Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

Уральский Марк Леонович

Особенностью дома Кусевицких служила их горничная — прехорошенькая испанка. Почему в немецком Берлине, где слуг можно было иметь в любом количестве, горничной в русской семье служила испанка, не говорившая ни по-русски, ни по-немецки — оставалось загадкою.

Не меньшею загадкой являлась любимая собачка Натальи Константиновны — маленький японский бульдог, существо на редкость злое и коварное. <...> Не сосчитать количества штрафов, которые Кусевицкие уплатили из-за каверзной натуры своей любимицы.

— Выбрось, Сергей, этого дьяволенка, или я его раздавлю!.. — гремел Федор Иванович Шаляпин.

Но над собакой довлела любящая рука хозяйки дома. А кто мог перечить

воле всесильной Натальи Константиновны?³⁹

Еще одним оригинальным «внешним заимствованием» на немецкой культурной сцене XX в. была деятельность русских евреев-литераторов, перебравшихся в Германию (П. Бархан, А. Элиасберг и др.). Успешно ассимилировавшись в благодушно настроенной по отношению к подобного рода «чужакам» среде, эти талантливые и широко образованные люди стали играть роль «превосходных посредников» — по определению Томаса Манна, связующих русскую и немецкую культуры⁴⁰.

И.М. Троцкий в свой «русскословский» период тоже пытался подвизаться на этой почве. Однако в отличии, скажем, от Бархана, который, заявляя себя на немецкой литературной сцене в основном в трех качествах: автором очерков из русской жизни (потом и из немецкой жизни), переводчиком (сначала с идиш, потом с русского языка) и автором очерков о современных художниках (прежде всего выходцах из России). <...> не стремился при этом переводить свои произведения на русский и сотрудничать с периодическими и книжными издательствами в России, полагая, что «нет России вне России»⁴¹,

— наш герой отнюдь не горел желанием натурализоваться, стать просвещенным немцем при всей своей приспособляемости и наличии обширных деловых связей на самом высоком уровне германского общества. И все же, вопреки мнению В. Жаботинского о том, что еврей легко приобретает личину того народа, которому служит и где ему хорошо:

Где переночевали, там и присягнули, а выйдя вон — наплевали? Эх, вы, патриоты каждого полустанка...⁴²,

— И.М. Троцкий не сделал ни малейшей попытки онемечиться, ибо был не только горячим патриотом России, но и на редкость цельной личностью, в которой три составляющих — еврей, русский интеллигент и литератор — образовывали гармоничное единство.

Увы, к концу XX в. этот яркий и разносторонний тип личности сошел с исторической сцены.

Граф С.Ю. Витте и Первая мировая война

До начала Первой мировой войны отношения между двумя империями внешне были вполне нормальными, и русские отдыхающие валом валили в Германию. А «в год войны», как пишет И.М. Троцкий:

Русский сезон в Германии <...> войны был по многолюдности совершенно исключительный. Русские приезжие положительно наводнили Германию. Берлин, Дрезден, Мюнхен, лечебные курорты, бады⁴³ и просто дачные места кишмя кишели русскими. Люди, никогда за границу не ездившие, по какому-то фатальному наитию понеслись в Германию. <...> Россияне, ушедшие с головой в покупки, лечение и наслаждения «за границею», слышать не хотели о войне и не верили в ее возможность⁴⁴.

Хотя Первая мировая война началась после затяжного политического кризиса, в целом в большинстве стран Европы даже весьма искушенные в политике и информированные люди надеялись, что все обойдется, и дипломаты за столом переговоров найдут компромиссные решения. Увы, эти ожидания были похоронены 28 июля 1914 г., когда Австро-Венгрия объявила войну королевству Сербии. Затем, 1

августа Германия объявила войну России, а 3 августа — Франции. Великобритания вступила в войну 5 августа, после вторжения немцев в нейтральную Бельгию. С этого момента, по существу, уходит в прошлое эпоха европейского модерна, в которой сложился феномен русской культуры «Серебряного века». Начало Первой мировой войны знаменует новый исторический период — затяжного лихолетья, принесший войны, революцию, изгнание... и, как следствие, крушение надежд и амбициозных планов Ильи Троцкого.

Статьи, написанные И.М. Троцким по случаю десятилетней⁴⁵ и пятнадцатилетней⁴⁶ годовщины начала Первой мировой войны, —интересные исторические свидетельства, в которых с точки зрения русского очевидца событий подробно описывается атмосфера, царившая в Германии на момент объявления войны, когда:

«Европа, словно сорвавшись с петель, вздыбилась и понеслась с головокружительною быстротою навстречу собственной катастрофе».

В начале статьи «С.Ю. Витте и мировая война» И.М. Троцкий рисует контрастную обстановку «затишья перед бурей» — накаленного до предела политическими страстями:

Неподалеку от Франкфурта <...> лежит небольшой курорт Зальцшлирф⁴⁷. Укрывшись в тени зеленых, гор пирамидальных тополей и стройных елей, этот малоизвестный курорт, удачно конкурирует с Карлсбадом, давая приют ревматикам, подагрикам и больным почками. С.Ю. Витте, бывший не у дел, облюбовал Зальцшлирф и жил летом 1914 года в его тихом уединении в обществе своего внука маленького Нарышкина⁴⁸. <...>

Курортная повседневность Зальцшлирфа монотонна, однообразна, протекает в рамках строгого режима и редко нарушаемого ритма. Один день похож на другой, словно две половинки яйца. С раннего утра аллеи перка вокруг целебных источников заполняются курортными гостями, фланирующими со стаканом в руках, глотая горькую воду. Одни устремляются к фосфорно-иодистым баням, пытаясь пораньше покончить с процедурой принятия ванн, другие заполняют террасы отелей и кофеен в ожидании утреннего завтрака. В промежутках курортный оркестр развлекает публику⁴⁹.

Директором курорта состоял некий Хеселер, очень интересный человек, философски и литературно глубоко образованный <...>. С Хеселером я хорошо знаком был по частным встречам в берлинских литературных кругах⁵⁰.

Далее И.М. Троцкий рассказывает, что весной 1914 г. он неожиданно получил от этого своего знакомого телеграмму с приглашением приехать в Зальцшлирф «по неотложному и важному делу». В дальнейшем, по прошествии более чем сорока лет со дня написания первой статьи о встречах с графом Витте, Троцкий подробно характеризует личность директора курорта, относя его — в положительном смысле — к «странной разновидности прусской аристократии». Он именует его при этом не иначе, как граф Хюльзен-Хеселер (Hulsen-Haeseler), и сообщает читателю⁵¹:

В прошлом гвардейский офицер с крупными связями при дворе императора Вильгельма Второго граф Хюльзен-Хеселер неожиданно для своих однополчан снял военный мундир, сменив службу Марсу служением Аполлону. На новом поприще служителя пера он ушел с головой в стихию морей, рек и озер, чей подводный мир с его немыми обитателями он мастерски литературно живописал. Социальную метаморфозу в личной карьере графа Хюльзен-Хеселера объясняли влиянием его старшего брата — видной по тем временам фигурой в берлинских литературных и артистических кругах.