Немтырь
Шрифт:
Позавтракал, пошел к кедру, достал карабин Мишки-бродяги, принес в избушку, поставил в угол. Срезать метки на прикладе не стал, незачем. Если кто-то придет, все равно без объяснений не обойтись. Пересчитал запас патронов. Хватит, чтобы отбиться от нападавших. Достал на лабазе кусок кожи, стал шить кобуру для револьвера, подобную той, что видел у милиционеров. В кармане куртки носить пистолет неудобно, поэтому сшил мешочек с лямками, повесил на ремень. В последующем с наганом не расставался ни на минуту. Закончив скорняжные работы, проверил огород. Порадовался заметно поднявшимся за время отсутствия колосьям овса и пшеницы, цветущей картошке.
До вечера оставалось достаточно времени. Далеко в
Вечером, не зажигая лучины, вышел на улицу с тетрадкой, пересматривая старые записи. Долго вспоминал прошедшие дни. Определился, написал новую заметку: «Июля 15, года 1939. Потерял Юриса. Встречался со староверами. Ходил на север за перевалы. Отдал желтые лепестки хозяевам».
За делами и заботами незаметно пролетело лето. В начале сентября, когда пожухла ботва, выкопал картошку. Накопал больше двадцати ведер. Половину отложил на семена, остальную, для еды, решил использовать экономно. Теперь мог позволить себе класть по одной картофелине в суп.
Значительная часть времени ушла на подготовку к хранению запасов. Пришлось вырыть большой погреб, отделать внутри толстым деревом от мышей. Специально для зерна построил еще один лабаз с деревянными ларями от птиц и грызунов.
После уборки картошки ножом срезал овес и пшеницу. Вручную отделил зерна от шелухи, продувая каждый колосок ртом. Овса получилось два мешка, теперь Янис мог печь лепешки два раза в неделю. Пшеницы набралось полведра, всю ее оставил на посадку.
Собрав урожай, до холодов два раза сходил в зимовье Снигуров. Перенес имевшиеся там продукты к себе — все равно теперь они никому не нужны.
Этой осенью выдался богатый урожай кедрового ореха. Дождавшись падалку, сложил перед зимовьем огромную гору шишек. Потом, не разгибая спины, рубелем на бревне шелудил их, просеял на сите, провеял, высушил в избушке. Ореха получилось так много, что некуда было складывать, пришлось строить еще один лабаз с ларем. Однако места все равно не хватило, вошла только половина урожая. Оставшуюся часть рассыпал на нарах толстым слоем.
В этот сезон юноша был подготовлен к зиме лучше, чем в первый год. Теперь у него было достаточно хлеба, картошки и даже сладостей. Меда, что дали ему староверы, хватило на всю зиму.
Перед началом промысла все же хотел сходить в деревню, как мечтали с Юрисом. Надеялся хоть раз увидеть мать и сестру, встретиться с любимой девушкой. Янис был уверен, что Инга ждет. Эта вера крепила дух. Однажды вечером собрался в дорогу, но ночью приснился предупреждающий сон. Отец с братьями, Юрис сидят у них дома на веранде под стеклом, обедают. Он просится к ним, стучит в закрытую дверь: пустите! Но те его не слышат. Продолжил стучать. Отец выглянул в окно, отрицательно покачал головой: тебе с нами нельзя! И все удалились в глубину дома. Посмотрел вокруг: на заборе сидят вороны, во дворе мечутся куры. Где мать с сестрой? Никого нет. В огороде, на парнике для огурцов, с краю, сидит Клим-гора. Молча смотрит на него. Янису страшно от мысли, что разбойник его сейчас будет убивать. Но тот спокоен, руки скрещены на груди. Посмотрел на темное небо, сказал лишь: «Не ходи!» И исчез.
