Неотступный. Цена любви
Шрифт:
Глаза застилает пелена, а из груди вырывается всхлип. Чертов алкоголь заставил меня расслабиться и теперь от проносящихся в голове воспоминаний не удается отгородиться.
Браун преодолевает короткое расстояние между нами и оказывается на соседнем кресле. Выстроенный за годы контроль разлетается в щепки от одного нежного прикосновения к моей щеке и слезы градом катятся по лицу.
— Расскажи мне, – тихо просит он.
— Мой отец болен и сейчас находится при смерти в больнице…
— Мне очень жаль, Элисон. Я с этим разберусь, – обрывает он меня на половине фразы. — Сегодня же свяжусь с лучшей клиникой в Нью-Йорке и договорюсь о переводе. Что с ним…
— Нет, нет, ты не понимаешь, Колтон, –
***
Ладонь на моем лице замирает и я встречаю непонимающий взгляд Брауна.
— Ты наверное решишь, что я сумасшедшая или бессердечная дрянь, но ты не знаешь как я жила, – стараясь взять себя в руки начинаю считать до десяти. — Мои родители поженились когда им не было еще и двадцати. Слишком скоротечный роман в колледже преподнес им сюрприз в виде незапланированной беременности, – начинаю я свою исповедь.
Браун придвигается еще ближе и это помогает мне дышать спокойнее.
— Матери пришлось бросить учебу ради заботы обо мне, а отец отказался от спортивной стипендии и перевелся на единственный факультет, где мог бы совмещать занятия и работу в автосервисе у дяди. Он был выдающимся футболистом, но отказался от карьеры чтобы обеспечивать семью. Раннее детство было неплохим, – вспоминаю я. — Мы с мамой много времени проводили вдвоем, а в редкие выходные папа даже брал меня на прогулки к озеру. Но чем старше я становилась, тем более редкими были дни проведенные вместе, а после того, как мать устроилась секретаршей в местную контору, я и вовсе почти всегда была предоставлена сама себе. Несмотря на это, меня всегда строго контролировали. Мне было непозволительно учиться плохо. Родители всегда твердили, что без образования в современном мире я буду нулем и в лучшем случае обслуживающим персоналом. Ну, а в худшем…по их мнению для девушки существовало не так много вариантов заработка кроме торговли собой.
— Они не имели… – возмущается Браун, но я не даю ему закончить.
— Да, знаю. Так себе мотивационные речи для восьмилетки, – усмехаюсь невесело. — Когда я окончила младшие классы родители стали ссориться все чаще. Скандалы в нашем доме не были редкостью, но в тот период все значительно усугубилось до ежедневных криков с летающей посудой. Причиной могло стать что угодно. В один из вечеров отец впервые ударил мать, – рассказываю я бесцветным голосом, глядя в конец самолета.
Браун грязно ругается и берет меня за руку.
— Можешь не продолжать. Я не должен был лезть к тебе в душу и просить выложить все.
Медленно качаю головой. Мне нужно рассказать все хоть кому-то. Мэтт долгое время был единственным, кто знал о моем прошлом, пусть и в общих чертах. Несмотря на неопределенность отношений с Колтоном, я все еще доверяю ему и если даже нам не суждено быть вместе, я хочу открыться тому, кого люблю.
— С тех пор отец пил все больше, работал все меньше, а злился все чаще. Так продолжалось три года. Однажды, когда мне было 12, я вернулась из школы и обнаружила, что маминых вещей не было в нашем с ней шкафу. Сначала я даже не поняла в чем дело, решила, что она сдала их в химчистку. Только спустя несколько часов до меня дошло, что вообще никаких ее вещей в доме не осталось. Я испугалась и позвонила отцу, а после его возвращения начался кромешный ад, – шепчу я. — В бешенстве он перевернул вверх дном весь дом и нашел записку, в которой мать писала, что уезжает из страны вместе со своим клиентом. Якобы, она перестала чувствовать себя любимой женщиной, устала терпеть побои и жить в долгах. Мне же она посвятила две строки, где говорила, что я уже взрослая и должна ее понять. Ни нового адреса, ни номера телефона она не оставила. Тогда мне казалось, что она просто боится отца,
По лицу Брауна невозможно сказать о чем он думает или чего сейчас хочет, но его глазах метают молнии.
