Ненавижу тебя, Розали Прайс
Шрифт:
– Да! Нильс, хватит! Я поняла! Перестань! – кричу я, выгибаясь и извиваясь под ним.
– Поняла что? – издевается он, не останавливаясь и принося уже жуткую боль в животе, лишая меня сил. Он делал это зверски неправильно!
– Нельзя… кидать подушкой.. В тебя… Пожалуйста, я больше не могу! – смеюсь я, но через несколько секунд, и сам парень убирает свои руки, сев и рассматривая меня с верху. Мы оба прерывисто дышим, смотря в потолок. Это было нечто детским, но до ужаса адским!
Я прикрываю глаза, сдержав накопившуюся влагу на глазах, тяжело дыша, и переводя дыхание.
– Приходи в себя, Прайс. Неужто смех так сбил
– Ты не находишь свои забавы свирепыми? – шепчу я, кладя руку себе на живот, чувствуя, как тот дрожит в ответ.
– Щекотка? Нет, это игра, Роуз.
– Это больно и нестерпимо ужасно, Веркоохен, – сдерживая себя, но все же с укором я пронзаю его глазами полны обиды.
– У тебя кукольная талия, и нежная кожа, Роуз, – усмехнулся парень, заставив меня недоверчиво привстать на локтях. – Я был прав, когда сказал и мужчинах, что не посягнули на твою честь? Надо же, Прайс, я поражен твоей выдержкой!
– Что? – нервно рассмеялась я его словам, которые твердили, что парень смел потрогать мой живот и талию намеренно, создавая иллюзию нещадной игры в отместку глупо запущенную ему в лицо подушку. Но мне становится не смешно, когда он не искажается в улыбке, а наблюдает за мной с интересом, с меня же любая усмешка сползла моментально. Сердце дернулось в груди, а обескураженность поразила мои глаза.
– Ты действительно подлый, Нильс, – резко поднимаюсь я, подползая к краю кровати, спуская ноги. Сейчас мне лучше быстро уйти, чтобы не разозлиться больше, или же и вовсе не сорваться. Как он не понимает, что условия поставлены отнюдь не из-за прихоти, и я бы никогда не совершала таких ошибок – создавая с ним условия о своем собственном выживании. Он сам предавал свои слова! Обида заиграла во мне, как и вновь заполнившиеся глаза слезами.
– Неужели, Рози, ты обиделась? – спрашивает он несколько недоверчиво, когда я застегиваю второю застежку на сапожке, готова броситься к двери.
– Ты сам все портишь, Нильс! Я выполняю твои наказы, ты – не дотрагиваешься к моему телу. Сейчас ты действительно поступаешь со мной жестоко, и перечишь самому себе, – ослабленная его выходкой, прошептала я, осознавая, что он не придерживается даже своих собственных правил. Тогда, какое понимание, может воцариться между нами? Точно знаю, что так такую оплошность – непослушание, он бы быстро приструнил меня!
– Ладно, Прайс. Брось, ладно? Нелепая шутка, – тихо смеется он, но я не обращаю внимание, и хватаю пальто с кровати. Я не хочу его сегодня больше видеть, совсем. Но так как Нильс все решает, и ему не хочется, чтобы я ушла именно так, Веркоохен вновь усаживает меня на кровать, крепко притягивая к себе за запястье.
– Нильс, мне нужно идти на пары, – говорю я, не желая выказывать всю свою обиду и тем более ощущение, что я получила его чудовищной выходкой! Была бы я иной, давно легла бы в его кровать, искупив свои грехи за одну ночь, и став спокойно проживать в соседней комнате. Но сейчас лечь с ним и почувствовать его руки на собственном теле – равняло адскому жжению, уже не думая о том, как бы он глумился надо мной, принуждая к близости.
– Первой все равно пройдет физкультура, – говорит он, избавляя меня от каких-либо движений, заставив очутиться в его кровати в обуви, которую я максимально близко
– И все же, мне лучше уйти.
– Это решу я сам, Розали, – самодовольно проговорил Нильс. Я отворачиваюсь от него, в то время как он наклоняется над моим лицом, легко улыбаясь. Он выбил меня из себя, но хочет вернуть мне настроение или продолжить лютые игры? Это глупо. Зачем он делает то, что не хочет? Веркоохен хотел показать, что манипулирует мной – показал? Я сама это прекрасно знаю, потому что поддаюсь, – Перестань так огорчаться. Это действительно была шутка. Если бы я хотел пройтись по твоему телу, я бы это сделал, но у нас действительно сговоренность и я не могу переступить эту черту и утратить такой ценный кадр в твоем лице.
– Тогда зачем? Это нелепо. Это глупо с твоей стороны.
– Я не предполагал, что ты ставила это условие далеко не из-за нашей близости. Я так понимаю, ты скрываешь иное, – задумался Нильс, отпуская мое запястье. Я обнимаю себя за плечи, думая о том, что это не наилучшей, но правдивый факт, который сказал Веркоохен. Парень подлезает к моим ногам, вновь расстегивая сапоги, и я подтягиваю ноги под себя уже без них.
Становится как-то странно. Обидно до сих пор, и даже отвратительно играть роль марионетки в его игре.
– Ты хочешь контролировать меня, но не можешь контролировать себя самого. Ты не можешь так поступать впредь, – тихо проговариваю я, закрывая глаза, и качая головой.
– Теперь я буду знать, Прайс, что ты и вправду так неприкасаема, – устало, протянул он, – Ложись, на подушку, – говорит он, а я меняю положение из вертикального в горизонтальное. Веркоохен ложится не далеко рядом со мной, и я смотрю на него. Пока тот вновь устремляет взгляд в потолок.
Он практически признал свою вину, не так ли? Значит, он понимает свою неправоту. А это не так уж и плохо. Но, тот факт, что я могла уйти обиженной, не слишком понравилось ему. Или же он понимал, что раз обошел мои правила, я подамся на попятную, отрекаясь от его указов. Так бы оно и было, если бы я подала бы сомнению его слова и уговор.
– Ты бываешь добр, но проявляешь грубость и жестокость, даже, безжалостность. Это только со мной, или со всеми? – спрашиваю я, не понимая, почему я вообще хочу с ним поговорить об этом, тем более в такой момент.
– Ты мне никто, Прайс. Мне плевать даже на то, жива ты или мертва. Твое дело слушать меня, а мое – не проявлять интереса к твоему телу, – холодным тоном заявляет парень, устремив на меня ледяные глаза, со серьезным лицом разглядывая меня.
В этот момент, казалось, что-то нещадно сломилось что-то внутри, когда сердце с болью кольнула, в глаза в момент пустили две дорожки слез. Я была ему крайне безразлична, как и тряпичная старая кукла на чердаке.
– Ты так яро меня ненавидишь, Нильс, – прошептала я, не зная, спрашиваю я или утверждаю сказанное мной. – Ты делаешь мне больно, проявляя свою жестокость ко мне. Поступая со мной так бесчеловечно, ты не сеешь доверия и моего прислуживания твоим наказам.
– Перед тобой я не буду извиняться, не смотря, что я поступил так опрометчиво. Возможно, я и проявляю к тебе более рьяные чувства жестокости, но совсем малость, удерживая границы. Я еще не забыл, с какой именно причины, ты стала исполнять мои требования, и никогда этого не забуду.