Немтырь
Шрифт:
Неистово лаяла Елка. Пытаясь вырваться на волю, от злости грызла поводок. Убедившись, что убийца лежит на месте, Янис отцепил собаку, передернул затвор, выкинул гильзу, загнал в патронник новый патрон и, прицелившись во врага, выстрелил еще раз. Заметил, как тот дернулся, перевернулся на спину, раскинув руки. Хрястнув затвором, опять перезарядил карабин, но уже не стрелял. Быстро спустившись со скалы, подбежал к раненому.
Тот лежал там же, куда упал с лошади. Одна пуля попала в левую сторону груди, вторая немного ниже. Обильная, пульсирующая кровь из ран предсказывала скорый конец. Несмотря
— А… Это ты, немтырь.
— Зачем ты убил Юриса? — наставляя на него ствол, грозно спросил Янис.
— Потому что моего братку… Климку… Того.
— Откуда ты знаешь, что это он?
— А хто же окромя его? Боле некому.
— Это я его, а не он.
— Ты?! — стараясь приподнять голову, немало удивился тот. — А золото где?
— У меня.
— Ты смотри-ка… Кто бы мог подумать… Надо было вас тогда обоих… Не разговаривая… И не его пытать, а тебя на костре жарить. Да ладно теперича. Видно, и на ястреба бывает своя петелька. Отразбойничал я. Хватит, пожил вволю.
— Откуда у Клима было столько золота?
— Дык, сколько старателей по тайге, столько и золота, — после некоторого молчания, теряя силы, ответил убийца.
— И скольких вы убили?
— Тебе, паря, знать не надобно.
— Зовут-то тебя хоть как? — понимая, что тот скоро умрет, спросил Янис.
— Мишка-бродяга… Брагины мы. Все нас боятся.
— Отбоялись! Много вас там еще? Кого следующего ждать?
— Придут… ишо.
— Откуда вы взялись такие? Как только вас земля носит?
Но Мишка-бродяга не ответил. Оскалился белыми, как у волка, клыками, и затих с наполовину прикрытыми глазами. Умер.
Янис обошел его вокруг, толкнул ногой, подобрал карабин, закинул на плечо, оглянулся. В конце поляны, повернув на него головы, стоят лошади, ждут своего хозяина. Вспомнил, что что-то рассматривал на елке Мишка-бродяга, подошел ближе. На стволе, между веток вырезана стрелка, по всей видимости сделанная в прошлом году, показывавшая направление на его зимовье. С краев знак успел заполниться свежей смолой, на нем — непонятные засечки.
Янис похолодел от страха. Понял, что все время после того, как убил Клима-гору, был на волосок от смерти. Если бы Мишка-бродяга пошел здесь в прошлом году, все закончилось бы по-другому. И как ее парень не замечал? Ведь проходил здесь мимо много раз. Когда Клим-гора успел ее вырезать? До того, как нашел избушку, или потом вернулся и сделал метку?
Пока не стемнело, решил закопать убитого. Сходил за лопатой и киркой. Оттащил мертвеца в пихтач, вырыл яму. Столкнул на дно тело, закидал, сровнял с землей, сверху замаскировал дерном. Через два дня молодая трава поднимется, скроет место смерти Мишки-бродяги, трудно будет определить могилу разбойника.
Сгустившиеся сумерки прервали планы Яниса. До рассвета ушел в зимовье. Спал плохо, сказывались перенапряжение, бессонная ночь, убийство Мишки-бродяги. Впервые приснился Клим-гора и его брат. Сидят на улице у костра, пьют самогон, смеются, о чем-то рассказывают друг другу. Янис хотел открыть дверь, прогнать братьев, но та подперта снаружи той елкой, на которой вырезана метка. Заметался по зимовью, стараясь выбраться наружу. Вспомнил про подземный ход. Кинулся под нары, но дыра полностью забита грязью, не пролезть и не убежать. Огонь. Братья-бандиты подожгли зимовье, желая сжечь врага живьем. Янис попробовал выскочить в окно, но и его нет. Вокруг плотные, бревенчатые стены. Понимая, что погибает, скребет ногтями дерево и… просыпается.
В знакомое окно бьется ровный, с голубоватым оттенком, свет. Утро. Солнце еще не встало. Рясная роса намочила тайгу. Охотник вышел на улицу. Из-под нар выскочила Елка, отбежала в сторону. После туалета вытянулась до хруста костей в позвоночнике, с интересом посмотрела на него: что будем делать? Опять на скалу полезем караулить кого-нибудь?
— Нет, — сухо ответил Янис грубым, до звона в ушах, голосом. — Сегодня у нас дела куда более важные, чем ждать. Мало выстрелить, теперь надо скрыть все следы.
Не позавтракав, пошел на берег Безымянки. Перед выходом на поляну долго смотрел по сторонам. Неподалеку от елки пасутся лошади, которые подошли ночью. Увидев человека, подняли головы. Тот осторожно подошел к ним, взял под уздцы, ласково погладил по шее. Животные оказались не пугливыми.
Отвел их к зимовью, привязал на длинные веревки неподалеку от избушки на поляне. Пусть пасутся, травы много. Сам пошел назад. Ему предстояло сделать не менее важное дело, чем спрятать лошадей в тайге от посторонних глаз. Решил срубить елку, на которой была вырезана стрелка.
Сначала долго думал, правильно ли поступает. Можно замазать метку глиной или прикрыть такой же еловой корой, только все это заметно для опытного глаза таежника: стоит присмотреться, и определишь, что здесь что-то не так. Надо убрать дерево, а пень обложить дерном. Молодая трава быстро затянет его и не оставит следов. Это наиболее верное решение.
Теперь оставалось главное — лошади. Что делать и как поступить с ними, не знал. Оставить в живых — себе дороже. После них много следов, по которым его быстро найдут. Чтобы содержать в зиму даже одного коня, надо косить сено, нужны большие луга, которых в глухой тайге найти непросто. Застрелить — жалко. Решил оставить до поры, а там видно. Все же медлить нельзя, монголки в этих местах приметны, у случайного человека могут вызвать ряд вопросов. А если появится сообщники или родственники Мишки-бродяги и Клима-горы, ему грозит одно — смерть.
В тот же день Янис соорудил коням небольшой пригон с навесом от дождя. Сбоку поддерживал два дымокура от комаров, гнуса и паутов. Слишком заметное, ручной работы седло, утопил в речке. Уздечки оставил, потому что других не было.
Вечером разобрал котомки убитого. В отличие от своего брата, последний оказался более запасливым, а, может, не так давно выехал из дома и не успел съесть продукты. Он вез около пуда муки, килограммов двадцать круп трех видов, мешок сухарей, сало, масло, двадцать банок тушенки, соль, сахар и даже картошку. Были здесь и сладости: конфеты и пряники, от которых Янис не мог отказаться. Сухие продукты переложил на лабаз, скоропортящиеся, убрал в ледник. Стыдно и неприятно пользоваться едой убитого, но делать нечего, не выкидывать же все.