Нелепо женское правленье
Шрифт:
— Пожалуй. Холмс, где вы пропадали?
Он перевел взгляд на официанта.
— С вашего позволения, прежде всего, позаботимся об утробе. С тех пор, как мы с вами расстались, Рассел, я питался крайне нерегулярно, вследствие чего теперь страдаю неумеренным аппетитом.
Мы заказали обед, который даже его весьма плотному братцу Майкрофту не показался бы скромным. Когда официант отошел, Холмс отложил хлеб на тарелку и откинулся назад.
— Интересуетесь, где я пропадал? На перевалах Чистилища,
Перед вами свидетель, поводырь, невольный участник битвы молодого человека с Эриниями. Мне пришлось вспомнить о деталях собственной биографии, которые лучше бы забыть напрочь. Сиделкой служил, Рассел. Роль, к которой ваш покорный слуга в высшей степени непригоден.
— Вы ухаживали за Майлзом? Никогда бы не подумала…
— Очень тронут, Рассел. Да, помогал ухаживать за Майлзом Фицуорреном. Полагаете, я мог оставить его на попечение медиков и отбыть по своим делам? Недолго бы он у них пробыл…
— О, Холмс… Извините, Холмс… Я не представляла, во что вас вовлекаю.
— Да да… Конечно, не представляла. Я вас не виню, Рассел, снимите маску раскаяния. Настоятельно прошу вас, если желаете оказать мне услугу, удалите со своей физиономии это выражение кающейся Магдалины. Мои старые кости согреет ваша лучезарная улыбка… Этак лучше. Вина желаете?
— Спасибо, — кивнула я, уловив краем глаза силуэт официанта, материализовавшегося у стола. Наполнив бокалы, призрак растаял в воздухе.
— Что скажете о Майлзе, Холмс?
— Болен. Слаб. Начисто лишен самоуважения, полон презрения к себе и ко всему прочему. Но, хвала Создателю, худшие-физические муки он преодолел. Молод, здоров… Доктор надеется.
— Значит, его вылечат?
— «Вылечат»… Это слово в данном случае не вполне уместно. Организм очистится. Остальное зависит от него самого.
Прибыл обед.
— Я вам весьма благодарна, Холмс, — сказала я, когда официант удалился. — Надеюсь, однако, что этот процесс не затянется.
Холмс задержал в воздухе вилку.
— Что-то случилось?
— Нет-нет, ничего срочного. Иначе я бы на вас сразу вышла. — Я сосредоточилась на ноже, вилке и содержимом тарелки. — Просто давно вас не видела… Не получала мудрых советов опытного наставника.
И я активно заработала челюстями. Холмс последовал моему примеру через несколько секунд и почти сразу поинтересовался, чем я занималась с четверга. Рассказ мой, весьма детальный, включавший визит к портным и реформаторскую деятельность в суссекском доме, изредка прерывался вопросами и комментариями Холмса.
Мы перешли к кофе. Мой друг откинулся на спинку стула, на лице его появилось задумчивое выражение, свидетельствующее о концентрации умственных ресурсов, о незатихающей активности под редеющими на
— Каковы у нее источники доходов?
— Вот-вот. Земляника из французских теплиц на костяном фарфоре, — подхватила я. — Вороны Илии принесли в клювах.
— По этому вопросу мы можем проконсультироваться с моим братцем Майкрофтом, — проронил он как бы между прочим.
От этого «мы» на меня повеяло теплом и уютом. Как будто мы снова совместно работаем над каким-либо случаем, а не обсуждаем мое досужее любопытство.
— За ней, возможно, стоят какие-то благотворители-толстосумы. Интересный вопрос. В политике возможны странные совпадения интересов.
— Вы думаете, ничего более зловещего, нежели политические маневры, за всем этим не кроется? — спросил Холмс.
— В недостатке цинизма меня не уличишь, но не могу представить себе Марджери вовлеченной во что-либо более серьезное, чем нарушение законов о труде. Разве что святотатство. Оно все еще остается уголовным преступлением, так ведь? Но много ли на нем заработаешь? Скорее всего, действительно добровольные пожертвования. Какая-нибудь утопающая в долларах американская вдова… Может, группа отчаявшихся суфражисток?
— А как насчет воодушевленного джентльмена?
Удивительно, как живо отреагировала я на это предположение Холмса. Умышленно ли он использовал такую интонацию?
— Если у Марджери и есть поклонник, то она ловко законспирировалась. Я совершенно ничего не заметила. Слышала лишь о некоем господине, в обществе которого ее видели во Франции.
— Но аскетом ее не назовешь.
— Ни в коем случае.
— Напустить на нее Майкрофта?
— Думаю, пока что рановато. Может быть, после двадцать восьмого.
— Ага, на двадцать восьмое назначена ваша презентация. Как с нею дело обстоит?
— Потрясающе! У Дункана уже голова кругом. Целая толпа американских теологов по пути на конференцию в Берлин собирается задержаться у нас, уже прислали заявку.
— Значит, вас принимают всерьез.
— Очень воодушевляет, конечно, но посмотрим, что произойдет двадцать восьмого.
— А каковы ваши планы до этих пор? С кофе покончено, может быть, прогуляемся по набережной? Или вам пора?
— Нет-нет, я не тороплюсь, конечно, пройдемся.
Облачившись в пальто, мы вышли из ресторана.
Туман толокся под уличными фонарями.
— Не тянет меня в Суссекс. Дом проморожен, работать невозможно из-за грохота строителей, да и отвлекаться на них буду. Конечно же, мне не понравится, что они там делают, начну придираться. Нет, лучше в «Превратности судьбы» податься, там тихая читальня, три стола всегда пустуют. Не Оксфорд, но тоже уютно. Дункану я обещала не пропадать.