Ненавижу Волкова!
Шрифт:
Киваю, как болванчик, не в силах вымолвить ни слова. В горле стоит ком размером с кулак, на глаза наворачиваются слезы. Господи, да за что же это все? Чем мы провинились перед небесами, что на нас обрушилось столько несчастий?
Медленно бреду к жестким пластиковым креслам, плюхаюсь на сиденье. Бездумно смотрю в одну точку, комкая в пальцах несчастный шарф. В голове звенящая пустота. Ни единой мысли, ни проблеска надежды.
И только теперь, оставшись в одиночестве, понимаю весь ужас ситуации. Ведь если с Лешкой что-то случится, если он не выкарабкается — я этого просто
Слезы текут по щекам, но я не пытаюсь их останавливать. Да и какой смысл? Сейчас мне как никогда нужно выплакаться. Излить в рыданиях всю боль, страх и отчаяние. Иначе эти чувства просто разорвут меня изнутри.
И я плачу. Горько, надрывно, до опустошения в груди и звона в ушах. Плачу, уткнувшись лицом в колючую бахрому шарфа. Раскачиваюсь взад-вперед, как психическая, что-то бормоча себе под нос. Молю Бога, Вселенную, кого угодно — лишь бы Леша выжил. Лишь бы открыл глаза, лишь бы снова улыбнулся своей чудесной, лучистой улыбкой.
Проходит час, другой — а я все сижу в коридоре, комкая несчастный шарф. От слез опухли веки, в голове гудит, как с похмелья. Но мне плевать на свой внешний вид. Сейчас меня волнует лишь одно — когда же, наконец, станет известно хоть что-то о состоянии Алекса?
Наверное, я задремала, потому что вздрагиваю, когда на плечо ложится тяжелая мужская ладонь.
— Ника? — раздается над ухом до боли знакомый голос.
20
Сонно моргаю, фокусируя взгляд на лице Макса. Надо же, все-таки приехал… И судя по его усталому, измученному виду — мчал сюда сразу из офиса. Впрочем, чему я удивляюсь? Это же его родной брат, как-никак! Естественно, Максим будет сходить с ума от волнения.
— Привет, — хрипло произношу, неловко поднимаясь с кресла. — Ты как? Держишься?
Он криво усмехается, пожимая плечами. В глазах — бездна тоски и боли.
— Не очень, если честно. Врачи пока ничего не говорят. Состояние тяжелое, прогнозы неутешительные… Черт, да я места себе не нахожу! Лешка ведь мой младший, я за него в ответе. А тут…
Его голос прерывается, плечи поникают. Господи, кажется, Макс вот-вот расплачется! Первый раз вижу его таким — слабым, потерянным, совершенно раздавленным. Сердце сжимается от острой жалости.
— Эй, ну ты чего? — шепчу, порывисто обнимая Волкова. Обхватываю руками поперек груди, утыкаюсь лбом ему между лопаток. — Держись, слышишь? Все будет хорошо. Леша сильный, он справится. Ему сейчас наша поддержка нужна, а не вот это вот всё.
Макс судорожно выдыхает. На секунду его ладонь накрывает мои сцепленные пальцы. Всего лишь мимолетное прикосновение — но от него по телу пробегает электрический разряд.
Внезапно остро, почти физически ощущаю его близость. Жар мужского тела, запах одеколона вперемешку с больничными ароматами. Черт, да что же это такое? Его брат в реанимации, а я, дура, о всякой ерунде думаю!
Смущенная собственными мыслями, резко отстраняюсь. Отхожу на шаг, нервно одергивая пиджак. Макс оборачивается. Смотрит на меня в упор, пытливо и напряженно. Будто пытается отыскать
— Спасибо, что приехала, — бесцветно произносит он, отводя взгляд. — Лешке повезло с такой девушкой как ты. Ты правда его любишь, да? Несмотря на вчерашнюю ссору и… все остальное?
Меня бросает в жар от стыда и вины. Ну конечно, Макс помнит про наш секс. И явно корит себя за то, что "увел" девушку у брата, воспользовался моментом слабости. Черт, ну почему все так сложно? Почему я не могу просто взять и признаться им обоим в своих чувствах?
— Люблю, — тихо отвечаю, пряча глаза. — Сейчас поняла, как сильно люблю. И прощения хочу попросить — за свою дурость, глупость, неверность. Господи, да я что угодно отдам, лишь бы с ним все было хорошо!
Голос предательски срывается. К горлу подступают рыдания — жгучие, обжигающие, почти истерические. Закрываю лицо ладонями, глотая слезы. Плечи мелко вздрагивают от сдерживаемых всхлипов.
— Тише, тише, — Макс осторожно привлекает меня к себе. Гладит по волосам, прижимает к твердой мужской груди. — Не плачь, Ника. Все образуется, слышишь? Леха поправится, вот увидишь. И вы еще будете счастливы вместе, назло всему.
Его слова утешают и ранят одновременно. Счастливы с Алексом — как горько-сладко это звучит! Но почему тогда от объятий Макса мое сердце совершает кульбит? Почему мысли путаются, а к щекам приливает румянец? Черт, кажется, я окончательно запуталась…
Внезапно до боли хочется признаться ему. Рассказать, что чувствую на самом деле. Что люблю их обоих — неистово, полно, до сумасшествия. Что разрываюсь между долгом перед Алексом и безумным, всепоглощающим желанием быть с Максимом.
Но я молчу. Стискиваю зубы, глотаю застрявший в горле вопль. Нет, сейчас не время и не место. Леша борется за жизнь, Макс сам не свой от горя и волнения. Какие уж тут признания в любви? У нас есть дела поважнее. Выхаживать и ставить на ноги дорогого нам обоим человека.
Отстраняюсь, неловко переступая с ноги на ногу. Вытираю слезы тыльной стороной ладони. Киваю каким-то своим мыслям и нахожу в себе силы выдавить слабое подобие улыбки.
— Ты прав. Лешка обязательно справится. А мы будем рядом и поддержим его. Ему сейчас это очень нужно.
Макс кивает, пряча горящий взгляд. О чем он думает — не понять. Да и надо ли мне это? Сейчас между нами не должно быть никаких недомолвок и секретов. Только искреннее беспокойство за Алекса и готовность прийти на помощь.
— Ладно, пойду узнаю у врачей последние новости, — бросает Волков, отворачиваясь. — А ты пока посиди здесь, никуда не уходи. Как только что-то станет известно — сразу сообщу.
Согласно киваю, провожая его печальным взглядом. Какой же он все-таки надежный, сильный. Настоящая скала, опора в трудную минуту. И как только умудряется держать себя в руках, не поддаваться панике и отчаянию?
21. Макс
Я смотрю на Нику, и сердце сжимается от боли и нежности. Такая хрупкая, потерянная, совсем еще девчонка. А уже столько всего навалилось, бедняжка. Разрыв с Лешкой, моя неуклюжая попытка утешить. А теперь еще и этот ужас с аварией…