Янис проснулся, подскочил на нарах, схватил револьвер из-под стола. От страха не мог понять, где находится. Потом сообразил, вышел на улицу. Снаружи пушистый снег, навалило около полуметра. Вернувшись, лег в темноте, не смыкая глаз. Пролежал до утра, пока Елка не попросилась на улицу. Снега добавило, впору
Короткий день и бесконечно длинная ночь этой суровой зимы изматывали. Пропадая на охоте, парень старался утомить себя, чтобы как можно раньше лечь спать. Однако молодость быстро восстанавливала силы, поднимался задолго до рассвета. При свете лучины, дожидаясь нового утра, не знал, куда себя деть. Едва серые сумерки разбивали тени и можно было различить деревья от снега, шел в тайгу. Надолго задерживался там, строил новые ловушки или тропил соболиные следы.
* * *
Весна пришла, как молодая, красивая невеста. Разбудила мир доброй улыбкой ласкового солнышка: просыпайтесь, живые души! Плодитесь и размножайтесь! Природа ожила. Дикая, глухая тайга засвистела, запела, затявкала, зарычала. Вскружила голову чудесным запахом протаявшего снега, терпкой хвои, сухого дерева. Однажды, проснувшись утром, Янис не поверил своим ушам. Где-то рядом за стеной токовал глухарь. Выглянул в окно — точно! В огороде сидит огромный петух. Рядом, на рябине, квохчут две кополухи. Что заставило их прилететь сюда с осиновой горы неподалеку, где у них был ток, непонятно. На шум крыльев прилетел еще один глухарь, сел на кедр, заиграл древнюю песню любви. Глухарки спорхнули на землю к токовику. Тот, недолго думая, натоптал сначала одну, потом вторую. Довольный и гордый, забегал по поляне. Опоздавший петух бросился к сопернику. Завязалась драка, которая не обошлась без выбитых перьев.
Слышавшая через бревна переполох, Елка тихо скулила, царапала лапой дверь: пусти меня, хозяин! Янис пригрозил пальцем:
— Это наши глухари, домашние! Их нельзя трогать.
С того памятного утра птицы стали постоянными гостями. Курицы свили гнезда, отложили яйца, из которых потом вылупились птенцы. Летом Янис часто видел сбившихся вместе кополят (птенцов), бродивших у него между картошкой и грядками. Собака их не трогала, считая своими. Глухарки первое время боялись ее, но потом привыкли.
С наступлением весны у Яниса прибавилось хлопот. В этом году опять решил расширить огород. Для этого надо было вырубить несколько десятков деревьев, выкорчевать пни, убрать кустарники, перекопать землю на два раза. В этом году решил посадить столько картошки, пшеницы и овса, чтобы не ограничивать себя ни в чем. Подготовил три грядки для лука, моркови и чеснока. Семена овощей хотел спросить у старообрядцев. Часто вспоминая мед, надеялся выменять на две собольих шкурки пчелиную семью.
Старообрядцы не обманули. Пришли на место встречи на четвертый день после Троицы. Дмитрий и Андрей приехали на лошадях, которых он им отдал в прошлом году. Вместе с ними пришел рослый, годовалый жеребенок. Однако лошадей оставили на своем берегу, переплыли к нему на лодке. Широкими, белозубыми улыбками приветствовав его, были приятно удивлены:
— Надо же, думали не перезимуешь, — первый раз за все время знакомства протянув Янису руку, обрадовался Дмитрий. — Один жил или с братом?
— Один, — сознался он, не скрывая своей участи.
— Тяжело в единении?
— Тяжело.
— Да уж. Одному гору не свернуть, знаем, — внимательно заглядывая в глаза, с намеком продолжал Дмитрий. — Кабы был единоверец, помогли бы твоему горю, приняли к себе.
Понимая к чему он клонит, Янис молчал, а тот добивался своего:
— Да и жениться тебе пора. Без жены-то из чашки одной ложкой не хлебается. У нас вон, — весело посмотрел на младшего брата, — Андрейка осенью молодую жену в дом привел, скоро отцом станет. — Прищурил глаза, недвусмысленно предложил: — У нас есть молодки, которым надо кровь разбить. В деревне-то почти все родственники.