— Она не вернулась за тобой?
— Ни на следующий день, ни через шесть лет. Я больше никогда ее не видела. Честно сказать, я даже не знаю жива ли она сейчас, – вяло пожимаю плечами.
— А ее родители? С ними она тоже не связывалась? – не унимается босс.
— Они погибли в аварии через два года после моего рождения. Я их даже не помню, а о других ее родственниках мне ничего не известно.
Колтон далеко не глуп и сам задает вопрос, которого я опасалась.
— Отец срывался на тебе когда-нибудь?
В его голосе слышится такой холод, что температура за бортом самолета кажется мне тропическим раем. Я отвечаю не сразу.
— В день когда мать бросила нас, он отвесил мне пощечину за то, что я хотела уехать вместе с ней.
Гробовая тишина расползается по роскошному салону частного джета.
— Это был единственный раз? – нарушает тяжелое молчание Браун.
— Нет.
— Как часто?
— Колтон, не думаю, что тебе нужно это знать…
— Ответь мне, Элисон!
Глубоко вздохнув закрываю глаза и продолжаю рассказ. Делать это не глядя на босса намного легче.
— С ее ухода он всегда был на взводе, особенно когда видел меня в форме для танцев. Кричал, что я выгляжу как шлюха, так же как моя мать. Со временем синяки стало прятать намного сложнее и мне пришлось бросить танцы. Но это не помогло улучшить ситуацию дома, отец всегда находил новую причину чтобы сорваться. Тогда я думала, что он переносил свою злость на меня из-за ухода мамы, винил в этом меня, но спустя годы я понимаю, что винил он вовсе не в этом. О нет, масштаб моих прегрешений был намного больше, ведь по словам отца одним своим появлением на свет я лишила его будущего. Ему пришлось отказаться от спортивной карьеры и тяжело трудиться на нелюбимой работе. И все это, чтобы обеспечить нас с матерью, а мы этого не заслуживали. Оказывается, я начала жить в долг сразу после своего рождения.
— Почему ты никому не говорила?
Браун встает и направляется за новой порцией виски.
— Ты должен понять, что я боялась его до ужаса. Он предупреждал, что если я проболтаюсь, он убьет меня до того, как приедет полиция или социальные службы.
— И никто не знал о происходящем с тобой все эти годы? – с сомнением спрашивает босс, возвращаясь ко мне.
Не хочется отвечать на этот вопрос, но понимаю, что теперь поздно отмалчиваться.
— Его мать знала. Она жила неподалеку и периодически навещала нас. Бабушка никогда не наблюдала этого лично, но при виде моих синяков всегда отводила глаза и никогда не спрашивала откуда они.
Медная жидкость выплескивается из стакана, когда босс с силой ставит его на подлокотник.
— Какого черта она ничего не предприняла?!
— Она его мать, – говорю я так, будто это все объясняет. — Думаю, она не хотела терять единственного сына.
— А как насчет единственной внучки?!
Вопрос повисает между нами без ответа.
— Отец распланировал всю на мою жизнь. После окончания школы, я должна была поступить на юридический факультет и построить успешную карьеру. Обеспечить ему безбедную старость и возместить все то, что по его мнению, он упустил из-за нас с матерью. У меня были все шансы получить стипендию в университете штата, но проблема была в том, что меня воротило от одной мысли связать жизнь с нелюбимым делом. Я абсолютно не представляла себя в роли юриста, который целыми днями возится с бумажками в душном офисе. Отцу об этом я даже заикнуться не могла, поэтому несколько месяцев настраивалась на то, что в итоге лишило меня дома.