибывшего к нам моего заместителя — капитана Кожедуба. Пусть по нашей традиции вновь прибывший коротко расскажет нам о нескольких боях, о том, где воевал, поделится с нами опытом. Вы с ним ближе познакомитесь в процессе работы.
Для меня это своего рода экзамен. Испытанные летчики — слушатели взыскательные. Нового товарища они узнают и по рассказам о проведенных им боях, и по первому полету.
Я встаю и рассказываю о восемнадцати месяцах своей боевой жизни, о том, как много пришлось и приходится работать над собой, о своих боевых товарищах и учителях. Однополчане слушают внимательно.
Командир встает:
— Есть вопросы к товарищу Кожедубу? Вопросов ко мне нет.
— Пожалуйста, садитесь, товарищ Кожедуб, — говорит Чупиков и тихо добавляет: — Вы летчикам понравились. Я очень рад за вас… Теперь, товарищи офицеры, — продолжает он громко, — приступим к разбору летного дня.