Немтырь
Шрифт:
— Не знаю… Дед мой, а потом отец всегда промыслом занимались.
— Ладно вам, пристали к парнишке! — перебила всех рябуха. — Видите, на нем лица нет. И так намаялся, вы ишшо тут. Сначала хоть бы покормили, а потом допрашивали. — И потянула Яниса за рукав к столу. — Пойдем, покормлю! Голодный, небось?
Вероятно, женщина имела среди всех старателей некоторое уважение, никто не смел ей перечить. Остальные потянулись и расселись за столом, застучали деревянными ложками. Янису нашли место с краю, наложили полную чашку перловой каши с мясом, сдобрили кусочком сливочного
— Вон, видите, и впрямь голодный! — суетилась вокруг него рябуха. — Видно, что по тайге блудил. Подложить еще? Ешь, с крупой у нас покуда перебоя нет. Мужики третьего дня из-под собак медведя убили. Мясо тоже есть. А у тебя-то что, с собой припасы какие есть? — и добродушно улыбнулась. — Меня Степанидой зовут. Так и называй — тетка Стеша.
Янис ответил ей кивком головы, скоро пережевывая очередную ложку каши, поблагодарил:
— Хорошо! Спасибо, тетя Стеша.
Больше до конца ужина не разговаривали.
После чая старатели собрались вокруг костра. Одни подкурили трубки, другие продолжили разговор с Янисом. После еды мужики подобрели, познакомились. Седобородый значился бригадиром артели, назвался Егором Фомичевым. Тот, что злой — Макар Григорьев, а тетка Стеша оказалась его женой. Из десяти артельщиков протянули руки для знакомства двое парней, которым было за двадцать лет: братья Петр и Фрол Сердюковы, охотно поддерживавшие общение. Остальные предпочли отмалчиваться.
Женщин шестеро. Все они чьи-то жены, в возрасте около тридцати лет и старше. Кроме тетки Степаниды Янис узнал, что одну из них, жену Егора Фомичева, звали Мария, остальные не представились.
За разговорами Янис рассказал о себе, своей семье и жизни. Говорил правду двухлетней давности, скрывая настоящее. Старатели внимательно слушали его. Если соглашались, молча кивали головами. Если нет, скупо усмехались. О себе никто ничего не говорил, настолько скрытными и неразговорчивыми оказались.
Недолго задержавшись около костра, многие из них постепенно разошлись по избушкам, сказывался тяжелый, трудовой день. Уставшим мужикам необходим отдых. В итоге остались Егор Фомичев, Петр и Фрол Сердюковы и тетка Степанида.
— Ты не серчай на нас, что так встречаем, — угрюмо начал дядька Егор. — Старатели народ замкнутый. Ко всем с досмотром ручкаются. В каждом незнакомом человеке разбойника видят. И про тебя, парень, как не подумать, что ты с бандитами связан?
— Я? Неужели думаете, что я пришел вас грабить?
— Думай или нет, а подозрение на каждом. Грабежа мы не боимся, сами отпор дать можем. Здесь, пока мы в куче, никто не полезет. Грабят-то, в основном, на тропах, когда мужики золото несут. Так им сподручнее и безопаснее. А вот разведать, как да что — это другой козырь. Бывали случаи, придет гость, выведает, сколько намыли, когда съем хороший будет, а потом на тропе встречает.
— И часто такое? — затаив дыхание, спросил Янис.
— Да уж, случается, — ответила тетка Стеша. — В прошлом году вон на Дальнем
— Да черт с ним с золотом, — оборвал ее Егор. — Семьи, дети остались. У Николы пятеро, у Парфена семеро. Скажи на милость, как им жить?
Янис опустил глаза. Вот и открылась тайна, кого убил Клим-гора, все просто. Не зря он проделал такой далекий путь. Теперь осталось главное: как передать золото, которое привез с собой?
Долго Егор и тетка Степанида рассказывали о случившемся. Наболело. Накипело. Так происходит, когда душа желает высказаться первому встречному о том, как жить в таких условиях, если рядом бродят бандиты, и нет гарантии, что завтра не убьют тебя.
Беседа затянулась. Ночь накрыла черным саваном притихшую тайгу. Небо зашторилось тучами, с запада потянул легкий, теплый ветер. Погода сломалась: будет дождь.
— Однако засиделись мы тут с вами, — оглядываясь по сторонам, заметил Егор Фомичев. — Спать надо, завтра рано вставать. — Янису: — Ты, как я кумекаю, с нами спать будешь? Вон, иди с Петькой и Фролом в избушку. Они вдвоем, место найдется до утра. А там видно будет.
Разошлись по своим местам. Янис прошел за Петькой к избушке, Фрол зажег керосиновую лампу, указал на широкие нары в углу:
— С Петькой спать будешь. Только рот ему тряпкой заткни, а то он до утра болтать будет. — И пригрозил брату: — Будешь трепаться — на улицу выгоню!
Легли. Петька, непоседа-парень, все это время желавший пообщаться с Янисом, пропустил его к стене, а сам расположился с краю. Не прошло и минуты, зашептал ему на ухо:
— Ты женатый? Я вот тоже неженатый. Тятя хочет меня на Томке Синюхиной женить. Говорит, пора, двадцать один год уже. А на хрена мне Томка? Мне Вера Мишукова нравится. Люблю я ее, с ней хочу жить.
— Мишукова, — вспоминая фамилию, проговорил Янис. — Это тот…
— Да. Николай Мишуков, что в прошлом году потерялся, дядька ей родной по матери… — И возмущенно продолжил: — Томка как казан для опары, толстая и неповоротливая. Телега, да и только. Тятя сердится, два раза меня лупил, говорит, никакой Верки, она безотцовщина, нагулянная. Если по стопам матери пойдет, таскаться со старателями будет. У Томки-то батя большой дом имеет, трех лошадей, две коровы. А у Верки одна коза да собаки. В тайгу Верка ходит, соболя промышляет. Вот и скажи, как мне быть?
— Не знаю… — задумчиво ответил Янис. — Сам решай.
— Как решать-то? К Верке-то не убежишь, тятя Фрола вон приставил, караулят. Пригрозил, что ребра сломает, если сигану. На Покрова свадьбу назначили с Томкой. А у тебя-то девка есть?
— Есть.
— Ну и как она?
— Что как? — не понял Янис.
— Ну, это, грудастая? А на лицо? Целовались? Я с Веркой много раз целовался. А вот потрогать не разрешает, говорит, после свадьбы хоть ложкой хлебай. А ты как со своей?
— Да никак…