Нелепые и безнадежные
Шрифт:
Вадома часто вспоминала день, когда крестьяне попытались сжечь ее на костре. Сжечь ведьму, уничтожить прислужницу Духа.
С детства она улыбалась людям, носила аккуратные наивные косички. Врачевала. Варила удобрения для полей. Угождала всем. Но колдовство и проклятую кровь ей простить не могли ни за какие заслуги.
Она обгорела, но выжила.
Шрамы служили напоминанием. Меткой, которую не смыть.
Отказав Девишопу, Вадома вновь заперлась на несколько дней. Пивэйн, помнится, угрожал выбить дверь, звал ее, но вскоре ушел.
Спустя неделю Девишоп, несколько помятый, в том же костюме, что и в роковой вечер, с красными глазами и опухшим лицом вернулся к Сейкрмол. Он потребовал отвести его к ней. Горничная не посмела спорить. Проводила, пользуясь карманной картой (она была новенькой в Сейкрмоле, раньше служила на фабрике), сказала дойти до конца коридора и ушла по своим делам.
Девишоп постоял, собираясь с мыслями, когда услышал:
– Ты что делаешь, безумец?
То шипела Вадома Лаветт. Он сразу узнал ее голос. От одной его нотки он вытягивался, расправляя плечи и задирая подбородок.
Девишоп подкрался, выглянул из-за угла. Женщина, отказавшая ему, заталкивала высокую, определенно мужскую фигуру в плаще в свою комнату. Лицо было невозможно рассмотреть из-за надвинутой шляпы. Мужчина льнул к ней, а она шипела.
– А если кто-то увидит? Что на тебя нашло?
Только дверь захлопнулась и Вадома оправила прическу, Девишоп кашлянул, выходя из своего укрытия. Вадома выпучила глаза. С ней такое случалось нечасто. Она быстро взяла себя в руки.
– Господин Девишоп, рада встрече.
– Я все видел.
– Что именно?
– Все.
Он ухмыльнулся и торжественным жестом пригласил Вадому прогуляться. Правда, в коридорах он заплутал, вела его Вадома.
До сада прошествовали, сохраняя молчание. Девишоп сомневался в увиденном и ощущал себя потерянным, ведь он рассчитывал устроить сцену, возможно, кровопролитную сцену, а тут такое! Вадома же тихо дивилась хитрости Дома.
– И сколько вы сним? – спросил Девишоп, когда они оказались в саду. Тогда сад цвел.
Вадома отчего-то решила быть с этим человеком откровенной. И ответила честно, не смотря ему в глаза:
– Десять.
– Десять месяцев, – Девишоп присвистнул. – Для тайной интрижки это немало!
– Десять лет.
Девишоп захлебнулся слюной.
– Вы любовники десять лет?!
– Мы женаты.
– Вы женаты десять лет?! – Бурное негодование Девишопа спугнуло птицу с розового куста. Он продолжил тише: – Как вы скрывали это так долго? И… И зачем вообще?
Вадома повела плечами.
– Нас не поймут. Меня не поймут. Никто и никогда. К тому же… Это не совсем обычный брак.
– Он что, один из тех сектантов из леса? – предположил Девишоп.
– Вроде того.
Вадома погрузилась в свои мысли. Она шла, опустив глаза, глядя, как подол платья приподнимался, как
– Вы не похожи на счастливую женщину, Вадома.
Она слегка прикусила губы.
– Потому что я несчастливая. Однако жаловаться не смею. У меня есть то, чего нет у многих, и меня это устраивает.
Вадома улыбнулась, благодаря глазами за заботу.
Они долго шли молча. Девишоп вспоминал, как наткнулся на ее брата в Гринкрике, как они «провернули одно дельце», как он впервые обратил внимание на Вадому Лаветт и подумал – а почему бы и нет? Он был убежденный холостяк, но почудилось ему в этой женщине что-то такое, чем сам он был переполнен… Некий порок, что ли… А тут такое!
– Можно задать вам еще один вопрос? – Девишоп кашлянул, возвращая ее к реальности. – Почему вы с ним?
Вопрос не застал врасплох. Такой любопытный плут, как Девишоп, не мог не любопытничать. К тому же Вадома оказалась в его власти.
– Он единственный считает мои ожоги красивыми.
Девишоп помолчал.
– Не знал, что у вас есть ожоги.
– Я стараюсь не говорить о них. Плохое воспоминание… Он их считает символичными. В день, когда я обгорела, Он сделал мне предложение. Я думала, весь мир от меня отвернулся, а Он сказал так спокойно: «Людям не понять, кем ты могла бы быть; не понять, какое величие в тебе было. И вряд ли они поймут, какой тварью ты станешь, коли будешь Моей, но они хотя бы не смогут тебя уничтожить». Сначала я сомневалась. Проплакала пару ночей и осознала, что ноги мои не заживут, что я боюсь преступить порог собственного дома, и согласилась.
– И вы поженились? – недоверчиво уточнил Девишоп.
– Да… Знаете, Пивэйн так любит меня, что находит оправдание всем моим ошибкам – что бы я ни натворила. Наверное, ждет от меня того же… – Вадома печально улыбнулась и тихонько шмыгнула носом. Ей хотелось разрыдаться, пав на плечо Девишопа, на клумбу, на ограду – на что угодно. Этикет не позволял, дядя не одобрил бы. – Пивэйн всегда находит оправдание моим ошибкам, а Он не считает мои поступки ошибками. Видите разницу?
Девишоп помолчал. Кашлянул. В горле першило. Нужно бы его смочить…
– Я хотел еще раз извиниться…
– Вы не извинялись.
– Значит, извиниться в первый раз. Простите, что вспылил, Вадома. Не будучи посвященным в ваши… обстоятельства, я думал, вы отказали, ну знаете, из-за тех слухов. Ну… что я…
– Что вы страшный пьяница и однажды чуть не продали родную сестру за бутыль виски? – продолжила за него Вадома. В ее голосе не были ни одной эмоции.
– Гм, да. Из-за этих слухов.