Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)
Шрифт:
И.М. Троцкий оставался горячим поклонником шведской толерантности и свободомыслия до конца своих дней и всегда писал о шведах в подчеркнуто комплиментарных тонах.
20 ноября 1933 г. И.М. Троцкий пишет М.С. Мильруду из Копенгагена230:
Дорогой Михаил Семенович!
Нобелевский комитет и группа друзей И.А. Бунина собираются его чествовать с особым блеском. Желательно, чтобы на чествованиях присутствовала и русская печать. Ввиду того, что «Сегодня» в Стокгольме своего корреспондента не имеет, надеюсь, что редакция не возразит, если я ее на торжествах буду представлять.
На днях возвращаюсь в Копенгаген и снова приеду в Стокгольм 4-5 декабря, т.е. ко времени приезда сюда И.А. Бунина. Кстати, я уже приглашен Нобелевским к<омите>том присутствовать на торжествах. Если редакция мое предложение принимает, то не откажите, дорогой коллега, поставить меня
Сообщите также, желательно ли редакции иметь только обыкновенные корреспонденции или также телефонную информацию? Вторая моя просьба иного порядка. Мне С.И. Варшавский сообщил, что Ф.И. Благов очень болен и в крайней нужде. Все бывшие «русскословцы» обязались его поддерживать minimum по 25 фр<анков> в месяц. Разумеется, я присоединился к этому решению. И вот, очень прошу Вас, дорогой Михаил Семенович, распорядиться в конторе, чтобы причитающийся мне гонорар за статью о Бунине231 («Сегодня» № от субботы 18.XI <...>) был по возможности скорее переведен Ф.И. Благову. <Указан адрес Благова>
В ожидании Вашего ответа, остаюсь с искренним приветом и крепким рукопожатием,
Ваш И. Троцкий.
В ответном письме от 23 ноября 1933 г. Мильруд благодарит Троцкого за «присылку весьма интересной статьи о Бунине», которую «мы с удовольствием <...> напечатали» и «за желание представлять «Сегодня» на нобелевских торжествах:
Очень просим Вас присутствовать при раздаче премий именно в качестве нашего представителя. Телефонировать или телеграфировать об этом не надо, так как у нас будут уже об этом подробные радиосообщения, но просим сейчас же после торжеств написать нам по возможности быстрее корреспонденцию.
Ваше желание о пересылке гонорара Федору Ивановичу будет, конечно, исполнено. Я лично тоже присоединился к этому фонду. Кто мог у нас думать, что судьба Федора Ивановича сложится так печально?
Сердечный привет от всей редакции.
Троцкий, однако, в день вручения Нобелевских премий все же отправил в «Сегодня» две телеграммы — «Шведский король вручил вчера И.А. Бунину Нобелевскую премию» и ««Кто я такой? — Изгнанник, пользующийся гостеприимством Франции», — заявил И.А. Бунин в своей речи в Шведской академии», которые были напечатаны в № 342 газеты от 11 декабря232.
В воспоминаниях самих Буниных233 «нобелевские дни» освещены весьма скупо, отрывочно. По-видимому, эмоциональное потрясение, которое они пережили, тот бурный поток всестороннего внимания прессы, взрыв радости и завистливого негодования в среде русской эмиграции, нескончаемые приемы, визиты, интервью, внезапное возвращение повседневного материального достатка. Ведь еще год тому назад 14 ноября 1932 г. В.Н. Бунина писала в своем дневнике234:
Четыре дня прошло со дня присуждения Нобелевской премии. От Ш<е>ссена письмо, в котором он выразил возмущение академиками и стыд за них. Значит, шансы Яна были велики и только не посмели. <...> Все-таки хорошо, что дана настоящему писателю, а не неизвестному. Но только он богат и, кажется, денег себе не возьмет. <...> Сердцем я не очень огорчена, ибо деньги меня пугали. Да и есть у меня, может быть, глупое чувство, что за все приходится расплачиваться. Но все же, мы так бедны, как, я думаю, очень мало кто из наших знакомых. У меня всего 2 рубашки, наволочки все штопаны, простынь всего 8, а крепких только 2, остальные — в заплатах. Ян не может купить себе теплого белья. Я большей частью хожу в Галиных <Г.Н. Кузнецовой — М.У.> вещах. <...> Ян спасается писанием. Уже много написал из «Жизни Арсеньева».
А тут вдруг огромная сумма денег, свалившаяся буквально с неба235:
В 1933 году, получив Нобелевскую премию — чек на 800.000 франков, Бунин передал 120.000 франков в фонд помощи бедствующим писателям-эмигрантам. Подарил 5000 франков нуждавшемуся А. Куприну, разным писателям дарил, кому тысячу, кому — две236.
Все эти эмоциональные потрясения притупили свойственную Буниным внимательность к повседневным деталям бытия и в памяти у них остались лишь самые яркие, но подчас второстепенные фрагменты тех дней.
