Немертвый в саду добра и зла

Харрисон Ким

– Ты знаешь, - Рэт выдохнул, и запах крови его спутника вырвался из его рта.
– Тебе действительно не стоит носить эти высокие каблуки. Из-за них у тебя проблемы с координацией.

Айви перевернулась и встала с него.

– Я слышала, что больнее, когда ими пинаешь в промежность таких ублюдков, как ты, - сказала она, уходящий адреналин заставлял ее голову раскалываться.
– Кто еще был здесь?
– спросила она, думая о комнате полной страха, которая была просто тем, что заставило бы Арта совершить ошибку. В настоящее время он стоял у машины, смотря на человека и позволяя ему истекать кровью. Идиот.

Рэт потер шею в приглашении.

Боже, это уже началось. С восходом солнца они все будут думать, что она на рынке, чтобы создать необходимое, чтобы достигнуть более низкого подвала в башне, и на нее нападут толпой. Представляя ближайшие инсинуации, предложения и нежелательные попытки, Айви задушила вздох. Как будто феромоны уже не были достаточно плохи? Возможно, она должна распустить слух, что у нее был стандартный номер.

– Скорая прибыла, - сказал вампир.
– Тиа и я вытащили его. Он плакал над ней, как обычно. Соседка сказала, что это домашнее насилие. Уже третье за этот месяц, но когда все стихло, она испугалась и позвонила.

Нахмурившись, Айви сделала последний глоток чистого ночного воздуха и вошла в холл. Не слишком много людей, чтобы перепутать, и Рэт знал, чего не нужно касаться. Комната была столь чистой, как можно было ожидаться. И она не собиралась пачкать ее.

Сильный запах крови усилился, и после надевания синих бахил, она согнулась и пролезла под лентой в открытую дверь. Она остановилась внутри, принимая чужую жизнь: низкие потолки, смятый ковер, старые шторы, новая кушетка, большой, но дешевый телевизор, еще более дешевое стерео и сотни CD-дисков. На стенах висели фотографии людей в рамочках, на полках стояли игры. Женские следы были пятнами, как брызги краски. Жертва жила здесь не очень долго.

Айви глубоко вдохнула, пробуя гнев, оставленный в воздухе, невидимые указатели, которые исчезнут с лучами солнца. Шаркая синими бахилами, она прошла за ароматом крови в ванную. Красный отпечаток руки оказался на ободке унитаза, было несколько мазков на ванне и занавеске. Кто-то ударился головой от ванну. Розовая лампочка давала нереальный свет, и Айви отключила вытяжной вентилятор концом ее воскового карандаша, напоминая себе сказать Рэту, что она сделала.

Мягкий гул остановился. В новой тишине она услышала мягкий треск разговора и смех комедии, идущие из соседней квартиры. Удовлетворенный голос Арта просочился из прихожей, и кровяное давление Айви возросло. Рэт сказал, что мужчина задушил свою жену. Она видела вещи и похуже. И хотя он не сказал, где они нашли тело, почти ощутимый гнев тек по дверному косяку спальни, сломанному замку, недавно покрашенному по трещинам.

Айви коснулась скрытого повреждения пальцем. В спальне было то же самое соединение небрежного холостяка и молодой женщины, пытающейся украсить помещение с небольшими затратами. Дешевые вычурные подушки, розовое кружево, развешанное по уродливым абажурам, густая пыль на металлических жалюзи, которые никогда не открывались. Крови нет, а мазки, вероятно, оставил подозреваемый. Красивая одежда розового и белого цвета была разбросана по кровати и полу, а шкаф был пуст. Она попыталась уйти. Черный телевизор стоял в углу, брошенный, сломанный на полу под вмятиной в стене, пахнущей штукатуркой. На ковре была разметка Рэта и фотоаппарат женщины, лежащий наискосок на полу у кровати.

Вынуждая себя разжать челюсть, Айви глубоко втянула воздух, читая комнату, как будто последние несколько часов эмоции разрисовали воздух как акварель. Любой вампир мог это сделать.

Человек в машине причинял женщине боль, запугивал ее, избивал ее, и ее магия не остановила его. Она умерла здесь, а пьянящий запах страха и его гнева начали тревожить нежелательную жажду крови в животе Айви. Ее кончики пальцев болели, а горло, казалось, разбухло.

Звук шаркающих шагов Арта мучительно прорезался через ее широко открытые ощущения. Острое чувство адреналина появилось и исчезло. Глаза были наполовину закрыты, она повернулась, находя обольстительный наклон бедер. Глаза Арта были почти полностью расширены. Было явно, что страх перед человеком снаружи и его эхо, все еще вибрирующее по комнате, подняли инстинкты Арта. Возможно, именно поэтому он продолжал работать в отделе убийств. Возможно, симпатичный парень не мог увлажнить свои клыки без небольшой помощи?

– Айви, - сказал он, его голос посылал ту же самую дрожь через нее, и она чувствовала уходящее ощущение, которое сказало, что ее глаза расширились.
– Я делаю вызов на забор доказательств, а не ты.

Меняя положение, Айви встала, чтобы не дать ему встать между ней и дверью.

– Ты был занят, тратя время в пустую, смакуя страх подозреваемого, - сказала она легко. Она двигалась, как будто собиралась выйти, зная, что она играет скромную жертву, и это вызовет у него жажду крови. Как и ожидалось зрачки Арта расширились, стали темнее. Она чувствовала его присутствия позади нее, почти как если бы она подталкивала его. Он распространял ауру, не реальную, а просто усиливал его вампирское присутствие.

Арт схватил ее за руку, властно и собственническим жестом. Дразня, она притворилась, что вытаскивает руку, пока его хватка не напряглась.

– Я заказываю фургон, - сказал он, опасным голосом.

– В чем дело, Арт?
– сказала она апатично, вытаскивая свое запястье и скидывая его руку, которая к тому времени уже оказалась на ее груди.
– Не нравятся женщины, которые думают?
– Сексуальное напряжение пронзило ее. Наслаждаясь им, она поместила сустав пальца между губами, позволяя ему скользить с мягким поцелуем и зубами. Пискари научил ее быть тем, кто она есть, и, несмотря на опыт, у Арта не было шанса.

– Ты думаешь, что я проиграю, из-за страха, пропитавшего комнату, и пары черных глаз?
– сказал он, отлично выглядя в его итальянском костюме и распространяя запах дорогой шерсти, пепла и его самого.

– О, я только начала.
– Свободной рукой она убрала пальцы Арта с запястья. Он не останавливал ее. С улыбкой, она провела языком по зубам, скрывая их, как раз когда они вспыхнули. Страх в комнате тек через нее, подстрекая инстинкты, более старые, чем пирамиды, беспрепятственно кричащие в ее молодом теле. Она напряглась от мощного порыва крови, поднимающейся к ее коже. Она ожидала этого, ехала на этом и наслаждалась этим. Это не был аромат крови, это был страх. Она могла справиться с этим. Она управляла своей жаждой крови; ее жажда крови не управляла ей.

И когда она почувствовала, как любопытно побелело ее лицо, а глаза полностью расширились, она повернулась к Арту, ее ноги в бахилах были широко расставлены, когда она стояла посреди комнаты, зловонной от секса, крови и страха, губы открылись, когда она вызывающе выдохнула. Дрожь прошла по ней, обосновываясь в паху, чтобы сказать ей, что может последовать, если она позволит. Она не хотела давать ему добровольно свою кровь, а то, что он мог насильно взять ее, неожиданно включило ее инстинкты.