Необручница: На острове любви
Шрифт:
— Что ты наделала, Ана?!
Трясущимися руками я начала собирать такую хрупкую композицию, которая ранее показалась мне относительно прочной. Слёзы страха, сожаления и стыда градом покатились по моим щекам. Госпожа взялась меня утешать и помогать собирать осколки. Я порезалась одним из них, но даже не заметила кровь, будучи напуганной последствиями.
— Я принесу тряпку, и мы унесём всё это в мастерскую. Не плачь, Ана, её починят…
Как могли починить то, что распалось на сотню кусков? Я знала, что добрая госпожа меня утешает. Она, попросив ещё раз меня успокоиться, вышла из кабинета и быстро вернулась встревоженная:
— Ана! Брис приехал раньше, чем обещал!
Состояние моё грозило скатиться в обморок, но госпожа ещё раз выглянула за дверь, прислушалась и потащила меня к шкафу, стоящему рядом с рабочим столом хозяина.
Шкаф был разделён на две секции. В широкой на полках хранились документы по работе и справочники, которыми сир Брис пользовался чаще прочих. В узкой висел бархатный тёплый шлафрок, который хозяин надевал, если приходилось работать ночью, и он начинал мёрзнуть в этом огромном кабинете.
— Полезай в шкаф, Ана, и ничего не бойся! Я отвлеку мужа, а когда мы уйдём, ты потихоньку вернёшься в свою комнату. И не выходи из неё, поняла? Ты себя сегодня плохо чувствовала, а я разрешила тебе отдохнуть. Ты поняла, Ана? И молчи, ради Основателей, ни звука!
Про звук можно было меня и не просить, если только госпожа не имела в виду мои рыдания. Она успела меня впихнуть в узкий шкафчик — я уткнулась носом в шлафрок хозяина и затаила дыхание в тот момент, когда он сам, собственной персоной, появился в кабинете.
— Вот ты где спряталась от меня, любимая! — игриво он поприветствовал супругу, без слов обвившую ему шею руками.
Рассыпанные на ковре осколки он заметил в следующую минуту, но сирра Амельдина не дала ему шанса на возмущение, затараторила, покрывая мою неуклюжесть своей. Призналась, что в ожидании мужа решила смахнуть пыль с подарков и разбила самый ценный.
Сир Брис не знал, что и сказать. Он поднял один из кусков, посмотрел на свет, и его протяжный вздох подтвердил мои опасения: скульптура восстановлению не подлежала. Но расстраивался он недолго. Госпожа повисла у него на шее с обещанием отработать свою неловкость. Господин соображал.
— Пойдём, Брис! — она потянула его к двери за руку. Но хозяин остановил её.
— Подарок от Его величества был очень ценный, Амели… — неожиданно его тон заговорщически понизился, — и расплачиваться будешь там, где совершила преступление.
Повисла пауза, заполненная звуками поцелуев. В дверце были щели на уровне глаз, и пока я не видела Эдрихамов, стоящих вне поля моего зрения. Но я боялась, что если они задержатся в кабинете, то сир Брис почувствует моё присутствие. С его-то поисковой магией видеть сквозь стены — почувствовать меня, завернувшуюся в его шлафрок!
И всё же он не ушёл. Подхватил госпожу и усадил её на стол, задирая на ней юбку. Сирра оттолкнула его, смеясь, потянулась к поясу на его брюках и развернула мужа к столу.
До этого я лишь на мгновения становилась свидетелем их занятий любовью, но теперь мне предстояло увидеть всё от начала до конца, если только госпоже не получится соблазнить мужа кроватью. Однако, похоже, нестандартная ситуация настолько его завела, что он даже в мою сторону не смотрел.
Шлафрок пах им, сиром Брисом. Его парфюмом и остаточным ароматом мятных трав, которыми он иногда набивал свою трубку и баловался дымом, чтобы очистить лёгкие от пыльной шахты. Почему я вдруг так остро почувствовала все эти запахи, и почему они так взволновали меня? Виной был день, полный соблазнов, или сопровождаемая шумным дыханием сцена в двух метрах от меня?
Госпожа стащила брюки с супруга, усаженного на столе, и потянулась к любимой игрушке, напрочь забыв о моём существовании…
Сир Брис был высоким темноволосым блондином с отлично выраженной мускулистой фигурой. Широкие плечи, плотный торс и крупные, но красивые руки с ухоженными ногтями; военная выправка, прямой некрупный нос, строгий сосредоточенный взгляд голубых глаз, аккуратная бородка с усами и лёгкая щетина, убегающая на шею — такими, должно быть, некогда явились Основатели своему народу. И народ сразу почувствовал властность в тех красавцах, упал на колени и был готов на любые приказы… На любые… приказы… Многоликая матерь! Я схватилась за шлафрок зубами, трогая шершавую поверхность бархата языком…
Госпожа, обхватив его в кольцо пальцев, унизанных перстнями, сначала несколько раз прошлась языком вдоль всей длины, вызывая у мужа вздох, а потом решительно обхватила губами верх. Мужской стон проник в меня, заставляя пульсировать мой комок, образовавшийся в низу живота. Господин смотрел на супругу, совершающую движения вниз-вверх, взглядом покорного раба, одурманенного маковым молоком.
Она скользила ртом, периодически отстраняясь, чтобы отдышаться, но не прекращая движение рукой, как я поняла, имитирующей большой рот, ведь её аккуратный не смог погрузить в себя даже половины этого розового чуда. Стоны сира Бриса становились громче, он уже не наслаждался — молил о долгожданном… Я не знала, какое слово подходило лучше. Для меня пока «конец» означало прекращение криков за моей стенкой. Господин вдруг протяжно вздохнул, прекратил упираться руками в стол и наклонился к супруге, пытаясь её оторвать от себя и поцеловать. Но она отрицательно качнула головой, не собираясь расставаться с любимой игрушкой, и только усилила свои действия.
Я перестала соображать, сцепила зубы на ткани, чтобы не издать ни единого шумного вздоха. Всё моё внимание сконцентрировалось на тех движениях…
Язык, погружение… Вверх-вниз ртом…Ещё…
Скольжение руки…
Сир Брис замычал, издал долгий ах и охватил пальцами затылок супруги.
— А-ме-ли-и-и! — рык сотряс его, госпожа замерла у его бёдер, пока господин сам двигал ими, сначала судорожно, а потом всё медленнее и медленнее.
Со мной творилось примерно то же самое, но я помнила, что если обопрусь о стенку шкафа, могу нечаянно открыть дверь, и тогда… Лучше об этом не думать!
— Ты сегодня… — он не успел договорить, потому что рот моей госпожи накрыл его губы.
Они целовались. Их ласки не походили на признак завершения лицедейства. Наоборот, мои хозяева стали раздеваться, не особо заботясь о целостности одежды. Минуты две — и два обнажённых тела стоят возле стола. Сир Брис ухватился за бёдра жены, приподнимая их, но она и на этот раз не позволила управлять собой. Сказала короткое «ложись», показывая на стол перед собой, и сир Брис улёгся на спину, ногами в мою сторону.