Как вспоминал Андрей Седых,
Отъезд в Стокгольм был назначен на 3 декабря, но предстояло еще решить один важный вопрос: кто же будет сопровождать лауреата? Долго обсуждали, колебались. В конце концов, поехали: Бунин с Верой Николаевной, Г.Н. Кузнецова и я, в качестве личного секретаря и корреспондента нескольких газет237.
6 декабря 1933 г. Вера Николаевна Бунина записывает в дневнике:
В Стокгольме встреча — русская колония, краткое приветствие, хлеб-соль, цветы; знакомые <...> много неизвестных. Знакомства. Фотографы, магния и т.д. Прекрасный дом, квартира в четвертом этаже, из наших окон чудный вид. Напоминает Петербург. Комнаты прекрасные, мебель удобная, красного дерева. Картины. Портреты. <...> Был <Илья> Троцкий. Рассказывает, что за кулисами творилось Бог знает что. Кто-то из Праги выставил Шмелева. Бальмонт тоже был кандидатом, Куприн238 — но это не серьезные. Мережковский погубил себя последними книгами. Ян выиграл «Жизнью Арсеньева». <...> Дания выставляла Якобсона239 и пишет, «что Бунин это тот, кто помешал нашему писателю увенчаться лаврами». Ян вернулся из турецкой бани веселый, надел халат, обвязал платком голову и пьет чай <...>. Сегодня я не сказала с ним ни слова.
В архиве РАЛ240 сохранилась рукописная записка Бунина с воспоминаниями о событиях 1о декабря 1933 г.241, которая, судя по буквальному, в отдельных случаях, совпадению деталей и даже фраз, составлена по материалам одиннадцати корреспонденций И.А. Троцкого — «Писем из Стокгольма», опубликованных им в газете «Сегодня» с 16 ноября по 22 декабря 1933 г. и тоже находящихся среди бумаг В.Н. и А.И. Буниных:
В день получения prix Nobel. Был готов к выезду в 4 1/2. Заехали в Гранд-отель за прочими лауреатами. Толпа едущих и идущих на улице. Очень большое здание — «концертное». <...> В зале фанфары — входит король с семьей и придворные. Выходим на эстраду — король стоит, весь зал стоит. <...> Эстрада, кафедра. Для нас 4 стула с высокими спинками. Эстрада огромная, украшена мелкими бегониями, шведскими флагами (только шведскими, благодаря мне) <...> Ордена, ленты, звезды, светлые туалеты дам — король не любит черного цвета, при дворе не носят темного. <...> Первым говорил С<ольман> об Альфреде Нобеле. Затем опять тишина, опять все встают, и я иду к королю. <...> подхожу к королю, который меня поражает в этот момент своим ростом. Он протягивает мне картон и футляр, где лежит медаль, затем пожимает мне руку и говорит несколько слов. Вспыхивает магния, нас снимают. Я отвечаю ему. <...> Аплодисменты прерывают наш разговор. Я делаю поклон и поднимаюсь снова на эстраду <...>. Бросаются в глаза огромные вазы, высоко стоящие с огромными букетами белых цветов где-то очень высоко. Затем начинаются поздравления. Король уходит, и мы все в том же порядке уходим с эстрады в артистическую, где уже нас ждут друзья, знакомые, журналисты. Я не успеваю даже взглянуть на то, что у меня в руках. Кто-то выхватывает у меня папку и медаль и говорит, что это нужно где-то выставить. Затем мы уезжаем <...>. Нас везут в Гранд отель, откуда мы перейдем на банкет, даваемый Нобелевским Комитетом, на котором будет присутствовать кронпринц, многие принцы и принцессы, и перед которым нас и наших близких будут представлять королевской семье, и на котором каждый лауреат должен будет произнести речь. Мой диплом отличался от других. Во-первых тем, что папка была не синяя, а светло-коричневая, а во-вторых, что в ней в красках написа<ны> в русском «билибинском» стиле две картины, — особое внимание со стороны Нобелевского Комитета242. Никогда, никому этого еще не делалось.
Чествование Бунина как нового лауреата Нобелевской премии началось с момента прибытия поезда в Мальме — самый южный из крупных городов Швеции. А. Седых вспоминает:
Журналисты встретили Бунина на пограничной станции. Посыпались вопросы, Иван Алексеевич скоро устал, забился в купе...<...>. В Стокгольм приехали на рассвете. Толпа на вокзальном перроне, «юпитеры» кинооператоров, поднос с хлебом солью и букеты цветов...243
Среди полчищ журналистов, встретивших Бунина, находился и И.М. Троцкий, писавший впоследствии в одной из своих корреспонденций от 1о декабря 1933 г., что, как «случайный свидетель»:
Видел, как десятки шведских репортеров и фотографов устремились к вагону, в котором ехал Бунин, видел, как вспыхивал магний и щелкали объективы и как каждый из репортеров пытался опередить другого.
Встретив Буниных, Г. Кузнецову и А. Седых в Мальме, И.М. Троцкий затем повсюду сопровождал их, собирая материал для своих корреспонденций. Интересно проследить, к каким именно событиям стокгольмской бунинианы он привлекает внимание читателей в «Письмах из Стокгольма» и что ему, русскому публицисту, казалось наиболее важным отметить в те «незабвенные года».