Немцы
Шрифт:
– Я о них не очень соскучился. Поехал только из-за тебя. Ты у меня сегодня не отвертишься…
– От чего это? – удивленно выгнув брови, спросила она.
Лаптев отнял у нее вожжи, привязал их к передку и, крепко обняв ее за плечи, попытался повалить на сено, которым был набит тарантас.
– Дурной же ты! – отпихнула его она. – Хотя б уж с дороги в лес своротил. Ведь тут люди ездиют.
Лаптев, чуть не разбив телегу о пень, погнал лошадь в лес. Лошадка мирно жевала траву, а они, позабыв обо всем,
– Поженимся? – наконец спросил он, гладя ее по волосам.
– Теперь, видно, придется. Не брезгуешь старухой?
– Со старухой спокойнее, – пошутил Лаптев.
Татьяна положила ему голову на плечо, провела теплой рукой по щеке:
– Ты только, Петя, ребят моих не обижай. Ведь они сироты…
– Да разве я похож на строгого отчима? – Лаптев снова крепко обнял ее.
На покос к Тамаре они приехали к полудню. Места здесь были хорошо знакомые Татьяне Герасимовне. Вскоре они расслышали стук молотка, отбивающего косу.
– Давай, Петя, потихоньку подойдем, посмотрим, как они там…
Лошадку привязали у дороги, а сами по кустам незаметно подошли к косившим. Раздвинув ветки, Татьяна Герасимовна оглядела широкую поляну. Немцы шли друг за другом. Третьей косила Тамара. Даже издали она казалась осунувшейся и похудевшей. «Заработалась девка», – подумала Татьяна Герасимовна и потянула Лаптева за рукав.
– Здорово, девоньки! – звонко крикнула она, выходя из-за кустов.
Тамара вздрогнула, остановилась, а потом радостно побежала к ним навстречу.
Немки, увидев Лаптева, застыли в нерешительности: косить или ждать распоряжений?
– Перекур! – объявил Влас Петрович, выходя из-за свежесметанной копны. – Садись, матрены!
– Ну, как живете-то? – Татьяна Герасимовна испытующе посмотрела на Тамару и Власа Петровича.
– Хорошо, – сдержанно отвечала Тамара. – Погода выручает. День косим, другой гребем.
– Много ли травы сбито, считаешь?
– Гектаров тридцать, думаю. Сметано десять тонн.
– На премию метишь? Тебя еще никто не обскакал. На других участках сведения похуже.
– Здесь трава хороша и покосы чистые, – уклончиво сказала Тамара.
Татьяна Герасимовна оставила Лаптева с косарями, а Тамару повела по поляне между рядов скошенной травы.
– Ты пошто, сударыня, сама косишь? – строго спросила она.
– А что? – Тамара удивленно вскинула глаза.
– Придется мне сюда другого прораба посылать, раз ты в косари записалась. Мне, матушка, начальники нужны, а рабочих у меня сейчас хватает.
– Что ж, так сидеть? – смутилась Тамара. – Я ведь немного…
– То-то, немного! Один нос у тебя остался, черная, худущая! – Татьяна Герасимовна положила руки Тамаре на плечи. – Ты скучаешь здесь, что ли, Томка?
– Да нет… А как вы там? Как в лесу?
– В лесу-то? Там хорошо… – она будто задумалась о чем-то
– Ой! – радостно взвизгнула Тамара и повисла у нее не шее.
– Опередила я тебя, девка! На твоей бы свадьбе гулять-то надо.
– Нет, – как-то печально ответила Тамара. – Я и не думаю…
Воротились домой уже к вечеру. Татьяна Герасимовна долго стояла на крыльце, боясь зайти в избу: щеки и губы горели, всю лихорадило, в жар бросало. Стыдно было матери-старухи и сына. Маленькая Нюрочка еще ничего не смыслила. «Что же это я натворила! – тревожно думала она, вспоминая все произошедшее в этот день. – А если не женится? Как девчонку обвел, ума решилась!» Дома она застала одну Нюрочку, игравшую с лоскутками. В избе было не прибрано, печь холодная, и обеда не приготовлено, видно, мать с Аркашей ушли к себе на покос. Наскоро прибравшись, Татьяна Герасимовна затопила печь и стала готовить ужин. Пока варилась похлебка, она вытащила ручную швейную машинку и раскрыла сундучок.
– Мамка, ты мне платьице шьешь? – подойдя к ней, спросила Нюрочка.
– Нет, дочка, это себе… – дрогнувшим голосом ответила Татьяна Герасимовна.
Она достала несколько метров розового ситца, накроила наволочек, потом скроила себе нижнюю сорочку. Вместе с бельевым попались синие мужские рубахи. Она поглядела на них и долго потом не могла вдеть нитку в машинную иголку.
Мать с Аркашкой возвратились поздно, голодные, усталые. Нюрочка уже спала.
– Здорово живете, она здесь портняжничает! Нашла время! Что ж ты пособлять нам не пришла? Насилу ведь догребли, – обрушилась мать на Татьяну Герасимовну.
– Видишь, дело делаю…
– Это дело не уйдет, сено собрать надо. Замаяла парнишку, и сама я чуть живая. Пошто ситец-то переводишь?
– Наволок-то совсем нет, и рубахи прохудились.
– Не к свадьбе тебе!
– То-то, что к свадьбе… – еще ниже опустив голову, прошептала Татьяна Герасимовна. – Голяком, что ль, идти?
– Кто берет-то тебя? – опешила мать, а Аркашка даже рот разинул.
– Все он… Петр Матвеевич.
– Таня, Таня, милка ты моя! – заплакала мать и закрестилась. – Дай тебе Бог! А я-то дура без ума сделалась. Да взаправду ли?
– Завтра запишемся.
Мать еще пуще запричитала, что в доме ничего нет: ни картошки, ни муки, нечем свадьбу справить, не прибрано, не мыто. Татьяна Герасимовна только рукой махнула.
– Обойдется пока без свадьбы! Сейчас не до гулянок.
Мальчик по-прежнему стоял молча. Он, не мигая, глядел на мать большими карими глазами.
– А он меня бить не будет? – спросил он наконец тихо.
– Что ты, Аркаша?! – воскликнула Татьяна Герасимовна и вдруг заплакала навзрыд, обхватив сына за голову.