Неизвестный венецианец
Шрифт:
— Нет, не было.
— Но вам хотя бы квитанции выдают?
Ратти нервно заерзал на стуле:
— Да, каждый месяц.
— На какую сумму?
— Двести двадцать тысяч.
— Отчего же тогда вы скрыли их от сержанта Вьянелло?
— Потому что мы не хотели оказаться втянутыми во что-нибудь, — ответила за Ратти жена.
— Вы про Маскари? — внезапно атаковал Брунетти.
Ратти занервничал еще больше.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вас не удивляет, что директор банка, посылавший вам квитанции, вдруг становится жертвой преступления?
— Нас это
— В последнее время вас не беспокоили насчет квартиры?
— Нет.
— Если вам вдруг позвонят или к вам придет человек, которому вы платите, дайте мне, пожалуйста, знать.
— Разумеется, комиссар, — сказал Ратти, возвращаясь к роли законопослушного гражданина.
Брунетти, которого уже тошнило от этой смеси чванства и дорогих модных тряпок, сказал:
— Сержант Вьянелло проводит вас вниз. Пожалуйста, как можно подробнее опишите ему мужчину, который приходит за деньгами. — Он обернулся к Вьянелло. — Если это кто-нибудь из наших знакомых, пусть взглянут на фотографии.
Вьянелло молча кивнул и распахнул дверь. Супруги Ратти поднялись и, не прощаясь с Брунетти, направились к выходу. Профессор поддерживал жену под локоть. Перед дверью он остановился, пропуская ее вперед. Вьянелло с ухмылкой оглянулся и вышел следом. Дверь закрылась.
Глава двадцать четвертая
Вечером состоялся короткий разговор с Паолой. Она спросила, есть ли новости, повторила свое предложение приехать к нему, оставив детей одних в гостинице на пару дней. Но Брунетти ответил, что в городе так жарко, что даже думать о возвращении нельзя.
Остаток вечера он провел в компании императора Нерона, которого Тацит описывал как чудовище, обуреваемое страстями как естественными, так и извращенными. Он заснул, только прочитав о пожаре Рима, что, согласно Тациту, явилось продолжением свадебной церемонии Нерона, во время которой он сочетался браком с мужчиной, надев на себя фату невесты, чем поверг в шок даже своих видавших виды придворных. Везде одни трансвеститы.
Утренний выпуск «Коррьере» содержал заметку об аресте Бурраски. Синьора Патта в ней не упоминалась. Но Брунетти ничего об этом не знал, он с утра поехал на похороны Марии Нарди. Церковь Кьеза деи Джезуити была полна народу — собрались друзья, родственники и почти все полицейские Венеции. От Местре присутствовал Скарпа. Он объяснил, что сержант Галло не смог вырваться из Милана и задержится там еще на три дня. Здесь был даже вице-квесторе Патта, очень мрачный, в синем костюме. Брунетти все никак не мог отделаться от сентиментальной и неполиткорректной мысли, что женщине не пристало погибать на боевом задании. Когда месса окончилась, он вышел и ждал на ступенях церкви. Вот шестеро полицейских в форме вынесли гроб. За гробом шел муж Марии. Он плакал и шатался, сраженный горем. Брунетти отвел глаза и взглянул через воды лагуны в сторону Мурано. Так он и стоял, пока подошедший Вьянелло не коснулся его руки:
— Комиссар?
Брунетти очнулся:
— Да,
— Они опознали его.
— Когда? Почему вы мне сразу не сказали?
— Я сам только что узнал. Вчера я показывал им фотографии, но они сказали, что не уверены. Думаю, они были уверены, но хотели посоветоваться со своим адвокатом. В любом случае сегодня в девять часов они вернулись и опознали Пьетро Мальфатти.
Брунетти тихо присвистнул: Мальфатти был их давний клиент. За ним числился разбой, изнасилование и убийство, но едва дело доходило до суда, как все обвинения рассыпались, свидетели отказывались от показаний или говорили, что ошиблись при опознании. Два раза его все-таки сажали. Один раз за сутенерство, а второй раз за рэкет. Он вымогал деньги у владельца бара. Пока Мальфатти сидел в тюрьме, бар сгорел.
— Они точно уверены, что это он?
— Оба уверены на все сто.
— У нас есть его адрес?
— Только адрес в Местре, но он уже год там не появлялся.
— Друзья? Женщины?
— Мы проверяем.
— У него есть родственники?
— А, об этом и я не подумал. Надо справиться в его досье.
— Если есть кто-нибудь — мать там или брат, — установите наблюдение за их квартирами. Посадите к соседям нашего сотрудника. — Брунетти припомнил то немногое, что знал о Мальфатти, и поправился: — Нет, лучше двоих.
— Хорошо, синьор. Что еще?
— Что у нас с документами из банка и из Лиги?
— Сегодня мы должны получить их.
— Достаньте их любым способом. Пойдите и арестуйте все их бумажки. Мне нужны все документы, касающиеся квартирной платы. Необходимо допросить всех служащих банка — узнать, не говорил ли Маскари чего-нибудь о Лиге. Когда бы то ни было. Если потребуется, тащите с собой судью.
— Есть, синьор.
— Когда придете в банк, постарайтесь выяснить, кто занимался счетами Лиги.
— Вы думаете, Раванелло?
— Наверное.
— Хорошо, я постараюсь. Что делать с Сантомауро?
— Я сам его сегодня навещу.
— А это… — Вьянелло хотел было спросить, что толку ходить к Сантомауро, но передумал и перестроился: — Что, без приглашения?
— Я думаю, синьору Сантомауро будет интересно побеседовать со мной в любом случае, сержант.
Брунетти оказался прав. Ждать аудиенции пришлось всего пару минут. Контора Сантомауро находилась на кампо Сан-Лука, на втором этаже здания в двадцати метрах от трех разных банков. До чего же удобное расположение, заметил про себя Брунетти, когда секретарша провожала его в кабинет.
Сантомауро сидел за столом, спиной к большому окну с видом на площадь. Окно было плотно закупорено, потому что в кабинете работал кондиционер. За окном, на площади, мельтешили голые спины, руки, ноги, а внутри стоял такой холод, что выжить без пиджака было бы, наверное, трудно.
Увидав Брунетти, Сантомауро не встал, не улыбнулся и даже не поздоровался. Он был одет в строгий серый костюм и белоснежную рубашку с темным галстуком. Взгляд его больших голубых глаз был прямой и честный. Несмотря на середину августа, он был по-зимнему бледен: трудящиеся на ниве закона не ведают отпусков.