Ненавижу Волкова!
Шрифт:
Отворачиваюсь, до хруста стискивая пальцы. Нет, не смей раскисать, Макс! Ты должен быть сильным, должен держаться. Ради Ники, ради брата, в конце концов. Кто-то ведь обязан сохранять ясность рассудка и принимать взвешенные решения.
Устало прислоняюсь лбом к прохладной больничной стене. Перед глазами проносится чередой лихорадочных образов наше с Лешей детство. Как мы носились по двору наперегонки, гоняя мяч. Как строили шалаши на даче и жарили картошку на костре. Как мама заплетала ему смешные косички, а он вопил и вырывался…
Мама. Господи, как же
Но мамы нет уже четырнадцать лет. С тех пор, как та злополучная электричка унесла жизни наших родителей, мы с Алексом остались вдвоем. Мне тогда едва исполнилось восемнадцать, ему — четырнадцать. Совсем еще пацаны, по сути.
Но я не мог себе позволить раскиснуть, сломаться. У меня на руках оказался младший брат — напуганный, потерянный мальчишка, в одночасье лишившийся самых близких людей. И я поклялся, что заменю ему отца и мать. Дам все, что смогу — внимание, заботу, любовь.
С тех самых пор моя жизнь крутится вокруг Лешки. Я тяну нас обоих — учусь, работаю как проклятый, карабкаюсь вверх по карьерной лестнице. Параллельно вытаскиваю брата из всех передряг, решаю его проблемы, глажу по головке. Леша — мой якорь, моя пуповина. Все делаю ради него.
Даже с личной жизнью завязал, можно сказать. Какие уж тут романы, когда на тебе ответственность за пацана-сорванца? А девчонки быстро сбегают, едва чуют, что ты по уши в делах и вечно пропадаешь на работе. Так что плюнул я на все эти любови-моркови. Не до них как-то.
И вдруг — Ника. Ворвалась в мою жизнь ураганом, выбила почву из-под ног. Умница, красавица, с характером, огоньком. Глаз не оторвать, сердце заходится как бешеное. Я и опомниться не успел, как по уши втрескался.
Только вот незадача — она с Лешкой. Счастливы, влюблены, строят планы на будущее. Куда уж мне, старшему брату, с моими запоздалыми чувствами? Так, погавкаю в сторонке и отвалю. Пусть живут, радуются. Главное, чтобы Алексу было хорошо.
А потом случилось то, чего я никак не ожидал. Братец вдруг сам отказался от Ники, разорвал помолвку. Мол, разлюбил, остыл, хочет свободы. Вот тут-то я и потерял голову. Решил, что это мой шанс. Что если Леха больше не претендует на руку и сердце девушки мечты, то можно действовать.
Повел себя как мудак, чего уж там. Откровенно говоря, воспользовался ситуацией. Ника убита горем, раздавлена разрывом с любимым человеком. А я что? Полез лизаться-миловаться, в постель ее затащил как похотливый кобель. Тьфу, сам от себя противно!
Но тогда, в тот миг, я ни о чем не думал. Сорвало башню напрочь, вот честно. Столько лет мечтал об этой девчонке, столько сдерживался из последних сил. А тут как плотину прорвало. Адреналин, похоть, безумная надежда — все смешалось, ударило в голову пьянящим коктейлем.
А наутро Ника сбежала. Вот так вот просто — собрала вещички и свалила по-тихому, даже записки не оставила. Понимаю, сам виноват. Разве ж можно так, с наскока, с
Первой реакцией была злость. Обида жгучая, до боли где-то под ребрами. За что, Ника? Я же люблю тебя, жить без тебя не могу. Неужели для тебя это был просто перепихон по-быстрому? Вроде как Лешке назло, с его братцем-неудачником?
Потом пришло осознание. Да нет же, дурак я! Просто все произошло слишком быстро, девчонка испугалась собственных чувств. Запаниковала, не справилась с эмоциями. Вот и сделала ноги, чисто по-женски. А любит-то, небось, по-прежнему Алекса. Его одного, родного.
Что ж, справедливо. Ника четыре года ждала предложения руки и сердца от моего непутевого братца. Надеялась, верила, строила планы на совместное будущее. А тут я, такой весь из себя принц не пойми на чем, лезу целоваться и в любви признаваться. Кто бы на ее месте не сбежал?
Тяжело вздыхаю, выныривая из воспоминаний. Сколько можно убиваться, Макс? Хватит уже страдать и копаться в себе. Не время и не место. Сейчас главное — вытащить Лешку с того света. А там видно будет, как жить дальше.
Если честно, я почти уверен, что Ника по-прежнему любит брата. Даже после всего случившегося, после его подлого предательства. Разве стала бы она так убиваться, примчалась бы сломя голову в больницу — будь ей плевать на Алекса? Как же, разбежался!
Нет, тут все ясно как божий день. Никины сомнения и колебания — лишь минутная слабость. Смятение чувств на фоне стресса и неожиданного разрыва. А любит она Лешку, к гадалке не ходи. Всегда любила, только его.
Что ж, так тому и быть. Я должен смириться и отпустить. Сделать так, чтобы эти двое помирились и снова были счастливы. Плевать на собственные чувства, на боль и разочарование. Лишь бы брат жил, а Ника радовалась рядом с ним. Уж я-то постараюсь, приложу все усилия.
Встряхиваюсь, расправляю плечи. Иду к стойке регистрации, спрашиваю у медсестры про состояние Алекса. Умоляю, почти требую пустить меня к нему. Обещаю не мешать, не лезть под руку врачам. Мне бы только посмотреть, убедиться, что жив. Что борется, не сдается.
Сестричка колеблется, но в конце концов сдается под моим напором. Окидывает меня оценивающим взглядом, цокает языком:
— Ладно уж, проходите. Только недолго и не шумите. Он в палате интенсивной терапии, третья дверь слева по коридору.
Благодарно киваю, сдерживая желание расцеловать ее прямо здесь. Стремглав несусь в указанном направлении, распахиваю дверь. Застываю на пороге как громом пораженный.
Лешка лежит на узкой больничной койке — бледный, неподвижный. Всюду трубки, датчики, провода. Писк аппаратов, мерное гудение систем жизнеобеспечения. У меня волосы встают дыбом от этого зрелища. Неужели все настолько серьезно?
На негнущихся ногах подхожу ближе. Опускаюсь на стул рядом с кроватью, беру Алекса за руку. Поразительно, какая же она холодная! Словно у мертвеца. Господи, да за что же нам это все? Что мы такого сделали? Чем провинились перед богом?